Пятнадцать минут на прощание с мышеловкой

Серж возвращался к себе и знал, что за это последует расплата. Но так и должно было быть. Струсив и удрав к Лере, он эту расплату только усилил. Зато эта отсрочка дала ему возможность сгруппироваться, чтобы выдержать удар. Он открыл дверь, подавляя в себе сильнейший импульс к бегству, – и стало понятно, что в квартире кто-то есть. И даже ясно, кто. Этот мрачный инквизиторский рык, прочищающий старое горло, Серж узнал бы из тысячи. Это был его тесть.

– Лев Ксенофонтович?

– Что, вернулся с блядок, щенок!

В который раз Серж помянул добрым словом своего учителя по боксу. «Держи голову свободной от злости. Пусть она работает в твоих руках, в корпусе – и они защитят тебя, как верные телохранители. А голову оставь нетронутой. Пускай она даже любит твоего врага, так даже лучше. Пари над схваткой, посмеиваясь внутри. Но помни про пот, кровь и слезы. Без них ничего не получится». Пятнадцатилетний Серж был щуплый, неперспективный. И злости у него ни в голове, ни в корпусе не было. Он был из тех, что не ввязываются. Учитель, редкий тип армейского интеллигента, нашел к нему подход. Потому что когда-то сам был таким.

Серж ожидал чего угодно, но только не драки со Львом. Эта толстая холестериновая глыба обрушилась на него в уверенности, что легко схватит за шкирку и размозжит голову о стену. В первую долю секунды Серж пожурил себя за утерянную форму, но тело поймало сигнал опасности и не подвело. Тренерский завет дал о себе знать. Воспарить над схваткой в сознании – и дать рукам обезвредить врага. Это была энергия даже не злости, а удивления: старый упырь позволил себе сойти с пьедестала и окончательно лишился магнатской спеси. Серж не думал, что Лев предстанет перед ним в таком виде. А тот свирепо сопел, пытаясь встать с пола, и в старческих трясущихся мечтах топил «щенка» в крови. Серж дал ему руку и помог встать. Ему некстати вспомнился афоризм о том, что победитель получает все. Горькая насмешка памяти! Кто здесь победитель и кто получает все… Дни этого мелкопоместного старого воротилы сочтены. А сам Серж получил по шапке за свое циничное приключение. Он никак не мог поверить в то, что Марта могла просто так взять и умереть. Он искал в этом подвох, скрытый смысл… Лера права в своих импульсивных догадках.

«Оставь в покое старика, у него горе, он потерял дочь», – приказал себе Серж. Лев уселся на диван, и какое-то злобное клокотание неслось из глубин его легких, его обычная надменность превратилась в бессильную ярость, но он собирался с силами, чтобы царственно произнести приговор тому, кого и в расчет-то никогда не принимал. Но Сержа уже не очень интересовало то, что изрыгнет это поверженное тело. Он понял главное: раз его пытались таким образом «поприветствовать» – значит, он не наследник и вне подозрений. Иначе… о, его обхаживали и дурили бы ему голову, пока он не отказался бы от своей доли. А если бы он не попался на эту удочку – начали бы угрожать. Дожали бы! Они, клан Брахманов, это умеют.

И будто в подтверждение его мыслей, из ванной преспокойно вышел семейный юрист клана – видно, справлял нужду и даже не понял, что произошло. Есть такой тип людей – они умудряются не запачкать репутацию и даже костюм, находясь в миллиметре от границы взрывной волны. Наверное, на них с рождения накладывает лапу Фемида. Адвокат невозмутимо протянул хрипящему Ксенофонтовичу прозрачную пластиковую папку, и тот немедленно углубился в ее содержимое. Судя по хищному интересу и моментальному переключению с агрессивного хрипения на заинтересованное затихание, речь шла о деньгах. И как ни странно, отчасти и о деньгах Сержа. Но пока он не знал об этом и прошел в комнату, которую до нынешнего момента считал своей. Теперь ни о чем своем здесь и речи быть не могло. Тем более что на его столе валялись чужие гаджеты, а вокруг – изрисованные салфетки. Значит, кто-то здесь пытался сосредоточиться – не иначе, как адвокатишка обдумывал дележ имущества под дудку Ксенофонтовича. Но что бы здесь ни происходило, Сержу бояться нечего. Пусть перегрызут себе глотки из-за Мартиного наследства. И папаша Лев будет с упоением руководить этой мышиной возней, ведь все имущество – кто бы сомневался! – в его руках, в том числе и принадлежавшее его дочери. А у Льва есть плодовитый Львенок, так что… битве будет где развернуться.

