На этот раз Лир промолчал. Он не знал. Да, он тоже скучал по Нагалу, по циничным шуткам того, по его прямолинейности и упертости, порой доходившей до фанатизма. Каким бы грубым ни казался окружающим, Наг всегда говорил лишь то, во что верил. «Ты хреновый лидер, Хэллхейт, – сказал он однажды Лиру. – Но хотя бы умеешь признавать свои ошибки».

Лир никогда не признается, что завидовал честности Нагала, но самое ужасно – никогда не признается, что врет куда чаще, чем признает свои ошибки.

И поэтому Лир молчал. Ему казалось недостойным врать сейчас, говорить, что он разделяет боль Тейна. Может, Хэллхейт с Нагалом и были друзьями, но у Хэллхейта всегда было много друзей, у Хэллхейта есть семья, а у Тейна когда-то был только Наг. Лир знал, как эти двое близки, знал, сколько раз Нагал спасал Тейну жизнь и сколько раз Тейн был готов пожертвовать собой ради Нага.

«Я умру за тебя, – говорил Дафне Мунвард. – Потому что мир не имеет смысла, если в нем нет того, ради кого стоит умереть». – Да, Лир понимал Тейна, но разумом, а не сердцем. И сердцем не хотел понимать.

– Что тебе снится в последнее время? – поинтересовался вдруг Тейн.

Лир напрягся.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну тебе же больше не снится даитьянское прошлое, верно? – Тейн подобрал упавший рядом с ним осколок и поднес к глазам. – И нет больше необходимости разыскивать Дафну во сне, ведь ты и так просыпаешься рядом с ней каждый день. Так что же снится его величеству? – аккуратно положил осколок обратно ровно на то же место, откуда поднял, и взял другой. – Или научился контролировать мысли настолько, что видишь во сне лишь то, что желаешь увидеть?

– Нет, это так не работает, – покачал головой Лир.

– Как же?

– Я могу создать сон. Но могу и отпустить мысли, позволить подсознанию взять верх, и тогда… Мне не очень нравится мое подсознание, Тейн.

Друг кивнул, по-прежнему разглядывая кусочки фарфора, словно нет ничего более важного в мире.

– А мне вот давно ничего не снится.

– Совсем?

– Я просто проваливаюсь во тьму, когда засыпаю, меня оттуда кто-то зовет, а потом прогоняет прочь. И так каждый раз. Забавно? – но в голосе Тейна не слышалось ни капли забавы. – Потом я думаю, что просыпаюсь, но на самом деле проваливаюсь лишь глубже, и вокруг появляются эти… огни, – его взгляд смягчился, будто он вспомнил летний день. – Среди них тепло. И спокойно. Мне кажется, что они живые, кажется, что я мог бы стать таким же огнем, но что-то меня к ним не пускаем. Тогда я окончательно просыпаюсь.

Помедлив, Тейн снова взял один из осколков, и стало понятно, что он не собирается больше ничего говорить.

«Какая же опасная вещь, эта победа», – понял Лир. С одной стороны, ты получаешь то, о чем так долго мечтал, но с другой, обязательно что-то теряешь, что-то не менее ценное, чем мечта, что-то, что порой эту мечту даже обесценивает. Но ведь Хэллхейт ничего не потерял? А что потерял, получил обратно, как доверие Дафны и Никка. Значит ли это, что ему повезло или что его война не окончена?

– Ты сказал огни, Тейн, – Лир облизал губы, колеблясь. – Они мерцают? Как звезды?

– Откуда ты знаешь?

– Догадка.

Словно невзначай, их глаза встретились, но даже без этого Лир знал, что Тейн слышал фальшь в его голосе. Оба скрывают что-то, оба чего-то боятся, оба чего-то ждут. Однако никто из них не стал продолжать разговор, и Лир поднялся на ноги, собираясь занять себя делом, чтобы поменьше размышлять о мечтах и потерях.

– Раз уж все равно встал, – с наигранной легкостью сменил тему Тейн, – найди хозяйку этого дома, пусть она выгонит Ирна. Он храпит и мешает мне думать.

Лир глянул через плечо. И Ирней, и Шандар по-прежнему крепко спали, ни разговор фоморов, ни разбившаяся кружка их не потревожили.

