– Помню.
– И что?
– Букет роз?
– Нет!
– Коробка конфет?
– Я на диете!
– М-м-м… Плюшевый мишка с сердечком?
– Витя… – Он получил предупреждающий взгляд.
– Флакончик Rose Lumière?
– Укушу!
– Ладно-ладно, я понял. Позвоню маме, она завтра посидит с Ваней, а мы куда-нибудь сходим, да?
– Да! – Звонкий поцелуй в щеку.
Когда видишь чужое счастье так близко, обмануться невозможно. Они действительно счастливы, любят друг друга и счастливы. Кто бы мог подумать, что одна из сестёр Соловьёвых может сделать счастливым обыкновенного парня, вроде Вика. Или его самого.
Люба просто не знала, что делать. Как поступить.
Марк доставал ее почти ежедневно. Так дальше нельзя. Надо или послать его к чёрту и разорвать отношения. Или… или соглашаться. Потому что это уже реально даже не смешно.
Не хотелось ничего делать. Почему ее все не могут оставить в покое? Почему всё в этой жизни происходит у нее не так, как надо, неправильно, наперекосяк?
Марк поставил ей завуалированный ультиматум. Очередная пафосная дата – День всех влюблённых. На Новый год не вышло, так вот теперь у него новая идея фикс. И она согласилась. По одной-единственной причине. Потому что ей пришла в голову странная мысль, что если она пошлёт Марка подальше, то это будет вроде бы как из-за Ника. Нет уж, такой чести Звероящер недостоин!
И вот теперь они будут отмечать День всех влюблённых у Марка дома. Понятное дело, что это только повод для того, чтобы наконец-то затащить ее в постель. Исключительно из вредности она утром надела самое скромное белье, которое нашла в шкафу. Эх, жаль, нет у нее в гардеробе таких тёплых байковых панталон до колена, желательно отвратительного розового цвета. Вот это был бы сюрприз дорогому Марку! Люба посмотрела на себя в зеркало и отвернулась. При мысли, что он будет вот так же смотреть на нее в одном белье, а потом и вовсе без – передёрнуло. Почему мысли об интимной близости с одним вызывают отвращение, а с другим… С другим вообще какая-то непонятная хрень!
Второй раз боль была почти терпимой. Но зачем она вообще – эта боль? Несправедливо. Потому что до определенного момента ей с ним было хорошо. Даже очень… хорошо. И однозначно хотелось большего. Только вот это большее и во второй раз обернулась болью. Странная эта штука – секс. Странная и непонятная. И хорошо, и больно одновременно. Хотя, возможно, дело действительно… в крупногабаритности звероящера. С Марком всё будет иначе. Люба зажмурилась и негромко застонала. У кого бы спросить… Кто бы научил ее, как вытерпеть близость мужчины, который вызывает такое отвращение? И отказаться она уже не может. Потому что… потому что Звероящер недостоин такого – чтобы из-за него отказывались! Он не должен быть единственным. Больно много чести ему!
Она сказала: «Не звони мне!» А он и не будет. Но просто так он это оставить уже не может. Какого-то дьявола он не может оставить это всё так. Так… неправильно! И Марк там этот… ну-ну…
Люба вышла из здания, где находилась ее работа, под руку с каким-то типом, держа огромный букет красных роз. Красивая. Улыбающаяся. С другим. Он шагнул вперёд, даже не думая, что скажет. Просто, чтобы…
– Привет.
– Николай? – У нее абсолютно чужое выражение лица, и тон такой церемонный, будто они едва знакомы. Забыла, как голая лежала под ним? – Какими судьбами?
– Вы кто, простите? – пыжится тип рядом.
– Инструктор по рукопашному бою. – Ник в одно движение оттирает типа от Любы. – Любовь Станиславовна, вы забыли, что у нас сегодня урок?
– Колька, ты охренел? – С нее махом слетела вся ее напускная церемонность и холодность. – Какой урок?
– Третий бесплатный. – Он забрал у нее букет и всучил в руки оторопевшего от его натиска хмыря.
– Какие уроки? О чем вообще речь? – негодует тип. – Любушка, объясни мне, что происходит?
Хрен тебе, а не Любушка!
– У Любови Станиславовны сегодня по плану урок самообороны. Отменить невозможно. Всё заранее согласовано, не так ли, Любовь Станиславовна?
– Коля… – У нее совершенно потрясённый взгляд. – Ты пьяный?
– Я не пью. У меня режим. Всё, не будем терять время. – Он схватил ее за руку, кивнул хмырю. – Всего наилучшего.
– Эй, погодите! Люба!
– Или ты идёшь со мной сама… – Он наклонился к ее уху. – Или я унесу тебя на руках. Предварительно сунув этого типа башкой в сугроб.