Тесть обожал бои в грязи. Нет, не те, в которых дерутся голые девушки, – хотя кто знает! Но все же главным для него было вывалять человека в иной черноте. Извлечь на свет божий неприглядные стороны натур и столкнуть их лбами. Откуда Серж это знал? Он однажды видел, как Марта сцепилась с папашей. Это была битва титанов. Титанов низкого презренного мира. И Сержа, выросшего отнюдь не в куртуазной среде, эта сцена шокировала. По его представлениям, так ссорилась лишь опустившаяся подзаборная пьянь, не поделившая бутылку. Ни до, ни после он не видел Марту в таком отвратительном ракурсе. Но также он видел, что она – жертва отцовской провокации. Как можно было родную дочь обзывать «бесплодной пираньей»? Сержу хотелось заткнуть уши. Его, однако, никто не стеснялся, словно он неодушевленный предмет или раб в доме богатого патриция. После всего этого безобразия он хотел утешить свою измученную жену, но она только отмахнулась от него. И вскоре уже как ни в чем не бывало вела со своим уродливым родителем вполне мирную беседу. Это был принципиально иной тип людей, которым не нужна пауза, чтобы зализать раны, и перемирие, чтобы восстановить достоинство.

Впрочем, не время ударяться в воспоминания. Надо быстро сообразить, куда и как перебраться. Серж оброс вещами здесь, расслабился и забыл о священных принципах кочевой жизни. За полчаса ему не собраться. Хотя… это смотря как обставить процесс. Есть один запасной вариантец. Чреватый непредсказуемостью, зато незатратный.

В дверном проеме возникла зловещая фигура Льва. Чертова манера вставать на проходе! Еще один удар в челюсть старик, пожалуй, не выдержит. Придется договариваться с этой темной силой.

– Тебе там… Марта оставила триста тысяч. Через полгода, когда вступишь в права, получишь. – Льву, видимо, стоило большого труда проскрипеть о своей крупной потере. Неужели какому-то «щенку» удастся откусить от его пирога!

Серж сделал вид, что не слышит, и продолжал яростно заполнять сумки вещами. Он вспомнил, что Марта хранила походные рюкзаки и баулы именно в его комнате – и мысленно-горько поблагодарил ее за это.

– А чего это ты? Как крыса, бежишь с корабля?

«Скорее из мышеловки», – ответил про себя Серж, храня молчание.

– Не дури. Оставайся. Пока. Сейчас не хочу никого сюда пускать.

– А я не хочу здесь оставаться.

Старое прогнившее чудовище! Все и вся должны подчиниться твоему жесткому графику наживы. Он, видите ли, хочет соблюсти приличия и… не так чтобы уж совсем на следующий день после смерти дочери сдать ее квартиру! Поэтому пока можно остаться. Серж подавил острый импульс нецензурного наката на ненавистного тестя. Он перевел эмоциональные шлюзы в мелкую досаду на трехсоттысячную подачку и на то, что наверняка ему завещана доля этого чудесного флэта. Но об этом он никогда не узнает. Да, он любил это место жительства. И был благодарен Марте за возможность здесь обитать. И всегда будет. Но сильнее, чем досада корысти, его отвлекло липкое ощущение всамделишной ловушки. Сейчас ему дается шанс стать беззвучным винтиком тайной империи Льва Брахмана. Марта при всей своей властности и тяге к манипулированию уберегала его от этой участи. А вот… Шурик попал как кур в ощип! Его она втянула в этот омут, и с каждым годом он все больше напоминает «стареющего юношу» на побегушках, при жалких потугах изобразить из себя коллегу и партнера. И вероятно, началось все с предложения, от которого было трудно отказаться… Что-то вроде того, что происходит сейчас с Сержем. Но Шурику уйти было бы намного труднее. Марта его возила в Германию и вылечила от какой-то тяжелой интимной болезни. Впрочем, подробности канули в Лету и нынче совсем некстати. Сержа никто не держит на коротком поводке благодарности, и на прощание с привычной жизнью у него осталось минут пятнадцать. В воображении роились мрачные мысли о том, что теперь у него есть возможность хотя бы отдаленной вспышкой представить, что чувствует человек, которого внезапно из дома берут под стражу и увозят в тюрьму. Тепленьким. От домашнего ужина, от детского гомона, от ворчанья жены… в камеру с урлой.

