– А животные на месте? – спросила я.

– Вообще никого нет, – растерянно сказала Мариша. – Ни мамы, ни животных. Странно, да?

Она снова повесила трубку и перезвонила мне еще минут через пять.

– Завтрака тоже нет, – пожаловалась она. – Кофе нет, молока нет, сахара нет. Чем же мне завтракать?

– Поищи, может быть, найдешь записку от мамы, – посоветовала я. – И заодно выбери все книги о рыбках. Желательно золотых.

На этот раз Мариша перезвонила мне только через полчаса.

– Слушай, а у тебя есть кофе? – спросила она.

– Какое тебе, растворимое, в зернах или уже молотое? – начала перечислять я. – Молоко и сливки тоже есть.

– О! – возликовала Мариша. – Ты меня возрождаешь к жизни. В общем, так, книги я тебе собрала, мамы и зверей все еще нет, завтрака тоже, так что я еду к тебе.

– Давай! – обрадовалась я и помчалась доставать кофе.

Мариша явилась к тому времени, когда я уже успела третий раз вскипятить воду для кофе, сварить две порции и сама же их выпить. Ну не пропадать же добру только из-за того, что Мариша задерживается. Моя подруга бухнула на стол увесистую пачку книжек в ярких глянцевых обложках и немедленно схватилась за кофейник.

– У меня с утра голова словно чугунный котел, – пожаловалась она. – Пока кофе не выпью, совсем ничего делать не могу. Хорошо еще, эти книжки, которые ты у меня выпросила, лежали прямо на видном месте. Мне их два месяца назад вернули, я еще на место запихнуть не успела.

Я от души этому порадовалась. Если бы Мариша произвела уборку и положила книги на место, то можно было смело считать их пропавшими без вести на ближайшие несколько десятилетий.

– Ну чего у тебя тут? – наконец напившись кофе, спросила у меня Мариша. – Раскалывайся, что за сосед? Почему я раньше о нем не слышала? Он молод? Нет? Ну а вообще он хоть симпатичный?

– Немолод и к тому же плохо сохранился, – сказала я. – А не слышала ты о нем потому, что он переехал только месяц назад. Или даже меньше. Вот туда переехал.

И я ткнула пальцем в стену, за которой находилась квартира Михаила.

– Это в наркоманскую хату? – ужаснулась Мариша. – А куда же делся Гешка?

Тут надо кое-что пояснить. Соседская пара, которая до Михаила жила у нас за стеной, имела единственного отпрыска Гешку. С самого раннего возраста это был не ребенок, а бич божий. Во всяком случае, так утверждала его мать. Я и сама не могла сказать ничего хорошего про Гешку. Когда он был маленький, он тащил к нам в коридор с трудом поддающийся демонтажу хлам с помоек.

Когда он подрос и пошел в школу, то каждый вечер мы были вынуждены слышать, как мать дерет Гешку за очередную двойку. Учиться Гешка не хотел. И как следствие – вместо института загремел в армию.

Армия, вопреки всеобщим уверениям, из Гешки настоящего мужчину не сделала, хотя и поздоровел он сильно. Вернувшись, он, вместо того чтобы честно работать, вдруг занялся продажей наркотиков. Сначала мать и отец пытались как-то протестовать, но после нескольких драк, из которых сильно возмужавший в армии Гешка вышел победителем, его пожилые родители переехали в другую квартиру, а эту предоставили Гешке в качестве притона.

Гешкин притон просуществовал примерно три года. В нашем районном отделении милиции у Гешки работали два его приятеля, которые за малую мзду закрывали глаза на Гешкины художества. Но наконец поток жалоб соседей перевесил чашу терпения, и Гешку арестовали. Обрадованные, должно быть, родители тут же поспешили продать освободившуюся квартиру. И таким образом в квартире появился новый сосед – Михаил, который сразу же начал водить проституток, а потом попал в больницу.

– Нехорошая квартирка, – выразила нашу общую мысль Мариша. – Как бы ее вредная атмосфера на рыбках не сказалась. Пошли, хоть посмотрим на них, пока они еще живы.

И мы пошли. Рыбки плавали в своем аквариуме, и не было похоже, что они чем-то всерьез обеспокоены.

– Вид у них вполне здоровый! – заметила я.

Мариша не ответила. Она глазела на аквариум, обходя его со всех сторон. И даже попыталась заглянуть под днище, но ей это не удалось, так как аквариум стоял прямо на полу.

– Осторожно! Расплещешь! – испугалась я, когда Мариша попыталась приподнять один край аквариума, чтобы посмотреть, что у него снизу.

– Да ладно тебе! – возмутилась Мариша. – Должна же я их хорошенько рассмотреть. Иначе как мы с тобой выясним, что это за порода. И чем ее кормить. И вообще, как за ней ухаживать.

– А разве их всех кормят не одинаково? – наивно спросила я.

Но Мариша меня высмеяла.

– Ты даже не знаешь, хищники твои рыбки или питаются планктоном, всякими там другими рачками или водорослями, – сказала она.

На это я уж точно не могла ничего возразить. Мариша смоталась ко мне в квартиру и вернулась обратно с толстенной книжкой, каждая страница которой была испещрена картинками с экзотическими рыбками.