– По-моему, друг Никка храпит громче, – заметил он.

– Не-а, – отмахнулся Тейн, – Шан пусть остается. Обещал мне сегодня показать, как с помощью кристаллов рисовать объемные узоры изо льда.

– Как скажешь.

Еще какое-то время Лир наблюдал, как Тейн рассматривает осколки, точно ищет в них закономерность, и в конце концов начинает их собирать. Хэллхейту показалась чуднóй, даже пугающей, его собственная идея: точно так же он периодически собирает по кусочкам свои мысли и чувства, пытаясь понять, как они сочетаются, почему противоречат друг другу и где недостающая деталь пазла, не позволяющая ему понять самого себя.

– Ну, что еще? – Тейн уставился на Лира из-под бровей. Та мимолетная искра в его глазах, которая появляется только, когда говоришь что-то личное, бесследно исчезла.

– Проваливай-ка и ты, Хэллхейт, да?

Приятель едва заметно, невесело усмехнулся:

– Ты всегда умел подбирать нужные слова.

Кивнув, Лир оставил его. Обошел бубнившего что-то во сне Ирна, перешагнул через рассыпанные на полу пряники и вышел из комнаты, в своем воображении возвращаясь к повседневным заботам. Хоть он и сказал Тейну, что война позади, фоморам и даитьянам только предстояло научиться жить в мире. И теперь наследник Крейна обязан был этот мир (который никогда не умел удержать) каким-то образом воссоздать.

Только за вчерашний вечер Ирн дважды поругался с Чарной из-за того, что та утверждала, что пунш в Патиле делают лучше, а Тейн, прежде чем подружиться, чуть не подрался с Шаном, который осмелился заявить, что среди фоморов нет достойных артистов. А если бы у одного из них оказался при себе меч? А если представить эти ссоры в масштабах двух стран?

Задумавшись о предстоящих делегациях и договорах, в прихожей Лир чуть не столкнулся с той самой Чарной, выскочившей из-за поворота ему навстречу. Фоморка возмущенно взвизгнула, однако даже не удосужилась отойти, лишь уставилась на Хэллхейта своими большими карими глазами, оказавшимися в сантиметре от глаз Лира.

– Доброе, эм… – Локон ее рыжих волос защекотал его шею. Лир сделал полшага назад, – утро.

– Доброе? Как же, – фыркнула Чарна. Она демонстративно покрутила перед его носом яблоком, с которого кинжалом срезала ломтик и отправила в рот. – В этом доме ничего нет кроме фруктов. Уже восьмое жру и до сих пор не наелась.

При виде кинжала в голове опять ожил сон.

«Ты предал меня, Лир. Предал нас всех…»

– Где Дафна? – выпалил он прежде, чем успел себя остановить.

– Дафна-а, – задумчиво протянула Чарна, чавкая. – А как Регинслейв? Больше не хочешь грабить со мной оружейные склады в Забвеннике? Не интересно уже нам выслеживать торговцев редкостями на Земле вдвоем? Или хотя бы, – она прищурилась, положив очередную дольку себе на язык. – Сыграть в спарринг на арене Нараки?

Лир был не в настроении играть.

– Откуда я знаю, где коротают время царевны, ваше величество, – сдалась Чарна, поняв это. – Но на месте Аурион я бы спала. Да в общем-то я и спала, пока пустой желудок меня не разбудил, не знаешь, в этом доме есть мясо? Может, стейк какой или котлетка?

– Во всей Сутале ты не найдешь ни единой котлетки. – Подумав, Лир скривил губы в усмешке: – Но если так хочешь чего посытнее, Тейн жаловался на храпевшего Ирна.

Лицо Чарны перекосило, будто ей предложили погрызть кору.

– За кого ты меня принимаешь, – возмутилась она и наконец засмеялась. – В Ирне же одни кости. Тем более, если даитьяне и правда все травоядные и питаются листиками…

– Фруктами.

– Да хоть корешками, я жрать хочу, Лир!

– Тогда не ешь Ирна, – он даже не стал спрашивать, почему Чарна не рассматривает вариант вернуться в Патил, раз уж так голодна. Все, что напоминало о Хорауне, она безмолвно предпочитала игнорировать в последнее время. – А спроси, может, он прихватил что с Земли.

– Хм, а это идея, – в глазах Чарны мелькнул озорной огонек. – Я бы не отказалась от чизбургера.

Подмигнув на прощание, Регинслейв промаршировала мимо Лира в гостиную. Прежде чем уйти, он видел, как упал табурет, выбитый ловкой ногой Чарны из-под Ирнея, а следом рухнул и сам Ирн, моментально проснувшийся с рассерженным воплем.

«Именно так и выглядит перемирие», – решил Лир, глядя на согнувшуюся пополам от хохота фоморку, которую осыпал проклятиями даитьянин.

Хэллхейт поднялся по подвесной лестнице на второй этаж и, повернув ручку двери, зашел в одну из комнат в самом конце коридора.

Спальню еще окутывала ночь: сквозь стеклянную крышу узкая полоска бледного света падала на кровать, скомканное в углу одеяло и белоснежную прядь волос Дафны. Точно владычица подлунного царства, даитьянка спала, поджав ноги к груди и укутавшись в мантию. Ее лицо было безмятежным, но в то же время серьезным, и Лиру вспомнилось, как он – нет, Тер – впервые увидел Дафну на уроке по фехтованию: ее волосы сверкали при каждом движении, как снизошедший на землю небесный огонь, а взгляд был гордым и неприступным. Даже самый изящный меч в бою не бывает так опасен и так прекрасен, как Дафна в тот день в глазах Тера.

День, который решил его судьбу на две жизни вперед.

Осторожно присев на край кровати, он смахнул с лица Даф непослушный локон и наклонился было, чтобы поцеловать ее, но вдруг заметил, лежащую на подушке книгу.

На раскрытой странице трижды обведено карандашом:

…тем, кто, однажды прошел по лезвию между мирами, открыто будущее и прошлое. Но нас, как ученых, интересует вопрос истиной причины: какую власть память имеет над бодрствующим фрагментом души.

– Что за бред ты читаешь на вечеринках, Даф, – хмыкнул Лир. Однако собственная же попытка посмеяться провалилась. Разум вновь кольнуло иглой сомнений, которые не давали покоя: что вернуло Хэллхейта в этот мир? Или… кто?

«Тогда ищи, Лир. Ищи…»

Он тряхнул головой, надеясь отделаться от мысли, как от назойливой мухи. Чуть ниже почерком Дафны выписано:

Вопрос. Причина. Лезвие.

Не думая, Лир взял карандаш с тумбочки и зачем-то добавил:

Истина.

Была ли это действительно истина, что привела Лира обратно? Высший промысел? Дар или проклятие? Когда-то Хэллхейт потратил немало сил, пытаясь понять это. Но ответ всегда появляется, лишь когда перестаешь искать.

– Эй, – шепнул он на ухо Дафне. – Пора начинать новый день.

Даф пробурчала что-то, не открывая глаз, и натянула мантию до самой шеи.

– У нас запланированы дела государственной важности на сегодня, – добавил Лир, проведя рукой по ее щеке.

Даитьянка вздрогнула от прикосновения его холодных пальцев.

– Я думала, ты передумаешь, – сонно сказала она, и ее голубые глаза наконец встретили взгляд Лира. – Ты передумаешь?

– Нельзя передумать, Даф.

Вздохнув, она приподнялась на локтях, собираясь сесть, но увидела дописанное Лиром в книге и замерла.

– Раньше, ты писал букву «и» по-другому, – заметила Дафна.

– Раньше, у меня были другие руки.

– Ты все тот же.

– Ты в этом уверена?

– Да.

Невольная улыбка растянула губы Лира. Что бы Даф ни говорила, отчего-то он верил ей беспрекословно. Он хотел и доверял, и всегда будет доверять любым словам Дафны – пусть она будет его истиной, его даром, его проклятием и высшим промыслом, пусть она будет той незыблемой землей под ногами, на которой все всегда будет просто.

Лир так решил, поэтому так и будет.

Он снова потянулся к Даф, собираясь стянуть с нее мантию, но даитьянка оказалась проворнее. Увернувшись, она схватила Хэллхейта за плечи и повалила рядом с собой.

– Еще часок дела подождут, – растворилось ее горячим шепотом на его губах.