Глава 2

Второе ЕГО правило: «Держись подальше от сотрудников ДПС».

Когда машина остановилась, Иван едва подавил громкий вздох облегчения. И тут же полез в рюкзак за бутылкой кока-колы – вроде бы там еще что-то оставалось. Отвинтил крышку и с наслаждением сделал глоток сладкой, теплой и почти без газа жидкости. К машине тем временем не спеша подходил сотрудник ДПС в чине, кажется, лейтенанта.

«Так тебе и надо», – мстительно подумал Тобольцев, делая очередной глоток и косясь на ту, что сидела за рулем. Устроила тут, понимаешь ли, Гран-при Пензенской области! От пережитого стресса у Ивана была мокрая спина. Штаны, слава богу, хоть сухие. Так что пусть товарищ лейтенант выпишет этому Шумахеру в юбке и чулках по всей строгости закона. Папик все равно оплатит.

– Лопухина Евдокия Романовна, значит…

Кока-кола пошла у Тобольцева носом. Это же надо было… так ляпнуть. И так попасть пальцем в небо. Спасибо, что все-таки не Федоровна. А между тем слева от Ивана начался спектакль. Тобольцев вытер лицо и весь превратился в слух. Интересно же, как будет вершиться мировая справедливость.

– Ай-ай-ай, – поцокал языком невысокий худощавый мужчина в форменной одежде, стоящий у машины. Отданными ему документами он постукивал по ладони. – Куда же мы так торопимся, уважаемая Евдокия Романовна?

– В столицу нашей родины – в Москву, – улыбка «царицы» была включена на максимальную, поражающую мощность.

Но на гаишника не произвела ни малейшего впечатления. Там кевларовая броня наверняка на такие улыбки. Он ответно нейтрально улыбнулся и тут же придал лицу казенное выражение.

– Ну да, как же столица без такой красоты. А все же придется задержаться, Евдокия Романовна. Зафиксировано превышение скорости в семьдесят километров в час. Попрошу пройти в патрульную машину – будем оформлять изъятие прав.

Улыбка мощностью в тысячу кокет-час поблекла. Евдокия несколько раз моргнула. Песня кончилась, и в машине стало тихо. Практически скорбная минута молчания памяти автомобильных прав Евдокии Лопухиной. Просьба всем встать. Наконец девушка вздохнула и тихо заговорила:

– А… вы уверены, что нельзя обойтись штрафом? Понимаете, я обычно очень аккуратно езжу и слежу за дорогой, но такая машина… на ней совсем не чувствуется скорость, и я вовремя не посмотрела на спидометр…

Но бравый сотрудник ДПС проявил достойную похвалы и даже восхищения твердость убеждений.

– Все прекрасно понимаю – и про скорость, и про аккуратность. Но на спидометр смотреть надо – в целях вашей же в первую очередь безопасности. И вашего, – мужчина ткнул документами в Ивана, – пассажира. Решение о том, можно ли обойтись штрафом, вынесет суд. Мое дело – изъять права и оформить временное разрешение. – После чего он козырнул и твердо произнес: – Прошу пройти в машину.

Иван вдруг заметил, что у нее пальцы дрожат. Красивые тонкие пальцы с алым маникюром, так и лежащие на рычаге коробки передач, мелко дрожат. Она сглотнула, прежде чем ответить блюстителю дорожного порядка:

– Как же это? Куда же вы ее денете? Машину, в смысле? А я? Неужели нельзя решить этот вопрос как-то по-другому?

Евдокия с такой откровенной и какой-то даже детской надеждой смотрела на сотрудника ДПС, что Тобольцеву захотелось девицу встряхнуть. Или заорать. Что-то вроде того: «Да, реши этот вопрос по-другому! Иди в машину и отсоси у него!» И вся эта ситуация, этот разговор и его причастность к случившемуся вдруг стали казаться Ивану ужасно неправильными. И захотелось отмотать время назад и отсидеться в том чертовом березняке с гипотетической чагой и медведями. И не выходить на трассу. И не садиться в красную «ауди».

Лейтенант… как там его… Кравцов с самым неприступным видом сложил руки на груди. Полосатый жезл, висящий на запястье, угрожающе закачался.

