Глава 2

Утром её разбудил скрип открывающейся двери. А потом шаги. Медленные и тяжёлые. Спросонья она не сразу поняла, где находится и вскочила с постели, думая, что она всё ещё в повозке по пути в Империю. А потом пришло воспоминание. Она подняла голову и порадовалась тому, что легла спать в чём была, то есть в уличном платье. В комнате стоял травник господин Эурелиус, кажется, и пристально её рассматривал. Невольно к щекам прилила краска. Стучать в этом доме, похоже, тоже не принято.

– Сейчас переоденешься, потом позавтракаешь, и Гастин проводит тебя в мой кабинет. Я объясню тебе твою работу.

Травник развернулся и вышел из комнаты, оставив дверь открытой. Сонливость как рукой сняло. Диара вскочила с кровати, первым делом подошла к двери и закрыла её. Жалко только, что внутри не было никакой щеколды. Вот как ей переодеваться, если в этом доме к ней в любой момент может зайти хозяин, а там, может быть, и слуги придерживаются таких порядков?

Но она всё-таки открыла шкаф. Платье, надетое на ней, в котором её украли, уже больше ни на что не годилось. Ткань истёрлась, запылилась, вылиняла, а по подолу уже зияли большие прорехи в нескольких местах. В шкафу висело пару платьев. Ей было всё равно, какое из них надеть. Оба выглядели не новыми и не подходили по размеру. Наверное, остались от небогатой экономки.

Диара оделась, потом открыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Интересно, успеет она осмотреть дом? Но как только она закрыла дверь в свою каморку и остановилась в нерешительности, не зная, куда идти, послышались тихие шаги и из-за поворота показался Гастин. Он молча махнул рукой, указывая ей идти за собой.

При робком свете, пробивающемся из под неплотно прикрытых ставень, она, наконец, как следует разглядела слугу. Высокий, худой, сгорбленный и уже совсем немолодой, по выражению лица он был как две капли воды похож на своего хозяина. Гастин привёл её во вчерашнюю комнату, которая при свете дня казалась чуть менее зловещей, и оставил в одиночестве.

Молчание давило, хотелось заговорить с кем-нибудь. Но Диара посмотрела на мрачного сгорбленного Гастина и оставила мысли о том, чтобы поговорить с ним. Очень уж неприветливо он выглядел. Да и по положению, судя по всему, она теперь стояла ниже свободного слуги.

Завтрак был до невозможности похож на ужин. Такая же каша с куском мяса, разве что без супа. Кажется, здесь экономили даже на еде, или, может быть, травнику было всё равно, что есть. Но тогда тем более непонятно, почему он её купил за такую огромную, по здешним меркам сумму.

После завтрака, когда Диара, скорее не наелась, а просто утолила голод, Гастин так же молча отвёл её к кабинету хозяина. Постучал, буквально втолкнул её внутрь и удалился. Диара мельком разглядела мрачные, тёмного цвета, панели на стенах и огромный дубовый стол, заваленный бумагами. А потом всё её внимание приковала к себе фигура, сидевшая за столом.

Травник выпрямился, и его холодные глаза впились в неё, рассматривая и изучая.

– Ты, правда, из дворянского рода? – Голос мог заморозить кого угодно. Диара вздрогнула и поёжилась, чувствуя себя неуютно под этим пристальным взглядом. Стало тоскливо до боли. Если бы ей хотя бы улучить минутку и написать Эдмону… Но молчание затянулось, и травник нетерпеливо постучал по столу костяшками пальцев.

– Да.

– Откуда ты?

– Из Гаста, – она не видела смысла лгать. Холодные хлёсткие вопросы ложились словно пощёчины.

– Как ты оказалась в Империи?

– Меня продала тётка. – Ей показалось, или в глазах травника мелькнуло какое-то человеческое чувство?

– Ты хорошо знаешь имперский?

– Да, – опять утвердительно ответила она. Речь шла о письменном имперском. Говорили что в Империи, что в Королевстве, где был её родной Гаст на одном языке.

– Тогда будешь заниматься учётом всех покупателей, приходящих ко мне. Я покажу тебе форму для отчёта. Приёмные часы начинаются с полудня. Гастин покажет тебе, где находиться приёмный зал.

И травник махнул рукой, показывая, что ей, наверное, сейчас надо удалиться. Диара постояла немного, помялась, а потом всё-таки развернулась и вышла. Она хотела бы задать этому травнику вопросы – какие у неё права, может ли она отправить письмо и выйти в город, но один его вид навевал страх.

До полудня оставалось ещё несколько часов. Чем ей занять себя до этого времени? В своём поместье она бы направилась в библиотеку или на прогулку. Но вряд ли здесь ей такое будет позволено. Надо привыкнуть – она ведь рабыня. Вот только Диара не хотела привыкать. Привыкнуть – значит смириться и потерять рано или поздно себя.

Поскольку никто её не держал, она отправилась бродить по дому. Может быть, узнает что-нибудь интересное для себя. Дом как будто вымер, или, может быть, давно был мёртв. Кроме звука шагов, неожиданно гулко отдававшихся в тишине, Диара больше ничего не слышала. Это рождало ощущение какой-то странной обречённости. Как будто она здесь совсем одна и почему то это пугало больше, чем мысль о том, что она теперь рабыня. Это просто не укладывалось в голове.

Диара задумалась и медленно свернула в какой-то полутёмный коридор, да так, что сама потом не могла понять, где находится её комната и как туда вернуться. В коридоре пахло травами, сильнее, чем во всём доме. Здесь прямо витал аромат, пряный, своеобразный, он почему-то неожиданно понравился ей. Словно, ведомая, она медленно направилась туда, откуда исходил запах.

За углом обнаружилась приоткрытая дверь. Диара заглянула в неё. Она сама не могла понять, что ей двигало. За дверью находилась лаборатория. Всё выглядело так отлично и в то же время неуловимо похоже на ту лабораторию, где творил её отец – прирождённый механик. Из-под его руки выходили механические заводные куклы и танцующие девушки, да такие искусные, что даже король заинтересовался. Мечтой отца было создать самодвижущуюся повозку и он даже начал работу над ней…

Лаборатория в этом доме до неожиданности была чем-то неуловимым похожа на отцовскую. Расположение полок, такой же беспорядок бумаг на единственном столе и травы, везде травы. Она сделала несколько шагов вперёд и принюхалась. Голова неожиданно закружилась.

Шаг, ещё шаг. Запах исходил от небольшого котелка, стоявшего на маленькой, импровизированной печке. Он дурманил и навевал такие приятные воспоминания. Вот отец жив, вот ещё жива мама. А вот Эдмон. Они вместе гуляют возле пруда. Шаг, ещё шаг. Картины были такие живые, как будто она и правда вернулась в прошлое. Вот же стоит отец. Она видит его наяву. Диара протянула руку и в тот момент, когда она почти дотронулась до фигуры отца, кто-то грубо дёрнул её за руку.

Она вздрогнула. Миражи рассеялись. Она стояла посреди лаборатории рядом с печкой, на которой кипел котелок. Сейчас котелка на печке не было, а напротив неё стоял травник. Диара взглянула на его лицо и тут же опустила глаза, не желая встречаться взглядом с рассерженным хозяином.

– Что ты делала в моей лаборатории? – Если бы голосом можно было убить, то она была бы уже мертва.

– Я просто зашла, – тихо ответила она и добавила, не ожидая ответа, – здесь очень вкусно пахло.

– Это дурман-трава. Она очень опасна. Впредь не смейте входить в мою лабораторию без разрешения.

И травник кивнул ей, видимо ожидая, что она уйдёт. Диара не стала испытывать его терпение и покинула лабораторию. Выйдя за дверь, она ускорила шаг. Встреча с травником почему-то оставила двойственные чувства.

С трудом найдя свою комнату, она улеглась на кровать. Всё, что произошло с ней за последний день, было так странно. Почему то она перестала испытывать страх. Да, Диара до сих пор не понимала своего хозяина, но бояться его вдруг перестала. Может быть, это виновата дурман-трава? У неё до сих пор немного кружилась голова. Эх, если бы существовал такой эликсир, позволявший повернуть время вспять…

Кажется, она уснула, потому что внезапно очнулась от скрипа открывающейся двери. Опять к ней зашли без стука.

– Пойдём в приёмный зал. Господин Эурелиус ждёт. – Надо же, а Гастин всё-таки умеет говорить. Голос у него был тихий и немного хрипловатый. Выглядел слуга так же невозмутимо, как и вчера. Интересно, травник его тоже купил?

Диара встала и попыталась привести себя в порядок, насколько это было возможно при отсутствии зеркала. Отряхнула помятое платье, пригладила волосы и вышла в коридор вслед за слугой.

Спустившись вниз, она услышала, как часы пробили полдень.

– Ты опоздала, – услышала она холодный голос, когда Гастин открыл дверь и впустил её в приёмный зал. Диара хотела пролепетать что-то вроде, что она больше не будет так делать – такую оторопь вызвал внезапно у неё и сам приёмный зал и присутствие рядом – рукой можно дотянуться – травника, но она смолчала. Зачем оправдываться, если не требуют оправданий?

Приёмный зал был большой комнатой, скорее всего гостиной, переоборудованной для других целей, и выглядел очень мрачно. Уставленный склянками со снадобьями и эликсирами, он отталкивал своим негостеприимством. Как будто травник специально хотел произвести впечатление на покупателей. В самом конце зала стоял стол, за которым сидел сам хозяин, а сбоку – маленький столик, который, видимо, поставили специально для неё, с тетрадями и пером с чернильницей на нём. Окна в зале были закрыты ставнями, а свечи тускло горели только над столами. Зал терялся в полумраке. И не сказать, что на улице полдень. Неужели она теперь все оставшиеся годы просидит безвылазно в этой темноте? Уныние затопило горячей волной. Захотелось свернуться в клубочек и уснуть, чтобы потом не проснуться.

– Вот. Выпей, – травник внезапно протянул ей пузырёк с каким-то снадобьем.

– Что это? – Спросила испуганно Диара. Она даже боялась подумать, что это может быть, настолько пугающими рисовались картины. А если она не выпьет? Какое наказание грозит ей?

– Пей. – А потом заметил её испуганный взгляд, и Диаре показалась, что она увидела лёгкую ухмылку, тронувшую губы. – Я не отравлю. Будет не так уныло.

Она не могла объяснить самой себе, почему взяла из рук травника склянку и поднесла к губам. Она пахла так… так восхитительно! Что-то из детства. Мёд, малина, мята, земляника. И на вкус, как чай, просто чай из тех, которые заваривала матушка. Диара вздохнула и едва заметно улыбнулась. Тьма, стянувшая сердце как капканом отпустила. Всё будет хорошо. И Эдмон обязательно приедет за ней и заберёт с собой.

Ей почудилось, или она услышала едва заметный вздох?

Но подумать о том, что только что произошло, она не успела. В дверь постучали и робко, бочком втиснулся какой-то полный неопрятный горожанин. От него разило луком и перегаром, да так, что она даже поморщилась.

– Господин Эурелиус, мне это… ну лекварство, – с трудом выговорил сложное слово посетитель.

– От чего? – Сухо спросил травник.

– Голова у меня болит пятый день.

– Пить надо меньше.

– Ага, ага, точно так, – покивал горожанин. – Так энто, вы дадите мне лекварство?

– Здесь снадобье от похмелья, – почти неуловимым жестом показал травник на одну из многочисленных полок. Диара поняла, что это говорится для неё. Когда горожанин ушёл, расплатившись за снадобье, она добросовестно записала в тетрадь, что господин Эурелиус продал и за сколько.

Следующие несколько часов (а посетителей принимали до четырёх часов вечера) она едва успевала записывать. Народу было много с самыми простыми заболеваниями, вроде болезни руки, ноги или головы. Травник с невозмутимым видом отдавал им снадобья и получал деньги.

Под конец приёмного дня, около четырёх часов (по старым большим часам, висевшим в зале над столом), пришёл один странный посетитель.

– Господин Эурелиус, мне нужно поговорить с вами наедине.

– Говорите, – травник был немногословен, но он не сделал Диаре ни одного жеста, который можно было бы расценить, как то, что он её прогоняет. Поэтому она осталась, преспокойно сидеть на своём стуле. Хотя она бы с удовольствием отправилась в столовую, например. Есть хотелось просто неимоверно.

– Эм… – Помялся мужчина, потом всё-таки продолжил. – Понимаете, мне нужно особое снадобье, такое, чтобы забыться.

Диара только сейчас разглядела глубокие морщины на лице мужчины и мешки под глазами. Видимо, какое-то горе мучило его. Травник молчал, словно что-то взвешивал, потом ответил:

– Простите, я не работаю с дурман-травой. Это запрещено законами нашей Империи. Поищите себе какое-нибудь дело, чтобы забыться.

– Конечно-конечно. Простите, – мужчина вышел из комнаты, ссутулившись и опустив плечи, как будто потеряв последнюю надежду. Диара услышала, как гулко хлопнула входная дверь

– Зачем вы солгали ему? – Тихо спросила она, сама не понимая, как, а главное зачем осмелилась задать вопрос травнику.

– Я не солгал, – спокойно ответил он ледяным голосом. – Дурман-траву я использую только для личных опытов и никогда не продаю. А если человек слишком слаб, чтобы пережить своё горе и ищет забвения, пусть идёт в ближайший трактир, – Жёстко ответил он.

– Это слишком жестоко, – гневно воскликнула Диара, на секунду забыв, с кем разговаривает.

– Жестоко – это изо дня в день вспоминать о том, что прошло и уже нельзя вернуть, мучая и себя и других. – Внезапно вспыхнули пламенем холодные глаза. Диаре показалось, что она увидела бурю за толстой ледяной стеной, которая бушует, не найдя выхода. – К тому же, – добавил травник уже спокойнее, – не всякую тоску можно утолить дурман-травой.

Пока Диара раздумывала над его словами, Эурелиус встал и направился к двери, чтобы закрыть её. Приём закончился.

– Дай посмотреть твои записи, – она вздрогнула – так близко внезапно очутился травник. Прямо за спиной, чуть-чуть наклоняясь и заглядывая через плечо в её записи. Она слышала его дыхание. Вполне человеческое, ни капли не ледяное. Как будто не было между ними сейчас этого разговора. Может быть, ей это только показалось? Диара подавила неуместное желание повернуться, чтобы рассмотреть травника. Она подвинула ему тетрадку с записями.

– Хорошо пишешь. – Если это была похвала, то звучала она слишком равнодушным тоном. – Где ты училась имперскому?

– В пансионе госпожи Карст, недалеко от Гаста.

– Ты была хорошей ученицей, верно? – Внезапный вопрос травника застал Диару врасплох. Она теперь всё-таки повернулась так, чтобы видеть его лицо. И ей на долю секунды показалось, что за ледяной стеной, которой господин Эурелиус отгородился (только ли от неё, или от всех?), промелькнуло какое-то человеческое чувство.

– Да, – она не видела смысла скрывать. И ещё почему-то злилась. Какое до неё дело человеку, который, по сути, купил её?

– Ты злишься, – он сказал это утвердительно, хотя Диара была уверена, что по её лицу нельзя прочитать, о чём она думает. Запоздало накатил страх. Он что, читает её мысли? Значит он, наверное, знает и про Эдмона. Паника накрыла с головой. Она увидела как почему-то нахмурился травник, потом развернулся и отошёл от её стола. – До завтра можешь быть свободна. Выходить из дома я не разрешаю. На обед и ужин за тобой придёт Гастин. Надеюсь, в своей лаборатории я больше тебя не увижу.

Развернулся и вышел из зала. Диара вздохнула, потёрла виски руками. После приступа страха накатила усталость. Вот и что ей теперь делать? Из дома выходить нельзя, значит, письмо Эдмону она не отправит, даже имея доступ к писчим принадлежностям. Как бы ещё узнать, какой секрет хранит её хозяин?

Она поднялась в свою комнату и первым делом распахнула ставни. Можно было, наконец-то разглядеть при свете дня, куда её занесло. Из окна действительно открывался замечательный вид. Сельская идиллия. Небольшой сад (правда, очень сильно неухоженный) возле дома, а дальше поля, пестрящие всеми буйствами красок. Возделанные – тёмно-зелёные или уже желтоватые от наливающихся колосьев, невозделанные – разноцветные от полевых цветов. И никакого города, никаких домов. Насколько хватало взгляда только зелень и поля. Хотя судя по количеству посетителей, дом травника просто физически не мог стоять далеко от города.

Диара с упоением вдохнула. Пахло летом, совсем как дома. Она так устала сидеть в темноте и затхлости повозки, что даже не заметила, как наступило лето, а теперь уже скоро сменится осенью. И Эдмон совсем скоро вернётся на каникулы из своего университета. Воспоминания о женихе были тем лучиком, который не давал пасть духом.

В комнате скоро стало скучно. Не зная, чем себя занять, Диара решила поискать библиотеку, очень надеясь не столкнуться в этот раз с хозяином и не забрести случайно в его лабораторию. Если честно, ей вовсе не хотелось его видеть. Но вряд ли было возможно этого избежать, тем более, если в этом доме принято входить в комнату к девушке без стука. Но она справедливо рассудила, что запрета бродить по дому он ей не давал, значит и не сможет придраться, к тому, что она куда-то вышла кроме своей комнаты и столовой.

Где находится библиотека – она не знала. Искать Гастина и спрашивать не было совсем никакого желания, поэтому Диара как и в прошлый раз побрела наугад, справедливо надеясь, что рано или поздно, она выйдет к библиотеке. То ли она очень сильно этого желала, то ли счастье наконец улыбнулось ей, но ближайшая открытая дверь в одном из коридор как раз вела в библиотеку. Книг здесь, конечно, было не в пример меньше, чем в её домашней библиотеке (каждый раз приходилось напоминать себе, что не в её библиотеке, а теперь уже в библиотеке Джефри) и в основном – трактаты по травологии, но пару интересных экземпляров она себе присмотрела. И села читать тут же, рядом, потому что понятия не имела, как воспримет господин Эурелиус такую вольность – как унести книги себе в комнату.

Книга попалась интересная и она незаметно для себя зачиталась, чтобы очнуться от вопроса:

– Разве я разрешал заходить в библиотеку?

– А разве запрещали? – Наконец нашлась Диара после нескольких мгновений молчания, когда первый страх прошёл. И на место ему пришла злость.

– Поскольку я тебя купил, имею право требовать послушания, – невозмутимо отозвался господин Эурелиус. Если утром Диара испытала к нему мимолётное чувство уважения, то сейчас ничего кроме злости и досады он у неё не вызывал.

– Но я же не могу по каждому вопросу беспокоить вас, чтобы спросить разрешения, – попыталась ответить она спокойно, но получилось с издёвкой и едва скрываемой злостью.

– Ты дерзишь мне и злишься, – спокойно ответил травник. – Я не терплю от слуг такого неповиновения.

– Но я не служанка, которым вы хотя бы платите. Я – рабыня! А глупо ожидать от рабов повиновения! – Высказалась она и испуганно замолчала, ожидая встретить бурю негодования. Но к её изумлению, травник издал короткий смешок и подошёл ближе, так, чтобы она могла видеть его лицо.

– И правда, я тебе не плачу. Завтра же исправлю это досадное недоразумение. Ты будешь получать в месяц десять золотых рилов. Но за это я требую послушания.

Диара удивлённо всмотрелась в лицо Эурелиуса. Но на его лице нельзя было сейчас прочитать ни одной эмоции. Он испытывал её? Возможно ли такое. Поэтому она с каким-то мстительным удовольствием увидела, как и на его лице промелькнуло удивление, когда она спокойно ответила:

– Я отказываюсь от вашего предложения, господин Эурелиус. Меня продали в рабство без моего согласия. Но добровольно я на рабство не соглашусь, даже за деньги. Благодарю вас.

Воцарилось молчание. Диара подняла глаза на травника, а потом снова опустила на книгу. Она ждала чего угодно, поэтому не удивилась, услышав шаги. Господин Эурелиус отошёл к двери.

– Я разрешаю тебе свободно передвигаться по дому, кроме моей лаборатории и моего кабинета. И, да, жалование я тебе всё равно буду платить, даже если ты не будешь им пользоваться.

Диара, ошеломлённая, сидела, сжавшись, в кресле у стола. Книга перестала привлекать. Что сейчас только что произошло, и для чего травник купил её? Неужто для того, чтобы платить жалование? Вопросов было больше, чем ответов. Но её сейчас не должны занимать эти вопросы. Её главная задача – найти возможность связаться с Эдмоном. А там… Он обязательно что-нибудь придумает.