Солнце!

3.1.

– Доброго утра, Уна! Надеюсь, я не заставил вас ждать? – воскликнул Евгений бодрым голосом. Казалось, столь ранний подъем был ему привычен, по крайней мере, выглядел он выспавшимся.

– Не шумите, умоляю! Возьмите это и пойдемте, любезностями обменяемся по пути.

Я вручила ему увесистую корзину и огляделась, прислушиваясь. Гостиница стояла, погруженная в тишину. За темными окнами я не заметила никакого движения. Конечно, повар и горничные наверняка проснулись, но они привыкли к моему распорядку и не станут задавать лишних вопросов.

– Что здесь? – спросил Евгений, шагая со мной рядом по дорожке. – Пахнет клубникой.

– Это и есть клубника. Если хотите, можете попробовать.

– Откуда она у вас, не сезон же? – он приподнял краешек белой тряпицы, прикрывавшей корзину, выбрал ягоду покрупнее и с недоверчивым видом отправил в рот. На лице его отразилось разочарование. – Не очень сладкая, если честно. Так чудесно пахнет, а на вкус как вата. Тепличная?

– Угадали. Неподалеку от города есть теплицы, там ее выращивают почти круглый год. Увы – сладости ей и впрямь не хватает, слишком мало света. Но все же недостатка в заказах теплицы не испытывают, хотя цена для всех, кроме местных жителей, весьма высока.

Вскоре выложенная плиткой дорожка перешла в обычную тропу: территория гостиницы кончилась, правда, это стало заметно не сразу. Косили траву, подрезали кусты и боролись с сорняками далеко за пределами клумб и лужаек. Особенно в такой близости с границей.

Мы двинулись вдоль реки на восток. Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, и краешек неба едва окрасился лилово-розовым, мягко отражаясь в тумане над водой. Стояла та особая тишина, какая бывает только ранним ясным утром, безветренным и свежим.

Евгений против своего обыкновения молчал, очарованный красотой зари. В полном безмолвии мы добрались до места: это был старый лодочный сарай с мостками. Несмотря на кажущуюся заброшенность, он содержался в порядке. Подойдя ближе, можно было заметить, что крепкие двери заперты на новенький замок, а мостки там и тут белеют свежими досками.

– Проходите, – велела я, открыла сундук в углу и достала брезентовый сверток. – Переоденьтесь, пожалуйста, я подожду снаружи, в лодке.

Я едва успела отвязать лодку и спустить ее на воду, как из сарая выглянул совершенно обескураженный Евгений. На нем были просторные штаны, кое-как подпоясанные широким ремнем, и сорочка. В руках он держал мятую льняную рубаху.

– Уна, скажите честно: вы решили надо мной подшутить? Зачем мне надевать эту ветошь? Вы только посмотрите, я похож на огородное пугало!

Волевым усилием я заставила себя смотреть ему в глаза, а не разглядывать очертания широких плеч и худощавого, но стройного и сильного тела под тонкой тканью. Теперь я смогла окончательно убедиться, что он прекрасно сложен, к тому же для человека, занимающегося фотографией, выглядит слишком хорошо развитым физически. Наверняка у него имелись и другие, более активные увлечения.

– Вовсе нет. Так надо, поверьте. Мы причалим к противоположному берегу. В этой одежде не раз ходили на Ту Сторону, поэтому будет лучше, если вы тоже наденете ее. Белье можете оставить, но часы, ремень, все металлическое и шнурки придется снять. Таковы правила.

Услышав о Той Стороне, он не произнес больше ни слова. Моментально скрылся за дверью, чтобы почти в тот же миг вернуться облаченным в выданный мною наряд. Признаться, выглядел он в нем действительно нелепо: рубаха без ворота висела на плечах, полностью обнажая ключицы (сорочку он тоже решил не надевать), рукава пришлось подвернуть, штаны болтались бесформенным мешком.

– Не смотрите на меня так, умоляю, – пробормотал он смущенно. – Я чувствую себя ужасно неловко, словно вышел к вам в пижаме.

– О, простите. Я лишь хотела убедиться, что все в порядке. Прошу вас, – я жестом пригласила его сесть в лодку, поставила корзину на дно между нами и оттолкнулась от берега.

Он хотел было отобрать у меня весла, но я велела вести себя спокойно и делать все, как я говорю. Евгений окончательно растерялся и сидел молча, глядя вперед. Мы плыли все так же на восток, и перед его взором сейчас открывался совершенно волшебный вид на реку, вода которой у горизонта сливалась с сиренево-розовым небом, а над берегами тянулась туманная дымка.

– Смотрите внимательнее и не делайте резких движений, – предупредила я, когда мы доплыли до поворота. – И не шумите.

– И что я должен… Обалдеть! Это же… Они настоящие? – он увидел их раньше меня и застыл, как громом пораженный. Я улыбнулась.

– Я знала, что вам понравится. Подождем немного, пусть они к нам привыкнут.

Я отгребла подальше от берега и остановилась, погрузив весла. За поворотом начинался очередной луг, сейчас, когда река разлилась от долгих дождей, совсем узкий. Они приходили сюда на водопой на рассвете и возвращались в лес, когда полностью вставало солнце. Всегда в ясные дни – никто не встречал их, если небо на востоке было затянуто облаками.

Единороги. Одни из редких существ с Той Стороны, которые подпускали к себе людей, не причиняя им при этом ни малейшего вреда. Добрые, кроткие, изумительной красоты создания.

Заметив лодку, они отпрянули от воды и замерли неподалеку, вытягивая длинные белоснежные шеи и с опаской глядя на нас влажными голубыми глазами. Сложением звери напоминали лошадей благородных скаковых пород, только меньше, изящнее. Все они были чистого белого цвета, от копыт до тонкого витого рога посреди лба, ни шерстинки другой масти.

– Откройте корзину, – шепнула я неподвижному Евгению. – Пусть почуют, что у нас есть гостинец.

Единороги не убегали, но и не приближались. Наблюдали, как лодка медленно причаливает, принюхивались, раздувая ноздри. Мы молча ждали.

Наконец, самый крупный фыркнул, переступая тонкими ногами, сделал первый несмелый шаг и склонил голову, будто пытаясь заглянуть через борт. Осторожно я взяла несколько ягод и вытянула руку. Зверь шагнул ближе и шелковистыми губами взял клубнику с ладони, обдав теплым дыханием.

– Вы тоже можете их угостить, если желаете, – тихо проговорила я. – Только не дергайтесь и не шумите. И держите руку так, чтобы можно было достать с берега, в воду они не заходят.

Евгений неуверенно вытянул ладонь, и тут же к ней устремилась узкая морда с бархатным бледно-розовым носом. Единороги сгрудились в стаю и ждали угощения, терпеливо, деликатно, не расталкивая друг друга и не пытаясь добраться до корзины.