Поэтому она выбрала на редкость оригинальный способ, решив станцевать на столе среди полупустых тарелок и еще полных стаканов и рюмок. Алина вспрыгнула на стол и прошлась по нему из конца в конец, разумеется, овладев вниманием собравшихся. Своего она добилась, все взгляды были прикованы к ней. Тут же откуда-то возник саксофон, бубен и даже небольшой тамтам. Под их звуки Алина начала грациозно приплясывать на столе, ловко огибая препятствия в виде заливного из судака и лоханью с зеленым салатом.

Катастрофа случилась возле блюда со злосчастным окороком. Какой-то остряк посыпал его солеными фисташками, многие из которых упали с блюда и раскатились по скатерти. Увлекшись танцем, Алина поскользнулась на кругляшках и с грохотом, которого трудно было ожидать от такой хрупкой девушки, скатилась со стола.

Какое-то время музыканты еще продолжали играть, затем музыка смолкла, и все гости с присущей людям искусства импульсивностью бросились к пострадавшей, чудом не затоптав ее насмерть. Никите удалось растолкать суетящихся без толку коллег и усадить Алину на стул. Изрядно набравшийся к этому времени Андрей метался взад и вперед и звал дурным голосом врача.

Между тем Алина ощупала свою ногу и поморщилась.

– Растяжение и ушиб, – сказала она. – Ничего страшного. Успокойся, Андрей, не нужно никакого врача. Я сама себе лучший врач. Продолжайте праздновать.

Гости послушно вернулись к столу. А Алина, обратившись к Никите, сказала:

– Боюсь, что завтра мне не удастся выступить в шоу. Карабас совсем озвереет. Если с киношниками можно договориться, то как быть с ним, ума не приложу. И, как назло, все заняты в своих аттракционах. Разве что Эльвиру попросить.

– Ни за что, – вскинулся Никита. – Это же пародия получится. Зритель меня не поймет. Когда опасность угрожает жизни молодой и красивой девушки, зал сочувствует, а если поставить эту уродину, все будут возмущены, какого черта я в нее не попал. Нужна красивая, а главное, отважная девушка.

И он посмотрел в нашу сторону. Мне, честно говоря, его взгляд очень не понравился.

– Мариша! – затрясла я ничего не подозревающую подругу за рукав. – Мариша!

Но я не успела. Никита меня опередил. И не успела я оглянуться, как обаянная этим красавцем Мариша дала согласие участвовать в его аттракционе.

– Ничего опасного нет, – авторитетно говорила она мне, когда мы возвращались с жонглером и его подружкой в город на машине этой самой подружки. – Алина с ним выступает уже почти два месяца.

– А где та девушка, которая была перед ней? – мрачно спросила я.

– Ты мне просто завидуешь, – сказала Мариша и надулась. – Что не тебя первую пригласили.

– Ничего, долго ждать не придется, – мрачно сказала я. – Завтра он воткнет в тебя пару ножичков, и наступит моя очередь.

Мариша окончательно надулась, и до города мы больше с ней не разговаривали и вообще старались не обращать друг на друга внимания.

Маленький человечек, довольно потирая ручки, опустил письмо в почтовый ящик. Для того чтобы добраться до этого ящика, ему пришлось проехать приличное расстояние на поезде. И поездка эта была отнюдь не первой и, как он подозревал, не последней. Его накопления, которые он сделал на старость, стремительно таяли. Но не это угнетало мужчину, его беспокоило, а ответит ли в конце концов на его чувства предмет его страсти? Ведь до сих пор он еще так и не решился открыться. Это и понятно, он боялся показаться смешным. Ведь он был далеко не молод, не богат, и все, что он мог предложить, – это преданность и честность.

Но все-таки конец близился. У мужчины были довольно крепкие нервы, закаленные многолетней битвой с подрастающим поколением, но он полагал, что такого эпистолярного натиска не выдержит никто. И тогда наступит равязка. Какой она будет, мужчина еще не знал. Но с облегчением вздохнул, потому что об этом должен думать не он.

И еще было одно приятное обстоятельство: сегодня не нужно спешить на поезд и, как обычно, трястись в душном вагоне. То дело, ради которого он приехал в этот город, еще не выполнено. Перед отъездом предстояло еще дважды опустить письма, но главное даже не это. Самое главное – ждать. А в этом мужчине не было равных.

Взрыв прогремел в три часа ночи. На воздух взлетел склад готовой продукции небольшого химического заводика. В последнее время все его цеха, за исключением одного, который почти полностью перешел на изготовление растворителей и красок, бездействовали. Зато в оставшемся работа кипела в две смены. Было закуплено австрийское оборудование, и дело пошло.

Из-за взрывоопасности хранившейся на складе готовой продукции столб огня поднялся до неба и довольно быстро перекинулся на сам завод. Несмотря на позднее время, пожарные приехали в рекордно быстрый срок, но они мало что могли сделать с разбушевавшейся стихией. К тому времени, когда пожар погасили, приехали директор завода и все члены правления. С немым отчаянием они прошли по пепелищу, густо залитому пеной.

Обломки железных балок, обгоревшие остатки перекрытий и полурасплавленные стекла окон – вот все, что осталось от процветающего предприятия. Что говорить, убыток, даже по предварительной оценке, составлял огромную сумму. Конечно, завод был застрахован, но удар все равно ощутимый, не говоря уж о том, что на ближайшие месяцы – прощайте доходы.

– Надо было заплатить, – мрачно сказал как-то враз постаревший и сгорбившийся директор завода своему более молодому по возрасту, но сейчас выглядевшему ровесником шефа заместителю. – Верно говорят: скупой платит дважды.

Заместитель с тоской огляделся по сторонам и согласно кивнул.

– Может, ФСБ поможет? – высказал он робкое предположение.

– Что они могут? – махнул рукой директор. – Кому предъявишь обвинения? Уверен: преступника никогда не найдут. Тут орудовала группа. Всех арестовать невозможно, а если хоть один останется на свободе, смерть нам будет обеспечена. Впредь умней будем. И никуда мы не пойдем. Мы ничего не знаем, взрыв – это случайность. Усвоил?

– Усвоил, – уныло согласился заместитель.

– У тебя жена и ребенок, – добавил директор. – А у меня дети и внуки. Завод – это полбеды. Отстроимся и снова начнем работать. А вот потерять семью – не дай бог.

И оба мужчины, оскальзываясь на мокрых обломках, направились к своим машинам, стоящим поодаль.

Несмотря на то, что я была чертовски недовольна очередным легкомысленным выбрыком подруги, я не смогла бы пропустить ее дебют в качестве артистки на арене цирка ни за что в жизни. Я уселась в первом ряду, справедливости ради надо сказать, что под куполом было всего два ряда скамей, причем второй ряд во время утреннего представления пустовал. На Марише был умопомрачительный купальник с золотом и бисером. Выглядела подруга в нем потрясающе, а могла бы еще лучше, если бы он был хотя бы на пару размеров побольше. А так публика, почти целиком состоящая из детей и их бабушек, была откровенно шокирована прелестями Мариши, вылезающими из купальника, словно забродившее тесто из слишком тесной миски.

Тем не менее Никита мужественно пошвырял свои ножи и раскланялся под жидкие аплодисменты зала. Мне лично к концу номера было уже плевать, во что там вырядилась моя подруга. Я так перетрухнула, что сидела ни жива ни мертва.

– Ну как? – осведомилась Мариша, когда я вышла за ней из шатра.

– Потрясающе, – выдохнула я.

– Сама знаю, – вздохнула подруга. – Нужен другой купальник. В этом стыда не оберешься. Но кто же знал, что у них тут такой скудный гардероб? Я была уверена, что для меня найдется что-нибудь подходящее. Но они тут все такие тщедушные. Придется ехать в город, но боюсь, что не успею к вечеру. У меня есть еще несколько дел.

И она многозначительно замолчала, а я похолодела.

– Ты заменишь меня, если я задержусь? – нерешительно осведомилась Мариша.

– Ни за что, – решительно сказала я.

Я всегда так говорю, а потом, не успею оглянуться, как уже делаю то, чего от меня ждет Мариша. Черт знает что! Мариша опоздала, и этим вечером я как миленькая стояла в трико и белой шелковой шали, одолженной мне Алиной, валявшейся с повязкой на ноге у себя в фургончике возле кулис, и тряслась от страха.

– Наш выход! – сказал Никита и буквально выволок меня к публике.

О том, чтобы самой подойти к щиту, не могло быть и речи. От страха я ничего не видела. Кто-то приковал меня к щиту, и тут зарокотали барабаны. Первый же нож стукнулся о дерево прямо у меня над левым ухом, срезав прядь волос. Такого я раньше что-то не припоминала. Выражение лица Никиты меня тоже не порадовало, казалось, он тоже удивлен результатом своего броска. В ужасе дернув головой в сторону, я сохранила себе правый глаз. Нож воткнулся как раз в то место, где он только что находился.

Окончательно перестав соображать что-либо, я в ужасе заверещала на весь шатер. Публика, решившая, что так и нужно по сценарию, довольно загоготала. Мои руки и ноги были прикованы, так что особенно не подергаешься, но я старалась. Покрывшийся потом Никита продолжал трудолюбиво швырять ножи, а я дергаться в разные стороны. Благодаря своей ловкости, я избежала еще трех ударов, но вот четвертый все же задел мою левую руку чуть повыше локтя. Белый шелк немедленно окрасился кровью, а публика, состоящая нынче сплошь из молодых и не очень молодых мужчин, довольно взревела. Боль помогла мне собраться с мыслями.

– Хватит! – завопила я. – Я на тебя в суд подам!

Публика покатывалась от хохота, а подручные бледного словно смерть Никиты поспешно освобождали меня от оков. Проковыляв к выходу, я дождалась Никиту и влепила ему здоровой рукой смачную затрещину.

– Халтурщик, – сообщила я ему. – Тебе на бойне работать. Убийца.

Тем временем весть о случившемся уже облетела весь городок. К шатру спешили артисты и бледная Мариша с каким-то свертком в руках, а шоу тем временем продолжалось. Первым подоспел к нам с Никитой коренастый дядька с густой черной бородой и пронзительными глазками под нависшими бровями.

«Карабас!» – догадалась я и оказалась права.

– Что случилось? – набросился Карабас на Никиту. – Ты снова пьян?

– Не понимаю, – растерянно замотал головой парень. – Ножи летели как на душу придется. Ни один не вошел в цель. Ничего не понимаю.

– А тут и понимать нечего, – сказал один из мужчин в серой спецодежде, осматривавших щит. – Проводка повреждена, магнит не работал. Конечно, ножи летели туда, куда ты их бросал. Просто чудо, что ты не убил девчонку.

После этого окружающий мир для меня как-то поблек, лица закачались и уплыли в туман. Очнулась я на койке рядом с Алиной. Вернее, она сидела у моей постели на стуле.

– Слава богу, все обошлось, – сказала она мне. – Рана на плече пустяковая. Даже не рана, а порез. Я его уже залепила пластырем. А волосы отрастут. Никиту убить мало, сколько раз я ему говорила проверять оборудование перед выступлением. Всегда самой следить приходилось. А сегодня он мне клятвенно пообещал, что проверит, и вот. Так ему и надо. Даже жаль, что он только плечо оцарапал. Убил бы, так впредь была бы наука.

«Интересная логика», – только и успела я подумать про себя, как ворвалась Мариша и еще одна девушка.

– Господи, ты жива! – завопила Мариша прямо с порога. – Я этого Никиту чуть своими руками не задушила. Остолоп, не мог свою проводку проверить. А врет как нагло! Смотрит мне в лицо и говорит, что все самолично проверил.

– Проверил? – удивилась Алина. – Конечно, врет. Ему просто стыдно признаться, что он такой остолоп. И надо же такому случиться именно сейчас! Теперь никого не допросишься завтра выступить. Карабас будет в ярости и запросто может Никиту выгнать, а куда тогда я денусь. Кому нужна танцовщица с вывихнутой ногой? И больничный лист он мне вряд ли оплатит.

– Об этом не думай, – сказала девушка из цирка, – я выступлю за тебя.

– Так тебе Ростислав и позволит, – хмыкнула Алина. – Он жуткий собственник, и с Никитой у них вражда. Только рад будет, если Никиту выгонят из шоу. Нет, Оля, не получится.

– И не надо! О чем тут спорить, даром, что ли, я раздобыла себе умопомрачительный костюм? Куда я его еще надену, кроме как на арену? – подала голос Мариша. – Никаких конкуренток не пущу, завтра выступаю я, и точка.

– И тебя не пугает то, что случилось сегодня? – удивились обе циркачки.

– Мой дедушка говорил, что два раза в одну воронку бомба не падает, – сказала Мариша. – Так что завтра на арене под ножами Никиты мне будет безопасней, чем в собственной кровати у себя дома.

Алина с Олей начали так бурно выражать восторг Маришиной отвагой и так громко благодарить ее, что мне с моим тихим здравомыслием к подруге оказалось не пробиться.

На следующий день Мариша снова была на арене, а я вместе с веселым, но малость хлипким и каким-то влажно-помятым парнишкой, выполнявшим тут, как он сказал, функции электрика, следила за тем, чтобы все было в порядке с электромагнитом.

– Сволочь этот Никита, – сказала я. – Что ему стоило вчера бросить один взгляд и удостовериться, что все в порядке?

– А может, он и бросил, – загадочно ответил электрик, пристально глядя в небо.

– Как это? – оторопела я. – Магнит был неисправен. Ты же сам сказал, что провода повреждены.

– Вот именно, – кивнул электрик. – А каким образом это могло произойти?

– Ты хочешь сказать, что кто-то нарочно их повредил? – ужаснулась я.

– Это ты сказала, – ответил электрик. – Но одно я могу утверждать точно – провода были перерезаны. А значит, кто-то сознательно хотел, чтобы номер Никиты сорвался.

– Номер! – задохнулась я. – Он между прочим не тарелки крутит, а в живого человека ножи мечет. А ты – номер!

– Ну, сегодня-то все в порядке, – заверил меня электрик. – А вот вчера номер чудом не сорвался.

– И кому это было нужно?

– Спроси чего полегче, – посоветовал мне электрик. – По-хорошему, так милицию нужно было бы. Но наш Карабас легавых тут не потерпит. Пока кого-нибудь не пришьют, он не почешется.

– А что, уже было нечто в этом роде? – затаив дыхание, спросила я.

– Да точно такого, конечно, не было, но вот канаты рвались, звери дохли и анонимки приходили.

– Какие звери? Какие анонимки? При чем тут они? – допытывалась я у впавшего в ступор электрика.

– Это как поглядеть, – наконец произнес он. – Может быть, оно и из другой оперы, а может быть, и в точку. Вот к чему я это говорю – сдохли, к примеру, дрессированные медведи Машка и Глашка, и номер пришлось закрыть. Не ждать же, пока там дрессировщик новых зверей найдет. А в программу взяли дрессированных собачек. Надо же чем-то объем заполнить. А оборвался трос и акробат сломал ногу, кого взяли в программу? Никиту с его ножами, а раньше он Ростиславу с его имуществом помогал управиться. Одно дело быть подручным у фокусника, ах, простите, иллюзиониста, хоть и знаменитого, а другое – иметь свой собственный номер.

– Ясно, а анонимки?

– И анонимки! – обрадовался электрик. – Я к чему, раз все тут друг другу вредят, так, может быть, и анонимки написал кто-то из желающих занять место в программе. А уж после вчерашней аварии я в этом точно уверен.

– Да что за анонимки-то? – допытывалась я.

– Присылают такую бумагу без подписи, а в ней всякие гадости: кто чего сказал, да кто чего сделал. Чаще всего директору, но и остальным попадались. Из-за этих писулек тут все друг на друга волком смотрят. Автора ведь не нашли. Да вы у Алины узнайте, она ведь больше всех от этих анонимок страдает.

К этому времени номер Никиты закончился, и мы с Маришей вернулись в фургончик Алины. Пока Мариша переодевалась, я делано небрежным тоном поинтересовалась:

– Алина, а что это за слухи бродят насчет анонимных писем, которые ты получала?

Алина покрылась густой краской и пробормотала:

– Вот люди, ничего не утаишь.

– Письма? – оживилась Мариша. – От поклонников? Может быть, и мне пришлют? Как думаешь?

– Не дай бог тебе таких поклонников. Письма очень мерзкие. Дескать, если я не перестану играть с жизнью и смертью на потеху толпе, то смерть меня настигнет. В общем, бред сумасшедшего, но я расстраивалась. Оно и понятно, бред не бред, а приятного в таких письмах мало, – пробормотала Алина. Затем достала из-под матраса толстую пачку писем и небрежно швырнула ее на стол. – Можете ознакомиться, только не вслух. Я уже видеть их не могу, а зачем храню, сама не понимаю. Должно быть, надеюсь, что автора этой мерзости рано или поздно поймают и письма пригодятся в качестве вещественного доказательства.

Я взяла первое попавшееся письмо.

«Слушай-ка, грязная потаскуха, ты здорово заигралась. Но скоро придет конец твоим выступлениям. Я уж об этом позабочусь. Теперь я буду рядом с тобой, но ты не узнаешь меня, а я добьюсь того, чтобы твой трюкач проколол тебя насквозь своей шпагой. Интересно, а в постели он так же глубоко всаживает в тебя свое оружие? Ты кричишь, или как? Смотри, как бы тебе не закричать на арене, но только последним в твоей жизни криком».

– Мило, а при чем тут шпаги? – сказала я.

– А, это еще старое письмо. Я раньше работала с Ростиславом, он запирал меня в ящик и пронзал его рапирами. Старый фокус, но публике всегда нравится. Не понимаю, чего этот писака так взъелся на меня?

– И давно ты рассталась с Ростиславом?

– Уже почти два месяца. Как только Никита получил свой номер, я перешла к нему. С Ростиславом, конечно, почетней, но у него столько баб. Очень трудно выдерживать постоянную конкуренцию.

Я принялась читать дальше. Следующее письмо было еще интересней.

«Это все еще я. Как видишь, я не забыл тебя. Я все ближе и ближе подбираюсь к тебе, а вместе со мной и твоя смерть, циркачка. Ты напрасно будешь искать меня, ты не увидишь меня, а я буду наслаждаться твоим предсмертным стоном. Думаешь, если поменяла кобеля, который на тебя залезает каждую ночь, то я от тебя отстану? Напрасно надеешься, пока ты на арене, я никуда не денусь, я буду придумывать для тебя смерть пострашней. А когда придумаю – берегись…»

Я пролистала все письма и убедилась, что все они написаны одной рукой и чаще всего зеленой шариковой ручкой. Затем я взяла еще одно письмо, которое было отправлено на позапрошлой неделе. К этому времени автор явно начал терять терпение.

«Я наконец придумал, что с тобой сделать. Что, уже губки раскатала, надеешься, я тебе скажу? Не тут-то было. Я не такой дурак. Можешь бежать в милицию, но она не спасет тебя от меня, вездесущего. Я пройду сквозь любую преграду и доберусь до твоего нежного белого горлышка и сладострастно сожму его в руках. Или нет, лучше несчастный случай. Ведь их так много возле тебя в последнее время. Ты не задумывалась, почему? Я знаю, что сейчас ты дрожишь. Я хорошо тебя знаю, мне даже жаль тебя, но пока ты будешь сверкать своей задницей на сцене, я не отстану от тебя. Слишком соблазнительное зрелище. Другие девчонки тоже хороши, но тебя я выбрал в качестве своей невесты. Мы будем счастливы вместе, и день этот близок».

– Явно какой-то псих, – сказала я. – Но он хорошо осведомлен о твоей жизни. Знает, когда ты меняешь партнеров, пишет так, словно каждый день бывает рядом с тобой.

В ответ Алина откинулась на подушку и застонала.