Баста, это уже немая истерика! Это в нем заговорил папенька. Нет никакой тюрьмы! Напротив, он наконец свободен. Прости, Марта. Ты – важная, но короткая глава. Надо отодвинуть Ксенофонтовича и закончить эту историю. За книгами можно заехать потом, вместе с Шуриком. Он не откажет добровольно освободившему место. Хотя Серж давно чувствовал, что Шурику проще оправдать свой странный статус, когда у Марты есть кто-то другой. Иначе… место свободно, а они все равно уже не пара. Печально. Завел бы подругу! Серж внезапно поймал удивительный абсурд их жизни – ведь Шурик почти всегда ночевал здесь! И даже после того, как у Сержа с Мартой начались отношения… И это воспринималось само собой разумеющимся… и «молодой муж» ни разу не задал не очень молодой жене ни одного вопроса по поводу того, зачем им третий. Да живет он здесь! Уже много лет. Не выгонять же.

И то правда!

Повесив через плечо сумку с ноутом, Серж вышел из квартиры и позвонил в дверь напротив. Пора было брать на абордаж соседку Гулю. Сколько сигарет он ей купил? Сколько одолжил-подарил мелких дензнаков? Пришла пора расплаты. Хотя бы пускай потерпит его вещи в маминой комнате. Мама-то все равно на даче. А Гуля, к счастью превеликому, дома. Еще только ногти красит, перья чистит, намыливается выйти в свет. Что с ней хорошо – не надо долго объяснять свои намерения. Она считала Марту ведьмой. Исчерпывающее, на Гулин взгляд, определение, не требующее пояснений и ремарок. Но не это отличало Гулю от всего здешнего богемно-хипстерского круга, а то, что она могла поведать это Марте лично. Конечно, после изрядной дозы «Мартини», но Серж и после двух бутылок виски не решился бы… Может, и зря, потому что Марте нравилось быть ведьмой. И она тесно приятельствовала с Гулей и даже ездила с ней за грибами. Серж был уверен, что они обе предаются в лесу магическим обрядам, может, даже, наводят тренировочную порчу на белок – Марту временами заносило. И Гуля была ее верной гадальщицей на Таро…

Серж, свирепея от духоты и надвигающегося хаоса, переносил вещи и медленно вспоминал мизансцену с умершей Мартой. Ведь была деталь, которая показалась странной и которая проскользнула по краю сознания и растворилась в бездне шока и ужаса. А именно – чистый и пустой стол. На этом столе, который стоит в кухонной зоне и который для Марты – и обеденный, и рабочий, – всегда немытые кружки, пепельницы, бумаги. Но в тот момент стол был непривычно чист. Так бывало, только когда Гулю звали погадать на причудливых картах. Не исключено, что она может быть источником неожиданной информации. Но – надежным ли?

Когда скарб Сержа загромоздил девственно-опрятную и полупустую комнату Гулиной мамы, он позволил себе расслабиться… и растерялся. Гуля, начесываясь и гримируясь у большого зеркала в прихожей, легкомысленно интересовалась, надолго ли он у нее и что вообще случилось. Она ничего не знала! И была уверена, что Серж проблем не создаст – ведь он обычно ее выручал по мелочам и ни о чем не просил. Теперь же он приготовил для нее голубя с черной меткой. Страшное известие. Хотя у него промелькнула привычная мысль о том, что и здесь о Марте сильно скорбеть не будут.

