Глава 2

Темные улицы, освещенные лишь отдельными факелами…

Факелами?! Какие, к черту, факелы?

Тем не менее, я осторожно беру один, выдергиваю из крепления и примеряюсь к очередной черной подворотне. Куда идти мне непонятно: вокруг нет ни одного знакомого здания. И потому – без разницы.

Позади сгущается тьма. Впереди неяркий теплый свет проявляет какую-то мерзость, на которую я даже не хочу смотреть. Но опасности от нее не исходит.

Что я здесь делаю и как сюда попала?

Нужно сосредоточиться. Я пытаюсь потянуть след, уловить хоть что-то в окружающих вибрациях, надеясь на опыт и интуицию, но они пока меня подводят.

Осторожно иду дальше и вдруг слышу шаги. Нехорошие шаги. И почему то сразу становится понятно, что это за мной. Захлестывает волна паники, и я бегу. Бегу, не разбирая дороги – все равно её не знаю. Под ноги постоянно попадаются камни, несколько раз я неловко наступаю в ямы, полные ледяной жижи.

Тени и всполохи мечутся по все сужающимся стенами. Мне кажется, впереди, просвет. Я делаю рывок, но кто-то – или что-то – хватает меня сзади за свитер. Время останавливается. Мы с преследователем замираем. Я слышу тяжелое дыхание человека – человека ли? Он выше меня.

И он хочет меня убить.

Медленно, как-будто действие происходит под водой, он заносит руку. Я чувствую это по движению воздуха. И за мгновение до того, как нож вонзается в мой бок, я резко поворачиваюсь, чтобы рассмотреть его лицо…

Со всхлипом выныриваю из кошмара и резко сажусь на кровати.

Сон ускользает сквозь пальцы, но я мысленно повторяю про себя все, что запомнила – это может оказаться важным. Как и то, что лица моего убийцы – или убийцы Тимура – я не увидела.

Что ж, этого сна следовало ожидать, после того, как я сняла отпечаток. Эти сны будут еще мучать довольно долго, все менее похожие на реальность. Мучать до тех пор, пока я не найду ответы.

Именно поэтому я решила проигнорировать требование куратора и главы Комитета не лезть в расследование.

– Мы сами займемся этим, Влада, – голос главы был сух, хотя за этой сухостью я различала нотки беспокойства. – Слишком странная ситуация. Вы работали над совершенно однозначным делом, которое не должно было привести… ни к чему такому.

Не могло. Но привело.

Но если я ничего не буду делать, то сойду с ума.

Я посмотрела на часы на прикроватной тумбочке и вздохнула. Пять часов. Что ж, можно и вставать. В раннем утре заключалась огромная энергия. Тем более, что я, как правило, и так высыпалась за несколько часов.

Утренние упражнения, аккумулирующие силу; душ; укладка; макияж. Я внимательно осмотрела себя в зеркало: темные, почти черные волосы в строгом пучке, что приглушало их яркость. Высокий рост, гибкое тело – я не могла похвастаться женственными формами, зато у меня были стройные ноги, идеально прямая спина и никакого намека на жир. Орехового цвета глаза – мамино наследство – и светлая кожа. Хорошо хоть не сгорала – на раскопках, которые я обожала, это мешало бы.

Мне нравилась моя внешность, но и в качестве студентки, и в качестве преподавателя я не выставляла её напоказ, а наоборот, делала более обыденной, что ли. Правда, даже себе не могла ответить на вопрос, делала ли я это из самозащиты или требований безопасности Комитета.

Налила себе кофе, включила телевизор, чтобы развеять тишину, и подошла к окну. Иногда меня накрывало чувство одиночества, и я даже подумывала, не завести ли кошку или любовника, но потом отказывалась от этой мысли – ни о той, ни о другом заботиться у меня не было бы времени. Вот если бы они были в состоянии занять себя сами…

Город уже просыпался. Я снимала квартиру недалеко от университета, в старой пятиэтажке без лифта и мне очень нравился этот район – и бурлящий проспект прям под боком, и парк, через который надо было идти к метро. Не знаю, каково это будет зимой, но сейчас только радовало. Сентябрь был изумительным – теплым, ясным, безветренным и пока еще не началась предзимняя мгла, даже утром можно было насладиться солнышком.

Телевизор бубнил, настроенный на центральный канал. Я практически не прислушивалась, пока слово не взял какой-то жизнерадостный идиот:

– Буквально несколько дней назад у нас был день знаний и вот уже новый праздник – Всемирный День Магии! Магия, как говорят, стала именно тем рычагом, что перевернула наш мир, и мы поздравляем сегодня всех магов и тех, кто имеет к ним отношение…

Дальше я уже не слушала.

Поздравляем?

Никто, до сих пор, так и не смог дать однозначного ответа, была в том событии радость, проклятие или насмешка неведомых нам стихий.

Я передернула плечами и вздохнула, погрузившись в себя.

* * *

То, что сейчас называют «днем Магии», началось обычной сентябрьской ночью тридцать лет назад. Редкое по красоте зрелище – метеоритный дождь – могли наблюдать во всех полушариях. По факту, самый грандиозный «звездопад» в истории, который не обошелся без последствий. Если бы я прочитала к тому моменту «День Триффидов», я бы остереглась смотреть на небо. Но я не прочитала; я еще даже не родилась.

Нет, никто не ослеп в последующие дни, зато у нескольких процентов населения Земли обнаружились способности.

Магические способности.

Несколько процентов в масштабах более пяти миллиардов жителей – это порядка двухсот миллионов человек. И эти двести миллионов – в разных концах света. Разного пола и возраста, социального положения и дохода. Разных характеров, судеб и отношения к окружающим. Разных рас, разной веры и степени психической устойчивости. И все они оказались наделены самыми разными умениями – кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Совершенно незнакомыми и непредсказуемыми умениями.

Может быть, если бы всё развивалось постепенно, те маги, кто был более адаптивен или занимал достаточно высокое положение, сумели бы взять ситуацию под контроль и отгородиться от остального мира, чтобы скрыть, хотя бы на время, произошедшее. Но резко появившаяся магия у такого количества людей – от вещих снов до умения влиять на действия окружающих, от передачи импульсов предметам на расстоянии до целительских практик, наподобие хилерских, от почти незаметной эмпатии до смертельно опасных, как для магов, так и для их близких, выбросов – сделали это невозможным. Никто не мог управлять обретенным, никто не понимал в тот момент, что это вообще такое. И начался ад. Фактически, всеобщая война. Паника, борьба магов и людей, геноцид, инквизиция, террор, самоубийства, разлучения семей. В этой войне не было правых или виноватых: магами ведь стали не только благородные и светлые душой люди; а не-маги были слишком озабочены вопросом выживания вида, которому они почувствовали угрозу, чтобы действовать обдуманно.

Экстренные собрания ООН, вооруженные конфликты между страна-ми и внутри них, попытки договоров, объединенные усилия цивилизованных государств, первые шаги по созданию магического Совета – и всё это на фоне тотального массового страха, уничтожения тех, кто подозревался в «опасных связях»; на фоне экспериментов с магией, которой надо было учиться и обучать остальных. Потребовалось пять лет, чтобы хоть сколько нибудь нормализовать обстановку. И еще десять, чтобы более менее регламентировать проживание, обучение и работу изрядно уменьшившегося количества «людей Х». И разобраться в принципе в действии нового, очень странного общественного и природного механизма.

Дальше маги делали все, чтобы укрепить свои позиции. Создали курсы, методики преподавания, лаборатории, сообщество и нормы по-ведения; определили две отдельные, довольно свободные, области для проживания – в Африке и Южной Америке. Во всех странах появились инклюзивные сады, школы и университеты. Во всех крупных университетах – магические кафедры. Студенты заканчивали, кроме обычной специальности, еще несколько магических спецкурсов, а затем учились целый год непосредственно магии. Конечно, если не подписывали отказ. Каждого ребенка теперь проверяли в роддоме на наличие особой ауры; на всякий случай даже тех, кто рождался у обычных родителей – хотя "всяких случаев" на протяжение этих лет не было ни разу.

Выяснилось, что новые маги рождаются только тогда, когда один из родителей – маг. Способности можно было передать по наследству, но это получалось далеко не всегда. И чтобы хоть как-то сохранить процентное соотношение двух видов – а стало принято считать магов неким подвидом человека разумного – неизменным, магам настоятель-но рекомендовали сочетаться браком с себе подобными. Никто не заставлял, но… сообщество давило. Впрочем, как потом оказалось, природа или высшие силы, обеспечившие на Земле все эти возможности – или наказание – позаботились и об этом: магов тянуло друг к другу больше, чем к обычным людям.

Магические способности помогали становиться у руля больших предприятий, вырастать до сильных политиков, ученых. Маги видели глубже и дальше, чем самые талантливые люди; жили дольше; спали меньше. И потому могли достигать большего. Постепенно обстановка выравнивалась; более того, уже говорили, что магия поспособствовала развитию человечества. Магов уважали и просили о помощи – пусть это и не всегда афишировали – на государственном уровне.

Но на обывательском, зачастую, ненавидели и считали уродами.

Довольно долго маги пропагандировали политику открытости: пытались примирить обычных людей, в том числе, своих же родственников, с новой действительностью, помогая и просвещая. Они лечили, искали пропавших, защищали, развлекали изо всех сил. Но большинство воспринимало это, как слабость, а подобное восприятие, в сочетании с завистью и страхом перед непонятным явлением, давало предсказуемый результат. И десять лет назад, после событий, последовавших за «жестоким годом», магическое сообщество все-таки приняло решение стать более закрытым и регламентированным.

Да, в крупных больницах была должность дежурного мага – такие же должности были во всех государственных учреждениях, среди ученых сообществ. Практически в каждой фирме можно было встретить людей с коэффициентом до единицы. Маги жили среди людей, редко скрывали свою сущность, вели обычный образ жизни, но держались обособленно, раз на них продолжали лить яд и неприязнь. А, порой, и наоборот – лесть и неуместное поклонение. Что было не менее неприятно.

Все маги могли узнать друг друга по особому свечению – они видели сияние ауры. И в мире было немного артефактов, способных скрыть эту ауру.

Один из них, в виде цепочки с кулоном, висел у меня на шее с того момента, как я переступила стены университета. Другого университета, будучи еще первокурсницей.

И тому были причины.