Цитаты из книги «Секс. От нейробиологии либидо до виртуального порно. Научно-популярный гид»

Другие три типа привязанности относятся к ненадежным. Люди с тревожным типом привязанности не доверяют ни себе, ни окружающим и часто остро нуждаются в подтверждениях хорошего отношения к ним. Люди с избегающим типом усвоили в детстве, что ждать заботы опасно, это ведет к разочарованию, поэтому заранее стараются отстраняться и соблюдать дистанцию. Люди с амбивалентным типом привязанности то тянутся к окружающим, то отталкивают их. В свете этой теории неудивительно, что супруги, способные доверять друг другу и чувствовать свои границы, в меньшей степени склонны к супружеской неверности[90].

Примерно в середине прошлого века английский психиатр и психоаналитик Джон Боулби начал работать над так называемой теорией привязанности. Она предполагает, что детско-родительские отношения закладывают основу того, как ребенок в будущем будет выстраивать свои отношения (в том числе романтические) с другими людьми.

Есть довольно много работ, в которых исследователи пытаются определить, какие личностные характеристики связаны с супружеской неверностью. Оказывается, чаще ходят налево те, у кого уже есть история предыдущих измен, было много сексуальных партнеров до брака, наблюдается высокий уровень стресса, есть склонность к тревожности, а также зависимость от алкоголя или наркотиков[89]. Кроме того, о предрасположенности к изменам говорит ненадежный тип привязанности

Антрополог Хелен Фишер из Ратгерского университета в Нью-Джерси предполагает, что измены были примерно одинаково распространены в разных культурах и в разные эпохи. Начиная с сообществ охотников и собирателей, женщины были не менее склонны к романам с несколькими партнерами, чем мужчины[74]. Она считает, что культура куда больше в ответе за неодинаковую распространенность измен у мужчин и женщин, чем разница в либидо (которой, в общем-то, по ее мнению, и нет). С одной стороны, играет роль общественное осуждение и общественное же поощрение, в зависимости от гендера: в то время как мужчины, у которых много женщин, считаются успешными альфа-самцами, женщины, решившиеся завести интрижку на стороне (или хотя бы просто попробовать секс с большим количеством партнеров), представляются распутными и достойными порицания. Но гораздо больше, чем общественное мнение, изменять женщинам мешал социальный строй: мужчины гораздо чаще бывали вне дома, оставляя жен готовить еду, следить за детьми и заниматься хозяйством. Сидя в четырех стенах, найти любовника проблематично. Кроме того, в мире без противозачаточных средств измена грозила серьезными последствиями.

Люди – социальные существа, соблюдение договора важно для жизни в обществе, поэтому «измена» и «плохо» – почти синонимы.

Гены, надо сказать, это еще не все. В ряде других работ говорится, например, о влиянии на ориентацию гормонального фона матери во время беременности (у женщин с более высоким уровнем тестостерона чаще появлялись на свет девочки, склонные в дальнейшем к однополым связям), метаболизма глюкозы в головном мозге, порядка появления мальчиков (с девочками такие наблюдения не проводились) на свет и явления гендерного нонконформизма (надо заметить, что нежелание соответствовать своей гендерной роли – это еще не трансгендерность)[70].

Ряд исследователей независимо друг от друга пришли к выводу, что монозиготные (или однояйцевые) близнецы оказываются гомосексуальны чаще, чем дизиготные. Раз братья и сестры с более схожим набором генов чаще имеют одну ориентацию, это уже само по себе говорит о наличии генетических факторов. Изучая человеческий геном, ученые нашли несколько его участков, которые, предположительно, можно связать с гомосексуальной ориентацией у мужчин[68]. Эта фраза очень коварна: читая ее, легко подумать, что у геев какие-то конкретные гены отличаются. На самом же деле связь гомосексуальности и генетики очень похожа на связь генетики и, например, синдрома дефицита внимания: ученые определили, что есть ряд генов, которые в определенной конфигурации часто встречаются у людей с дефицитом внимания. Но есть около 30 % пациентов с этим диагнозом, у которых ничего подобного в генах нет.