Но восточная красавица Гульфия, оставив яркое месиво, вываленное из косметички, просто пошла в свою комнату и легла, отвернувшись от мира. Серж испытал острую досаду саморазрушения: зачем он впутал эту девицу?! Лучше бы взял тачку и вернулся к Лерке. Та хотя бы уже все знает и родня по духу. А вот что сейчас может вытворить Гуля – с учетом того, что не так давно она вообразила, что Марта – не только ее соседка и приятельница, но еще и большая трагическая любовь. Мадам Брахман, конечно, потешалась, но марающий коготь компромата уже впился в ее горло. Пьяная Гуля разболтала о внезапной страсти консьержке, а та обрадовалась сенсации, скрасившей ее однообразные будни. Как-то неловко все выходило – вроде бы Марта плевала на общественное мнение с высокой колокольни, а с другой стороны, кому хочется быть объектом каверзного и даже брезгливого внимания соседей. Свобода свободой, а запинаться в клубке сплетен не хотелось. К тому же тень косвенно падала на Сержа.

Тогда ему пришлось унимать внезапные нетрадиционные страсти. Деликатно и вкрадчиво объяснять Гуле, что этого не может быть, потому что… «ты же нормальная!» Чтобы убедить некоторых людей, необходима убогая скудость аргументов. Даже несмотря на то, что они авторитетные эзотерические гадалки. Избыточность и фрейдистская глубина их только запутает и насторожит. Сержа она тоже насторожила бы, почувствуй он в себе некоторые отступления от традиций. Гульфия, услышав, что кто-то ее называет нормальной, растрогалась. И в ходе их душевного, подкрепляемого тушеным кроликом с картофелем, общения проступили истинные признаки нормальности. То есть влечения не к жене, но к мужу. Серж тогда прошелся по лезвию ножа: умудрился оставить надежду Гуле, не ранив ее самолюбия, и одновременно Марте не изменил. Он боялся предположить, что было бы в противном случае – особенно принимая во внимание такое мощное средство распространения интимной информации, как консьержка. Женщины, декларирующие сексуальную свободу в браке, обычно декларируют ее только для себя. А Серж не хотел еще раз увидеть свирепую супругу – как в разгар ругани со Львом. Он просто не знал бы, что делать! А вдруг она и вправду ведьма и навела бы порчу на его мужское естество! Может быть, есть на свете люди, которые не становятся глупы и примитивны, ввергаясь в омут своей или чьей-нибудь ревности? Если да, то они достойнейшие из нас…

Гуленька полежала, пострадала, поднялась, убедилась, что макияж не размазался, и продолжила сборы. Только уже тихая, обесточенная. Сказала, что ни на какие загулы не останется, просто кого-то там важного поздравит – и обратно. В этот момент Сержу стало даже любопытно, что она думает. О смерти Марты, о роли ее мезальянсного мужа. Осуждает? Всегда осуждала? Она первая за эти безумные сутки, кому больно… кто, кажется, относился к его жене тепло, без тяжелых побочных примесей. Как умела, конечно. И не переусердствовала в лицемерной скорби.

Вернулась она поздно, но еще успев на метро. Пугающе трезвая. И, сбрасывая жуткие конструктивистские копыта, прослывшие дизайнерской обувью, заявила, что вчера к Марте приходил Аптекарь.

– Я не знала, стоит ли вообще об этом упоминать! Поэтому тебе сразу не сказала. Ведь он становится подозреваемым… А почему ты так уверен, что она умерла не своей смертью? Я не могу представить, что ее кто-то вот так… берет и убивает! – Гуля возбужденно металась по кухне в поисках любимой мельхиоровой ложечки.

Серж чувствовал себя громоздким и лишним. Он не мог понять, кого Гуля называла Аптекарем. И, что важнее, он вовсе не был уверен в том, что Марту убили. Просто он изложил Гуле безопасную версию событий: о том, как был на съемках… – магическое слово! – и ему позвонили, и он приехал…

– А ты был на опознании? Вскрытие делали?! Почему место преступления без охраны?

Гуля сыпала вопросами, на которые у Сержа не было подходящих ответов. Но и вопросы были больше панической риторикой. И какая вообще может быть охрана? Серж вспомнил рассказ Конан Дойла «Второе пятно» – и доверчивого констебля, которого отчитывает Лейстрейд. Не наша тема.

– Понимаю тебя, – вдруг тихо протянула Гуля. – Не хочешь настаивать на статусе мужа…

И это было, пожалуй, самым точным определением его нынешнего состояния. Нежелание настаивать на статусе.