– Машина останется у вас. Ваши права – у нас. Я вам выпишу временное разрешение на управление транспортным средством сроком на один месяц. В течение этого времени суд вынесет окончательное решение по вашему вопросу. Как-то по-другому или нет – это уже не мое дело, – а потом ткнул в сторону патрульной машины жезлом. – Жду вас там.

Тобольцев смотрел на спину сотрудника ДПС. Он шел не спеша, держа в одной руке жезл, а в другой – документы царицы Лопухиной Евдокии не-Федоровны.

– Если бы кто-то не вмешивался в процесс вождения, – раздался рядом глухой голос, – то ничего бы не случилось. Откуда ты взялся-то, господи?

Она говорила, уткнувшись лицом в руки, лежащие на руле. Слова прозвучали безжизненно, устало, беспросветно как-то. Иван не нашелся, что сказать. Честно и прямо: «Из лесу, вестимо»? Съязвить? Посочувствовать? Извиниться? Все нелепо и не то. И вдруг динамики разродились бодрым и жизнерадостным:

 
И вновь продолжается бой,
И сердцу тревожно в груди…
 

В ритм песни раздался стук в стекло. Лейтенанту Кравцову надоело скучать в машине одному.

– Евдокия Романовна, – мужской палец еще раз для ритма ударил по стеклу. – Ну что же вы не идете? Вы же так торопились.

 
И Ленин такой молодой,
И юный Октябрь впереди!
 

– вошло во вкус радио.

Евдокия подняла голову с руля, вздохнула и потянулась за сумкой.

– Да, конечно, иду.

Тобольцев смотрел теперь уже на две фигуры, медленно идущие к патрульной машине. Точнее, медленно шла девушка – словно на казнь. А лейтенант рядом явно приноравливался к ее шагу. А может, на задницу хотел поглазеть. Там есть на что.

Иван с хрустом сжал пустую бутылку из-под кока-колы.

 
С неба милостей не жди,
Жизнь для правды не щади.
Нам, ребята, в этой жизни
Только с правдой по пути.
 

Мы не будем ждать милостей от ДПС. Мы все возьмем сами.

Пальцы легли на ручку двери.

Дед у Тобольцева – тот самый, в честь которого Ивана и назвали, – вел во Дворце пионеров драматический кружок. Мать тридцать лет преподавала в музыкальной школе по классу фортепиано. А сам Ваня девять бесконечно долгих лет отбарабанил в бальных танцах – до лютой ненависти к ним. Но сейчас это было уже неважно. Если в человеке есть артист – это навсегда.

Дверь красной «ауди» распахнулась. Из машины вышел молодой мужчина. Руки в карманах джинсов, вальяжная походка хозяина жизни, пресыщенное выражение лица и презрительная улыбка.

– Вот зачем я тебе машину купил, а? И права зачем купил? Чтобы ты их через месяц про… воронила? Ну, все, ты меня достала! – Он подошел вплотную к хозяйке «ауди» и сотруднику ДПС. – Машину я у тебя забираю! Зачем тебе машина, если теперь прав нет? И никаких больше салонов красоты, ужинов с подружками и Коста-дель-Соль в августе! Пока не научишься хоть что-то делать хорошо. А то машину водишь кое-как, борщ дерьмовый, а во время минета вообще можно заснуть! Иди-иди, – Иван снисходительно махнул в сторону патрульной машины. – А потом вернешься и будешь… – похлопал себя характерным жестом ладоней по бедрам в районе ширинки, – отрабатывать. И оттачивать навык заодно.

Щеки у «царицы» сравнялись по цвету с губной помадой, маникюром, лодочками и машиной. А что? Зато теперь все в тон. Кажется, она вдохнула, а выдохнуть все никак не могла. Лейтенант Кравцов аккуратно взял девушку под локоть.

– Пойдемте, Евдокия Романовна, – сказал мягко-мягко.

На лице лейтенанта, обращенном на Тобольцева, читалось явное презрение, дававшее Ивану надежду на то, что его представление имело некоторый успех. По крайней мере, взгляд, которым его одарила девушка через плечо, был очень красноречив. Зло-красноречив. А потом она вцепилась в руку сотруднику ДПС и начала ему что-то быстро-быстро говорить с мольбой в глазах.