Всерьез сексологию начали изучать на рубеже XIX и XX веков. Среди множества тем, поднимавшихся тогдашними учеными, был и вопрос однополого влечения. Английский врач Хэвлок Эллис, наблюдая за гомосексуалами (надо отдать ему должное – найти их в те времена, когда однополый секс уголовно преследовался, было непросто), пришел к выводу, что во всем остальном, кроме сексуальных предпочтений, они очень похожи на «нормальных людей». Его современник, немецкий врач Магнус Хиршфельд, сам будучи геем, пошел еще дальше: он заявил, что гомосексуальное влечение – разновидность нормы. Он же стал основателем первой в истории правозащитной организации гомосексуалов. Хиршфельд был очень убедителен и добился удивительных успехов – благодаря его усилиям власти амнистировали около 2000 человек, попавших в тюрьму за однополый секс. В 1919 году доктор основал Институт сексуальных исследований, получивший большую известность; гостями Хиршфельда в нем были Сергей Эйзенштейн, поэт Уистен Оден, писатель Андре Жид и другие знаменитые современники. Лидером второго поколения сексологов стал Альфред Кинси – тот самый, который придумал шкалу гомосексуальности. Это, к слову, не единственное его достижение. В одном из своих исследований он собрал более 12 000 личных интервью (!) о половой жизни мужчин и женщин. Удивительных находок оказалось много, и среди них – то, что больше трети мужчин хотя бы раз в жизни получали оргазм во время контакта с мужчинами. Впрочем, такие скандальные цифры могут объясняться несовершенством методологии.

Ученые того времени искренне верили, например, что онанизм приводит к усыханию головного мозга. В это же время гомосексуальность начала изучаться и рассматриваться как болезнь, приобретенная или врожденная. В 1886 году вышла книга австрийского психиатра Рихарда фон Крафт-Эбинга «Половая психопатия» (Psychopathia sexualis), ее принято считать первым в истории трудом по сексологии[65]. Крафт-Эбинг описал в ней все то, что, по его мнению, относилось к сексуальным извращениям. К ним, к слову, он причислял и просто любой секс ради удовольствия. Однако, помимо него, автор рассматривал множество других «извращений». Он первым ввел понятия садизма, мазохизма и зоофилии, а также выдвинул свою гипотезу развития гомосексуальности (одного из многочисленных извращений, по версии автора). По мнению Крафт-Эбинга, любое гомосексуальное влечение без исключения – «функциональный признак деградации», то есть нервная система людей, его испытывающих, неизбежно и довольно скоро начнет разрушаться. Деградацией, или дегенерацией, объяснялось многое из того, что считалось психическим отклонением. А носителей этих признаков умственного упадка связывали с развитием преступности и социальными проблемами вообще. Отсюда уже рукой подать до теории о том, что путь решения всех общественных проблем – избавление от деградантов. Где-то здесь и берут свое начало теория «чистоты расы», евгеника (то есть наука о том, как этой чистоты добиться) и уголовное преследование гомосексуалов в фашистской Германии[66].

Примерно так рассуждал и американский биолог Альфред Кинси. До него сексуальную ориентацию воспринимали как рубильник, у которого есть всего два положения: гомосексуал и гетеросексуал. Кинси, занимаясь исследованиями сексуальности, первым предположил, что сексуальные предпочтения проще представить как континуум, где на одном конце шкалы – мужчины или женщины, которых привлекают исключительно представители своего пола, а на другом конце – те, кто испытывает сексуальное желание только по отношению к представителям противоположного пола. Все, что между этими двумя состояниями, – люди, которые в разной степени и с разной частотой чувствуют возбуждение при виде как мужчин, так и женщин[62]. Кинси разбил свою шкалу на семь делений (плюс еще одна категория – для асексуалов), хотя, конечно, это не менее условно, чем деление на «гомо» и «гетеро».