– Ты… ты… ты… – Она совершенно не находит слов для хоть сколько-нибудь связного ответа.
– Всё, время не ждёт!
Она едва успевает перебирать ногами, Ник ее буквально тащит. А Марк так и остался стоять на месте, удовлетворившись ее невнятным: «Ах, да, урок… Я и забыла». И кто Марк после этого? Не мужик точно! Один размазня, другой звероящер! Вот за что ей это?
– Ты мне так руку выдернешь!
– Извини. – Он не разжимает ладонь. – А мы и пришли, собственно.
– Куда?
– К машине.
И тут она начинает хохотать. До слёз. Нервное напряжение отпускает, наверное. И, несмотря на возмутительное неандертальское поведение Кольки, отчего-то вдруг становится легко и хорошо. Она не хотела этого, не хотела. А он пришёл и спас ее. Принц Звероящер на красном Daewoo Matiz. Люба снова, едва успокоившись, начинает уже сдавленно хихикать.
– Чего ты ржёшь? – Тон у него вроде бы как обиженный, а глаза улыбаются.
– Ой, спасибо-о… насмеши-ил… – Она аккуратно убирает выступившие в уголках глаз слезы. – У тебя ноги из-под днища не торчат? Чем ты думал, когда такую машину выбирал?
– Она не моя. Варькина. Хотя, вообще-то, нам родители одну на двоих машину обещали купить. – Он пиликнул сигналкой. – А потом… В общем, на тот момент, когда они собрались машину брать, я лежал в больнице под капельницей. И Варвар выбрала, как обычно… лучший вариант для нас обоих. «Коля, ну ты же знаешь – я боюсь больших машин!» – весьма удачно передразнил он сестру. – А то, что я в маленькие не влезаю, об этом она не подумала. А отец сказал, что это мои проблемы, что у меня есть мотоцикл, а гараж не резиновый, и вообще… В общем, вот такая история с этой машиной, – невесело заключил он.
Люба вдруг перестала смеяться. Кое-что в его словах зацепило ее, и конкретно.
– Под капельницей? А… зачем? Почему? В смысле, я не знала, что у тебя что-то серьёзное было со здоровьем.
– Да так, ерунда, – отмахнулся он. – Садись в машину.
– Нет.
– Люба…
– Ты первый. – Она демонстративно убрала руки в карманы шубки. – Хочу посмотреть на это шоу.
Ник не выдержал и улыбнулся.
– Твоё право. Если верить Варьке, – тут он вздохнул, – это действительно смешно.
Садился он в машину спиной вперёд. Потом наклонил голову, и лишь затем втянул в машину свои длинные ноги.
– Эй, шеф, – Люба наклонилась, заглядывая в машину. – А там для пассажира вообще-то место еще есть?
– Садись, давай, – усмехнулся Ник. – Счётчик включён.
– Ну, и куда мы едем?
– Ко мне домой.
– Чай пить? – съехидничала она.
– Вроде того.
– Слушай, ты, инструктор… по рукопашному бою! Ты, между прочим, сорвал мне свидание! С моим постоянным молодым человеком!
– Угу. С постоянным молодым человеком. Странные у вас отношения, скажу я тебе. Учитывая… хм… ряд обстоятельств.
– Не твое дело! Между прочим, мы планировали сегодня… – Тут она краснеет, понимая, что сказала явно лишнее.
– А до сегодняшнего дня вы что… не?
– Самойлов!
– У вас было что-то или нет?
– А с чего ты взял, что у тебя есть право задавать мне такие вопросы? – Она снова заводится. Какие-то американские горки с настроением в последние полчаса – то злость, то смех.
– Нет у меня такого права, – ровно соглашается Ник, не отрывая взгляд от дороги. – Так было или не было?
Она молчит какое-то время. А потом почти прошептала:
– Нет. Не было. После тебя никого не было. И вообще – не было…
Он отвернулся к окошку – сдержать довольную улыбку невозможно.
– Но учти! Это еще ничего не значит! И не мечтай – я не собираюсь больше… потакать твоим капризам! Если ты думаешь, что тебе стоит только щёлкнуть пальцами и я тут же…
– Тут же что?
– Тут же брошусь к тебе в постель! И не рассчитывай! И вообще… – У нее внезапно заканчиваются слова.
– Зачем ты тогда со мной едешь?
Вопрос кажется настолько неприкрыто издевательским, что Люба задохнулась от возмущения.
– Знаешь, что?! Не знаю, что ты там себе вообразил, но ты мне противен! Я не хочу тебя, понял? Останови машину! Немедленно!
Удивительно, но малолитражка тут же резко принимает вправо, прижимается к обочине. Но открыть дверцу Люба не успевает – он обхватывает ее лицо, а губами запечатывает рот. Вот и продолжай дискуссию в таком невыгодном положении!
Она попыталась отпихнуть его, вырваться. Но он держал ее, словно в тисках. Сопротивление было сломлено и спустя минуту салон огласил первый тихий стон. Делай это, да, вот так! Ты знаешь, как мне нравится…
– А теперь… – Он все-таки оторвался от ее губ, но дыхание тяжёлое. – Скажи еще разок… – Он буквально рычит. – Скажи, что я тебе противен и ты меня не хочешь!
– Скотина!
– А ты-то как меня бесишь!
– Звероящер!
– Стерва!
Красная малолитражка резко, с пробуксовкой колёс, трогается с места, вливаясь в поток машин.
Щёлкнул замок. Дверь распахнулась. Они вошли в квартиру. Николай зажёг свет в прихожей, помог Любе снять шубку.
Она нарушила затянувшееся молчание:
– Кем ты меня считаешь? Своей личной игрушкой? Ты полагаешь, что если ты… ты стал у меня первым, то теперь я обязана быть только с тобой, исполнять твои прихоти? Разве ты имеешь право так вот врываться в мою жизнь, хватать и тащить куда-то, лишь потому, что тебе… тебе приспичило? Я только этого достойна в твоих глазах? Знаешь, я такого от тебя не ожидала. Если бы я знала, что ты будешь так со мной обращаться, я бы никогда… Не думала я, что всё выйдет именно так! – Она выпалила это зло, на нерве, заводя себя, но отчего-то не вышло выдержать этот тон и последние слова прозвучали горько и обиженно.
Ник не знает, что сказать, стоит, словно нашкодивший школьник перед распекавшей его учительницей.
Люба тоже молчит. Молчание затянулось. И тут Николай прижимает ее к себе и шепчет на ушко:
– Нет. Всё не так, как ты говоришь.
– А как?
– Вот так…
Первый нежный поцелуй приходится в висок. А потом в щёки, закрытые глаза, кончик носа и, наконец-то, в губы. Нежно и томительно неторопливо. Он шепчет между поцелуями, как наговор, как заклинание: «Вот так… Вот так…» Вот так. И сопротивляться этой магии совершенно невозможно.
Он выложился на двести процентов. Прислушиваясь к каждому ее вздоху. Не сводя взгляда с лица. Замечая малейшую дрожь тела. Не позволяя себе, думая лишь о ней, только о ней. И отпустил себя ровно тогда, когда почувствовал, какая она мягкая и расслабленная в его руках. И не только в руках – там, где соединились их тела, она тоже перестала болезненно сжиматься, доверившись ему. И нет и следа слез на лице, и ее бедра так мягко подаются ему навстречу. Вот тогда он себя отпустил. Воздержание длиной в несколько месяцев, их с Любой два предыдущих раза, во время которых он только заводился как сумасшедший вхолостую… В общем, оргазм его накрыл как хорошая волна: ослепил и оглушил. Таких ярких и сильных ощущений он и припомнить не смог – потом, когда способность соображать вернулась. А сначала просто лежал рядом и дышал, как выброшенная на берег рыба. Было нереально хорошо, и в тот момент ничего не хотелось. Вообще. Но потом он всё же собрался с мыслями.
– Ты как?
– Нормально. – Она ответила ровно, глядя в потолок.
– Нормально и… – Ник поворачивается всем телом к ней, подперев голову рукой.
– И не больно. – Всё тот же взгляд в потолок.
– Не больно – и всё?
– Ну… – Она склоняет голову набок, прижимаясь к плечу щекой, будто с этой точки ракурс лучше. – В конце стало даже… немного приятно.
– Капец. – Он со стоном откидывается обратно на подушку. – Вот сейчас у меня образуется комплекс неполноценности размером с Гренландию!
– Почему?
Он все-таки умудрился оторвать ее от созерцания потолка.
– Потому что это самый большой в мире остров!
– Молодец! Садись, пять тебе по географии. А комплекс неполноценности-то тебе зачем?
– И без него бы прекрасно обошёлся.
– Ну и?..
– Я лежу в постели с самой красивой девушкой, которую только видел в своей жизни. У нас только что был секс. И единственное, что она почувствовала со мной – это «в конце стало немного приятно». Кто я после этого? Лузер!
– Ну, извини, – невесело усмехается Люба. – Что ж делать… если я такая… невосприимчивая. Фригидная, видимо, – блеснула она познаниями. – Не зря же до таких лет… хм… в девках засиделась.
– Люб, ты несёшь бред.
– Угу. А ты с Гренландией – образец адекватности.
Она снова переключает внимание на потолок.
Похоже, выбор у него очень простой. Или смириться с этим взглядом в потолок и «невосприимчивостью». Или попытаться шугануть своих тараканов. Ник вздохнул. Нет ничего труднее, чем бороться с собственными комплексами. Живучи, сволочи.
О проекте
О подписке