Тот пытался отцепить ее руки, но гонщица держала крепко, голос ее становился громче, и до Тобольцева стали долетать предложения:

– Это страшный человек, поверьте мне. Я даже не знаю, что теперь будет. Вы думаете, я с ним из-за любви? Думаете, мне нужны его деньги? Нет. Просто он давно положил на меня взгляд, а брат задолжал этому… этому подонку кучу денег. Вернее, его обвели вокруг пальца. И пока мы не выплатим, я… я… – тут послышался очень натуральный всхлип. – А если вы отберете машину… – дальше целая россыпь всхлипов, – нас поставят на счетчик, и я никогда не смогу освободиться от него. Никогда-а-а, – и Дуня уткнулась в грудь честного и неподкупного стража порядка.

От приступа несвоевременного смеха Тобольцева спасло только собственное удивление. И абсолютно ошеломленное лицо лейтенанта Кравцова. Нет, ну когда такой успех у публики – надо доигрывать до конца. Как говорится, show must go on!

Выдохнуть, собраться, не ржать! Не ржать, Тобольцев!

– Я еще и хомяка твоего утоплю! – тоном Карабаса-Барабаса Мальвине. «Мальвина» взвыла в грудь блюстителю дорожного порядка. Блюститель вздрогнул. Иван понял, что сил держаться больше нет, и резко развернулся.

На сиденье «ауди» он рухнул, уткнувшись лицом в рюкзак. И зашелся диким хохотом, искренне и от души надеясь, что вне машины его не слышно.

* * *

Дуня даже предположить не могла, что умеет так вдохновенно врать. Да что там врать! Играть! Все эти закушенные губы, трясущиеся руки… Впрочем, сильно лицедействовать практически не пришлось. До того момента, пока не послышалась фраза с угрозой жизни мифическому хомяку. Тут Дуняша поняла, что может проколоться, поэтому просто закрыла ладонями лицо.

Лейтенант, видимо, поверил, что девушка плачет. И если на своем веку он уже видел достаточно слез по поводу изъятия прав, то с рыдающими барышнями, у которых топят грызунов, дела не имел.

– Это же надо вам было связаться с таким уродом, – пробормотал страж порядка.

– Случайно получилось, я не хотела, правда не хотела, – все еще не отнимая рук и шмыгая носом, говорила Дуняша. – И разгон он меня заставил взять. Я ехала как положено, так нет, захотел посмотреть, сколько можно на трассе выжать. А теперь вот… и хомяка убьет, и брата на счетчик, и я-я-я… видели…

Сердце мужчины при исполнении все же оказалось не каменным и дрогнуло. Он аккуратно под локоток взял Дуняшу, которая наконец решилась открыть лицо. Оттого что ладони были потными, макияж поплыл, а ничто так не передает женские страдания, как размазанная под глазами тушь.

– Ну что вы, что вы, – торопливо пробормотал лейтенант Кравцов, явно чувствуя себя виноватым в том, чем грозит девушке потеря машины. – Я выпишу вам штраф, не переживайте. Пойдемте.

Дуняша покорно села в «ладу» и стала смотреть, как сотрудник ДПС торопливо заполняет бланк. Неужели прокатит? Неужели все обойдется?

– Та-а-ак, превышение скорости у вас уж слишком большое и тянет на штраф в пять тысяч рублей. Держите, – он вручил бумагу Дуняше.

Многозначительно помолчал. А потом намекнул:

– Деньги-то есть?

– Е-есть, – икнула вдруг Дуняша.

«Ну, мать, ты даешь! Это же надо так в тему икнуть, – включился внутренний голос. – Какой талант пропадает, подумать только».

Дуня открыла сумку и стала судорожно в ней рыться.

Ну почему, почему если что-то надо, то с первого раза в женской сумочке это не найти? Куда запропастился кошелек? Недолго думая, она просто перевернула сумку и высыпала все содержимое себе на колени. Он упал последним и увенчал горку жизненно необходимых вещей. Лейтенант застенчиво отвел глаза от получившегося натюрморта, ибо через мгновенье на кошелек свалилась маленькая упаковка тампонов.

