С трудом справившись с очередным приступом кашля – раздражённое горло словно кошки изнутри драли, – Уми побрела прочь. Босые израненные ноги мучительно ныли, и Уми, согнувшись, словно древняя старуха, принялась взбираться на песчаный склон. Она не оглядывалась: даже если каппа станет преследовать её, на суше ни за что за ней не угонится.

Наверху вдруг затрещали кусты. Уми замерла, уцепившись за торчавшую из склона корягу. Неужели запах её крови учуял ещё какой-то находившийся поблизости дух?

Но когда из-за веток показалось сердитое кукольное личико О-Кин, Уми не смогла сдержать вздоха облегчения.

– Вот ты где, – проворчала дзасики-вараси, протягивая руку. Уми ухватилась за прохладную и гладкую ладошку, и ёкай с лёгкостью вытянула свою горе-подопечную на вершину склона, словно та весила не больше шкатулки с рукоделием.

Песок и мелкие камешки посыпались вниз, на берег, и Уми обернулась.

Каппа уже вылез из воды и теперь, ощерившись и смешно задрав голову, глядел прямо на неё из-под тяжёлых зеленоватых век.

О-Кин хмыкнула и взмахнула рукой. Земля под ногами каппы вдруг вздыбилась, и ёкай с громким плеском упал в реку. Уми с равнодушием смотрела, как расходились круги на том месте, где скрылся дух.

Больше каппа не показывался.

– Тебя уже все обыскались, – голос О-Кин был ледянее ветра, что холодил промокшую до нитки Уми. – Идём.

И, спрятав руки в рукава кимоно, ёкай зашагала по тонкой, едва заметной тропинке, вившейся между соснами.

– Спасибо, – с запозданием проговорила Уми, едва поспевая за дзасики-вараси. Идти было больно: в порезы от камней забился песок. С каждым новым шагом земля будто бы вгрызалась в израненные стопы.

Ёкай хмыкнула в ответ.

– О-Кин всегда рада случаю насолить каппам, – надменно задрав подбородок, возвестила дзасики-вараси. – Они глупы и прожорливы. Умный не стал бы лезть к тому, кого защищает О-Кин.

– Значит, ты до сих пор исполняешь обещание, которое дала моей матери?

Ёкай замерла и смерила её удивлённым взглядом. Но в следующее мгновение, словно прочитав что-то в лице Уми, сделалась мрачнее тучи, которая вот-вот готовилась пролиться дождём.

– Вот потому-то О-Кин и терпеть не может водных духов. Они болтливее служанок в усадьбе Хаяси.

– А что ещё ты ей пообещала? – продолжила допытываться Уми, когда ёкай замолчала. Девушка дрожала от холода, ноги мучительно ныли, но, видит Дракон, откладывать этот разговор больше было нельзя. –  Уж не запечатать ли мою силу?

– Догадалась, значит, – проворчала дзасики-вараси, отвернувшись. Уми удивлённо захлопала глазами: она и подумать не могла, что добиться признания от О-Кин будет настолько легко.

Но следующие слова ёкай огорошили ничуть не хуже, чем купание в ледяной воде:

– Только это не О-Кин наложила печать. О-Кин лишь обеспечивала тебе защиту, как и обещала.

– Тогда кто это сделал? – Уми обхватила себя руками, чтобы хоть немного согреться, но вскоре осознала, что дрожала вовсе не от холода.

Ёкай поморщилась.

– О-Кин не может сказать. Но ты сама скоро обо всём узнаешь.

Сколько бы Уми ни билась, ответ О-Кин оставался прежним. Наконец, оставив попытки разговорить дзасики-вараси, Уми спросила:

– Как ты узнала, где искать меня?

– О-Кин почувствовала, как волнуется река. Живущие в воде ками и духи хотели познакомиться с тобой, вот и слетелись к Ито со всей округи.

От одного лишь воспоминания о бездонных глазах теней Уми стало не по себе, и потому она поспешила сменить тему:

– В вечер представления я видела тэнгу в балагане. Что там произошло? Вам удалось изловить Сана? Усадьбе больше ничего не угрожает?

Стоило Уми упомянуть имя вора, как личико О-Кин перекосило от досады:

– Хозяева леса всегда держат своё слово. О-Кин передала им вора и награбленное, а они оставили нас в покое, как и обещали. Только этот… гад всё-таки успел поглотить чешуйку Сэйрю и спалить целый шатёр. Но тэнгу всё равно его изловили.

– И что с ним теперь станется?

Несмотря на вероломство Сана, Уми всё равно было немного жаль непутёвого духа. Он мог бы спокойно прижиться в усадьбе, если бы не рвался к власти и силе. Сан по собственной глупости погубил себя – и мог утянуть за собой их всех.

– Если ему удастся убедить князя Содзёбо, что живым он окажется куда полезнее, то останется до поры на службе в Лесу Скрытой Силы, – с явной неохотой ответила ёкай. Похоже, вспоминать о встрече с тэнгу ей хотелось не больше, чем отвечать на вопросы Уми о её матери. – О-Кин слышала, что многие духи, перешедшие дорогу тэнгу, были вынуждены заключить с князем договор, чтобы он помиловал их.

Упоминания князя Содзёбо в последнее время доводилось слышать всё чаще, и это отчего-то навевало тревогу. Уми даже себе не могла объяснить, в чём тому причина. Словно в имени того, кто стоял над духами Тейсэна, сгустился злой холод скованных морозом зимних ночей, вся тьма, которая заставляла забыть о тепле и солнце…

Когда впереди раздались чьи-то торопливые шаги, Уми замерла. Но стоило ей заслышать встревоженный голос Сибаты, звавшего её, напряжение заметно ослабло.

Вскоре на тропинке показался и сам Сибата. Лицо его было покрасневшим, на лбу блестели жемчужинки пота – похоже, всё это время он бегал по округе и искал её.

– Молодая госпожа Хаяси! Вы не ранены? – на одном дыхании выпалил Сибата, поравнявшись с ней.

– Ничего серьёзного, просто немного… поцарапалась.

– Идёмте скорее, я отведу вас домой.

Уми посмотрела туда, где мгновением ранее стояла О-Кин, но, как и ожидалось, ёкай уже и след простыл. Дзасики-вараси не любила покидать дом, а за последние несколько дней ей пришлось сделать это дважды – чтобы защитить всю усадьбу от гнева тэнгу и чтобы теперь помочь Уми отвязаться от оголодавшего каппы.

* * *

До забора, окружавшего усадьбу Хаяси, они добрались быстро. Даже с такого расстояния до слуха Уми донеслись встревоженные голоса братьев клана и прислуги. Ну и наделала же она шуму!

– Ничего не рассказывай отцу, – попросила она Сибату. – И передай остальным, чтобы держали языки за зубами. Как улягутся волнения в городе, погуляете в идзакая за мой счёт.

Сибата заверил, что всё сделает, и его слова немного успокоили Уми, хотя она до сих пор испытывала мучительный стыд за свою несдержанность. Убежала из дома босая и зарёванная, словно глупая девчонка! Такое поведение не пристало дочери главы клана Аосаки. Оставалось лишь надеяться, что за прочими, куда более серьёзными событиями, случившимися в Ганрю в последние дни, её опрометчивое бегство быстро позабудется.

На стук в ворота отворили почти сразу – видать, поджидали возвращения Уми. Дежуривший у ворот брат не сказал ни слова, лишь почтительно поклонился. И вообще никто не заговорил с ней, кроме Нон, которую Уми сразу же послала за водой, бинтами и мазью. Чтобы не натащить в дом песок, следовало сначала промыть и обработать раны на стопах. А потом уже заняться следами когтей на спине.

Уми уселась на веранде, постаравшись придать своему лицу самое непринуждённое выражение, будто бы купание в ледяной реке было для неё делом привычным. Расторопная Нон не заставила себя долго ждать, и в течение нескольких болезненных минут, пока она промывала раны на ногах, а потом наносила на них пахнущую травами мазь, Уми не могла больше сосредоточиться ни на чём ином.

Наконец, когда первая часть мучений осталась позади, Уми в сопровождении Нон заковыляла к себе. В доме стояла непривычная тишина: даже на кухне не слышалось привычной возни Томоко и служанок, помогавших с готовкой. Должно быть, домоправительница всё ещё находилась в комнате матери. Похоже, Томоко и впрямь оказалась единственной, кто по-настоящему обрадовался возвращению своей госпожи.

Все мысли о матери Уми по привычке постаралась задвинуть в самый дальний уголок сознания. Но ничего не вышло. Воспоминания водных сущностей поколебали уверенность в том, что мать по злому умыслу или по легкомыслию могла бросить их с отцом. Судя по тому, что увидела Уми, Миори Хаяси по-настоящему любила их – и её искренние слёзы, и дрожавший от волнения голос были тому подтверждением.

Может, и впрямь стоило поступить так, как Дзиэн совсем недавно советовал Ямаде? Отринуть обиду, чтобы она не мешала ясно видеть происходящее… Но Уми не могла заставить себя сдвинуться с места – даже после того, как Нон обработала и забинтовала царапины на спине и помогла переодеться и высушить волосы полотенцем.

Комната матери была совсем рядом – надо только выйти в коридор и миновать двери, ведущие в комнату Томоко. Но никогда прежде столь малое расстояние не казалось Уми таким непреодолимым.

Она надеялась, что водные сущности помогут развеять тревогу, но видения лишь повергли сердце в ещё большее смятение. Уми не знала, что ей делать и за что взяться. Прислушивалась к голосам, доносившимся со двора: не вернулся ли отец? Или Ёсио, с которым Уми, несмотря на случившееся, всё-таки жаждала поговорить. Узнать, почему он так поступил. Попытаться понять, что сподвигло его на предательство.

И куда запропастился Ямада? С самого утра от него никаких вестей, и Уми это тревожило куда сильнее, чем она готова была признаться даже самой себе. За эти дни она привыкла к тому, что Ямада постоянно находился рядом – немногословный и надёжный, всегда готовый прийти на выручку.

С другой же стороны, Уми была рада, что никто, кроме слуг и братьев клана, не видел её слёз. Больше она такого позора не допустит.

Безрадостные размышления Уми прервал знакомый голос, донёсшийся со стороны окна:

– Никогда не слышал, чтобы молодые девушки столько вздыхали.

Уми вздрогнула и обернулась. Ставни на окне были раздвинуты, и в щели между ними виднелась киноварно-красная морда обезьяна, с которым они встретились в балагане. Не по-звериному умные глаза ярко блестели, с интересом наблюдая за Уми.

– А я никогда не слышала, чтобы звери разговаривали, – нашлась она с ответом. – Что ты здесь делаешь?

Обезьян одним ловким прыжком перемахнул через окно и оказался в комнате.

– Да вот осматривался и решил заглянуть ненадолго. Поблагодарить за помощь.

– Вот Ямаду и благодари, это он помог твоим друзьям. Я тут совершенно ни при чём, – пожала плечами Уми. Приписывать себе чужие заслуги она бы не стала. – Это он притащил тебя сюда?

– Не притащил, а привёл, – с видом оскорблённого достоинства осклабился макак. – Я был пленником балагана, и больше мне пока некуда податься.

Уми смерила его задумчивым взглядом. Появление обезъяна ненадолго отвлекло от тяжёлых мыслей, но с его уходом они обязательно вернутся в прежнее русло. И Уми очень хотела бы этого избежать. Отсрочить неотвратимое хотя бы ненадолго.

– Тогда, может, расскажешь о себе? – предложила она. – Раз уж ты теперь живёшь в доме моего отца.

Дважды макака просить не пришлось. Он с готовностью уселся, подтянув колени к груди.

– Это справедливо, – кивнул он и чуть наклонил голову в приветственном жесте. – Меня зовут Тэцудзи, и на мне лежит заклятие.