– Кажется, они похожи на фуоней, – сказала Мариша. – Но я не уверена. Потому что, если это фуони, то тут у нас собрались одни самки.

Что же. По крайней мере теперь стала ясна печать задумчивой печали, застывшей на физиономиях наших рыбок. Несладко провести свою короткую жизнь в обществе порядком надоевших подруг. И когда на всем обозримом пространстве нет ни одного мужчины, пусть даже самого плохонького.

– А чем их кормят? – спросила я. – Этих фуоней?

– Не знаю, – пожала плечами Мариша. – Эта книжка на английском. Британское издание. А в качестве питания для фуоней тут приводятся готовые кормовые смеси, которые мы вряд ли с тобой найдем в наших зоологических магазинах. И еще тут написано, что в разное время фуоней нужно кормить разными, специально предназначенными для данного периода кормами.

– Чего? – переспросила я.

– Для каждого времени года у них должен быть свой корм, – объяснила мне Мариша.

– Ужас! – сказала я. – А как узнать, какой у них сейчас период?

– По раскраске, – сказала Мариша. – Сейчас им нужен корм с сухими червячками, мотылем и прочим. То есть сейчас они плотоядны.

– То есть, если мы их не покормим, то они могут начать жрать друг друга? – испугалась я.

– Кто их знает, – пожала плечами Мариша. – Судя по цене, по какой продаются эти фуони, такие эксперименты вряд ли на них кто-то отважится проводить.

Я заглянула Марише через плечо и присвистнула при виде трехзначной суммы со значком на конце. Значок этот мне был хорошо известен и обозначал фунты стерлингов. Самую дорогую из известных мне валют. Даже стоимость одной рыбки могла здорово подорвать мой бюджет.

– Скорей побежали за кормом! – заволновалась я. – Пока они друг на друга не набросились.

И мы поспешили вниз, где нас ждал Маришин «Опель». Занимательную книжку Мариша прихватила с собой. Так что за руль пришлось сесть мне, а Мариша всю дорогу продолжала читать статью про фуоней. На рынке, куда я домчалась самостоятельно, потому что Маришу невозможно было оторвать от книги, было полно различных кормов для рыбок. Были и сухие смеси. Но я ради эксперимента взяла каждого корма по чуть-чуть. Решив, что рыбки сами выберут, что им больше по вкусу.

– Тут еще написано, что самки фуони долго не могут проводить время в воздержании, – сообщила мне Мариша, когда я вернулась в машину с многочисленными пакетиками.

– Что? – спросила я. – Что ты имеешь в виду?

– Трахаться им нужно, вот что! – сказала Мариша. – В принципе, фуони когда-то были двуполыми. Но в процессе эволюции у них в организме что-то сдвинулась. В общем, без занятий сексом они хиреют, самки пытаются превратиться в самцов или наоборот, но что-то у них в организме разлаживается, и они дохнут, так и не доведя дела до конца.

– Ужас! – только и смогла сказать я во второй раз.

Никогда бы не подумала, что уход за рыбками – это такое хлопотное дело.

– И что ты мне предлагаешь? – спросила я. – Поискать нашим дамам сексуального партнера? Вернемся на рынок? Может быть, там продаются самцы фуоней?

– Вряд ли тут мы его найдем, – покачала головой Мариша. – Из-за дороговизны и прихотливости в содержании эти рыбки очень редки.

– Еще бы, – проворчала я. – Да еще возни с ними сколько. Лично я ни за какие деньги этих неврастеников, которые чуть что меняют пол, у себя держать не захотела бы.

– Но ничего. Тут написано, что у фуоней на родине, в Китае, приступ сексуальной активности наступает только вследствие установившейся хорошей погоды и, соответственно, прогревшейся до нужной температуры воды.

Как только Мариша произнесла эту фразу, у меня от ужаса в голове помутилось. Потому что я кое-что вспомнила. А именно: аквариум стоял как раз напротив окна. И вообще-то оно у Михаила было занавешено плотными шторами. А я дура, когда гуляла по вверенной моему попечению квартире, эти шторы раздвинула. И теперь на аквариум уже, наверное, битых полчаса светит яркое солнышко. А вдруг оно прогрело воду до нужной температуры, и сейчас мы вернемся и найдем в аквариуме десяток дохлых, наполовину поменявших пол фуоней?

– Поехали домой! – закричала я. – Случилось страшное!

– Что случилось? – недоуменно спросила Мариша. – Что за спешка?

Но я, не отвечая, жала на газ. Поняв, что внятного ответа она от меня не дождется, Мариша снова уткнулась в свою книгу. Ни слова не говоря, я вырвала у нее из рук мерзкую книжонку и закинула ее далеко на заднее сиденье.

– Эй, ты чего? – удивилась Мариша.

– Не хочу ничего больше знать про этих мерзких рыб! – рявкнула я. – Потому что, если выяснится, что они живут только в дистиллированной воде или требуют присутствия возле себя какого-нибудь редкого вида аквариумного растения, я окончательно рехнусь.

– Вообще-то я как раз дошла до того места, где сказано, что воду в аквариуме нужно менять не реже одного раза в неделю, – необычайно робко для нее сказала Мариша.

– И что еще? – не удержалась я. – Говори уж, я же вижу, что ты что-то хочешь добавить.

– И что перед этим водопроводная вода должна отстаиваться не меньше двух недель, хотя другие породы рыбок согласны поселиться в воде, которая постояла всего несколько дней, – сказала Мариша и добавила: – Я имею в виду… их британская водопроводная вода.

Тут мне стало по-настоящему плохо. Голова у меня к этому времени была основательно забита странностями фуоней. И я серьезно принялась думать над проблемой добычи подходящей воды для наших рыб. Но, сколько я ни ломала голову, я никак не могла взять в толк, где раздобыть сподвижника, который бы раз в неделю мотался в Лондон за их водопроводной водой. И как объяснить таможенникам, зачем нам нужна эта самая вода.

– Боюсь, что с этим на таможне возникнут проблемы, – бормотала я себе под нос.

– Что ты там бормочешь? – спросила у меня Мариша.

Я не ответила, потому что к этому времени мы уже доехали до дома. И я бросилась наверх. В дверях сороковой квартиры торчала какая-то бумажка, но мне было не до нее. Открыв дверь, я метнулась к аквариуму и издала вздох облегчения. Рыбки были живы и, насколько я понимала, менять пол и ориентацию в ближайшее время не собирались. Плавали себе по воде и лениво шевелили плавниками. Я поспешно задернула тяжелые темные шторы на окне и присела на пол, чтобы отдышаться.

– Ну как? – послышался у меня за спиной голос Мариши.

– Пока все в порядке, – сказала я. – По крайней мере, с рыбками. Они живы.

Потом я вспомнила про корм и начала сыпать по щепотке в специальную плавающую на поверхности кормушку. Рыбки оживились и поспешили к столовой. После ряда проб выяснилось, что они охотней всего уминают сухих беленьких червячков, но не брезгуют и любой другой пищей, которую мы им сыпали. Не знаю, как это могло сказаться на их здоровье, но жрали они в три горла.

Кроме того, тут же появилась радостная новость. Кроме самок, в аквариуме плавало еще и три самца. Просто раньше мы их не заметили из-за обилия зеленых растений в аквариуме и ракушечного замка. Мариша тут же сказала, что самцы фуоней любят одиночество и не склонны к общению с самками, кроме того периода, когда тем наступает время метать икру.

И вдобавок самцы фуоней выглядели гораздо менее нарядными, чем самки. Они были почти прозрачными, с зеленоватым узором. И поэтому были плохо различимы среди водорослей в мутноватой воде. Накормив рыбок, я наконец вспомнила, что с утра выпила всего четыре чашки кофе, и то без закуски. И немедленно ощутила зверский голод.

– Что-то я проголодалась, – одновременно со мной (ну кто после этого осмелится заявить, что телепатии не существует?) сказала Мариша. – У тебя не найдется чего-нибудь перекусить?

И мы отправились ко мне перекусывать. В холодильнике у меня стоял бульон. Курицу из него я съела еще вчера, но бульон остался. Сдобренный солидной порцией красного и черного перца, он вполне сгодился в пищу. К бульону мы поджарили несколько тостов, потому что обе сидели на диете. И слопали по две сладкие булочки с изюмом, маком и орехами, потому что нужно было как-то вознаградить свои истощенные диетой организмы.

– Кстати, – жуя булочку, сказала Мариша, – в дверях твоего соседа я нашла какую-то записку.

Я отхлебнула малинового морса и с интересом уставилась на белую бумажку, которую положила на стол Мариша. Что делать с этой запиской, я плохо себе представляла.

– Наверное, нужно передать ее этому твоему соседу, – сказала Мариша. – В какой больнице он лежит?

– Не знаю, – призналась я. – У нас с ним не хватило времени, чтобы это обсудить. И потом, он не просил меня навещать его в больнице. Он просил только покормить его рыбок.

И мы обе молча уставились на записку. Это была бумажка, свернутая четыре раза.

– А вдруг в ней что-то важное? – медленно проронила Мариша.

– Чужие письма читать плохо, – наставительно заметила я.

– Письма, да, – охотно согласилась Мариша. – Письма всегда кладут в конверт и заклеивают. Специально для того, чтобы посторонние не читали. А записки тем и отличаются от писем, что их может прочитать каждый. Они как бы являются всеобщим достоянием, адресованным какому-то конкретному лицу.

Маришины доводы кого угодно либо сведут с ума, либо убедят. Я выбрала последнее и взяла записку в руки. А взяв, не могла не прочитать. Вдруг там действительно хранилась какая-то важная информация. Тогда можно будет попытаться разыскать больницу Михаила по справочному. Записка была короткой и гласила следующее:

«Михаил, мне нужно срочно тебя видеть. Я звонила тебе все утро, но ты не подходил к телефону. Ко мне приходила какая-то женщина, которая назвалась твоей женой! Наш разговор с ней в первую очередь касался тебя. Я ничего не понимаю, но хочу наконец окончательно