Быстро запихав все содержимое обратно в сумку, Дуня достала бумажку как раз в пять тысяч. Неплохая взятка.

«С ума сошла всю наличность отдавать?» – прозвучало в голове.

– Это вам, – прошептала она, игнорируя голос разума. – Я бы даже добавила, но больше ничего нет, – и в доказательство показала пустой кошелек.

– Не мог оставить девушку в беде, – отчего-то покраснел гаишник, беря протянутую банкноту.

«Ты смотри, уже второй рыцарь за сегодня, – не унимался голос. – Один колесо меняет, второй штраф выставляет. Бог любит троицу. Жди!»

– Спасибо вам, – искренне поблагодарила Дуня лейтенанта Кравцова, в котором, видимо, стала просыпаться совесть, ибо он поинтересовался:

– А как же вы совсем без денег-то?

Девушка вылезла из «лады».

– Он накормит, – указала она недобрым взглядом в сторону машины, в которой уже сидел автостопщик.

– Может, вас проводить? – предложил лейтенант, возвращая права.

– Нет-нет, не стоит, я сама… Сама его успокою. Автомобиль ведь сохранила.

– Удачи вам, и больше так не гоняйте.

– Даю слово!

До Коко Дуня шла на нетвердых ногах, крепко сжимая в руке сохраненный документ. Открыв дверцу «ауди», она даже не взглянула на сидевшего как ни в чем не бывало автостопщика, бросила сумку на свое сиденье, сунула в нее права, быстро вытащила из кармашка на двери микрофибру и направилась к переднему бамперу, не заметив, что раскрытая сумка завалилась набок и с таким трудом возвращенные права из нее выпали.

Если бы было возможно, то Дуняша легла бы прямо на капот, обняв свою красавицу. Но сделать этого она не могла – слишком много вокруг глаз. Поэтому просто остановилась перед машиной, присела и стала протирать ее фары, шепча: «Ах ты моя девочка, моя умница. Испугалась? Я тоже. Но я тебя не брошу. Ни за что не брошу. Вот высадим этого придурка, и все будет хорошо. Тебе ведь понравилось с ветерком, да? Знаю, что понравилось. В следующий раз, когда останемся вдвоем, найдем проверенную дорогу и прокатимся. Обещаю».

В салон она возвратилась почти спокойная. Отодвинула сумку, села и захлопнула за собой дверь, прежде чем сказать:

– Еще раз повысишь на меня голос и вылетишь из этой машины, Дон Кихот фигов!

– Я смотрю, права у тебя? А это главное! – оживился пассажир. – Могла бы и спасибо сказать, Дульсинея Романовна Тобосская!

– За что? За то, что попросил пришпорить колесницу? – Дуня открыла косметичку, вынула оттуда зеркало и влажную салфетку.

Мама дорогая, ну и видок у нее! Тушь под глазами, подводка смазалась. Надо хоть как-то привести себя в порядок.

– За то, что спас твои права! – продолжал заниматься саморекламой любитель путешествий. – Пожалел же тебя сердобольный лейтенант? А я принял удар на себя, между прочим. Опорочил свою безупречную репутацию.

– А она у тебя безупречная, автостопщик? – не отрываясь от важного дела, поинтересовалась Дуняша.

Разводы на щеках исчезли, подводить глаза по новой перед этим шутом не хотелось, но помаду все же вынула. Под цвет маникюра, да-а-а… и стала с удовольствием демонстрировать, как девушки ее «туда красят».

– До того, как сел в твою колесницу, царица, я был чист и невинен перед законом! А теперь осквернил себя обманом перед человеком при исполнении служебных обязанностей. А все ты и твои дурные кобылы под капотом!

Вот, значит, как, да? Дурные кобылы? Ну хорошо. Дуня закрыла косметичку, закончив с улучшением своего внешнего вида, после чего повернулась к тому, кто представился Иваном, с широкой сердечной улыбкой.

– Значит, тебе не нравятся мои кобылы, хитроумный идальго больших и малых театров… Ну что же… Не держу. Ты всегда можешь продолжить путь на своих верных чахлых Росинантах^[1], которые в народе величают кроссовками.

Она выжидающе смотрела на собеседника. Тот лишь обреченно вздохнул: