– Отлично! Машина, на которой была совершена кража, стоит у дома воришек. И ровнехонько посредине между их подъездами. Наверное, не могли договориться, кто будет владеть машиной, вот до утра и оставили ее посередке, мол, ни нашим, ни вашим.

– Машина принадлежит Анне, – задумчиво произнесла Фима. – Родители сказали, что это подарок ее отца. Не кажется тебе странным, что родители сделали Анне такой дорогой подарок? Отношения у них так себе.

– Это ты еще мягко выразилась. Да они ненавидят свою дочурку лютой ненавистью.

– И вдруг такой подарок! Почему?

– Возможно, машину ей подарили уже давно, а отношения резко испортились именно в последнее время.

– Во-первых, их вражда тянется еще с того времени, когда дочь была подростком. А сейчас ей?

– Двадцать пять.

– Больше десяти лет!

– Наверное, у них бывали периоды затишья, когда родители и дочь примирялись друг с другом. Вот в один из таких периодов и был сделан подарок – машина. Родители думали, что хоть такой подарок образумит их дочь.

– Такой цвет кузова эта фирма выпустила лишь в этом году. На рынке России машины появились где-то в конце зимы.

– Получается, что подарок был сделано совсем недавно?

– Получается, что так.

Арсений еще немного подумал.

– Родители решили сделать дочери прощальный подарок. Они ведь уезжают в этот их Дивногорск. Назад возвращаться не собираются. Все свои вещи и все, что им дорого, забирают с собой. Ну а непутевой дочери решили напоследок сделать приятное, чтобы она их вспомнила добрым словом.

– Мне так кажется, что доброе слово дочери – это последнее, что волнует ее родителей.

Арсений почесал затылок.

– Честно говоря, у меня тоже сложилось впечатление, что отношения в семьи разрушены напрочь. Но чего там гадать, сейчас пойдем и спросим у самой Анны!

– Думаешь, она тут?

– Если машина ее тут, то и она тут. Осталась праздновать удачное похищение у кого-нибудь из своих приятелей.

– Но у кого именно?

Какое-то время молодые люди переводили взгляд с первого подъезда на третий.

– Кинем жребий? – предложила Фима. – У тебя монетка есть?

Арсений обшарил все карманы, но монеток не завалялось. Вот до чего доводит человека наступление эры цифровой цивилизации. Уже и монетки, чтобы кинуть орел – решка, обыщешься. Надо, а не найдешь!

– Ну что же ты? Нету?

– И у тебя тоже нету?

– Я же из дома вообще на минуточку выскочила. Разумеется, у меня нету.

– Тогда будем палочки тянуть. Короткая – первый, длинная – третий.

Нашли палочки, стали тянуть, но Фима все равно была недовольна. Прямо каменный век какой-то, палочки они тянут. Если так дело и дальше пойдет, то они скоро палочками и огонь разводить будут. Накроется главный компьютер, и привет тебе, цивилизация! Да здравствует путешествие всего человечества назад в прошлое!

– Ты вытянула короткую, – отвлек ее от лишних мыслей голос Арсения. – Идем в гости к Каблуку!

Часы показывали половину второго ночи, Фима сильно сомневалась, что им откроют.

Но им открыла старенькая бабушка, которая явно узнала участкового, и которая произнесла всего два слова:

– Он дома!

И ушла к себе, шаркая тапочками.

– Он один? – спросил ей в спину участковый.

– Станет Димка один спать. Бабу притащил!

– С ковром?

– Если бы с ковром, – скептически хмыкнула старушка. – Как бы не с триппером.

И захлопнула дверь в свою комнату, показывая, что к сказанному прибавить нечего.

– Ну, пошли.

Фиме стало немного боязно. Ночь. Они в чужой квартире. Хозяева явно давно спят.

Фима совсем оробела. Не лучше ли прийти утром? Но Арсений, казалось, сомнений не ведал и к тому же знал, куда идти.

Он толкнул соседнюю дверь, и они оказались в самой неприбранной комнате, какую Фиме только доводилось видеть. Вернее, ничего похожего ей раньше видеть просто не доводилось. Конечно, ее братец тоже не был образчиком аккуратности и чистоплотности, носки у него находились то тут, то там, а грязные футболки обладали способностью забираться в самые неожиданные норки, откуда их потом приходилось извлекать всем семейством, но все же до такого Павлик свое жилье не доводил.

Фима озиралась по сторонам с каким-то священным трепетом. Потому что и сама Фима, чего уж там греха таить, частенько позволяла себе перекусить не на кухне, а у себя в кроватке, отчего ее спальное место оказывалось равномерно покрытым и конфетными фантиками, и апельсиновыми шкурками, и крошками. Как же без крошек-то! Но то, что творилось в этой комнате, – это было немыслимо.

Вокруг них был какой-то первозданный хаос. Вселенная в момент ее зарождения и то, наверное, выглядела опрятней. Какие-то куски и огрызки валялись по всему полу, перемежаясь грязной уличной обувью, использованными женскими предметами гигиены, пустыми бутылками, пачками от сигарет и окурками. Все пространство было засыпано табачным пеплом, который намертво въелся в эти стены и расставаться с ними не хотел ни за что на свете. Мебель была побитая, поломанная, дверцы висели криво, держась на одной петле, или вовсе отсутствовали, позволяя лицезреть содержимое шкафов, тоже, надо сказать, далекое от идеала.

И в довершение ко всему прочему, так сказать, маленький довершающий штришок: с потолочной люстры, у которой целым сохранился лишь один плафон, остальные присутствовали лишь фрагментарно, свисали длинные макаронины, которые висели там уже так давно, что успели не только заплесневеть, но и покрыться пылью и паутиной.

– Боже мой! – только и смогла прошептать Фима.

А посредине всего этого «великолепия» стоял видавший виды диван, на котором счастливо дрыхли двое. Сравнительно молодой и где-то даже симпатичный мужчина и девица с бледной кожей, которая на сгибах почему-то отливала зеленцой. Лица ее разглядеть было невозможно, а вот волосы у нее были тонкие, спутанные и явно давно не видели ни горячей воды, ни мыла, не говоря уж о шампуне, кондиционере или прочих глупостях в виде масок и бальзамов.

Нет, бальзамы тут употреблялись исключительно внутрь и исключительно с градусом. Спящая парочка неплохо отпраздновала вчерашний вечер, на колченогой табуретке, которая должна была изображать тумбочку, стояла пустая бутылка от водки и нехитрая закуска – криво порезанная селедка и здорово помятые жизнью соленые огурцы с чесноком. И то и другое благоухало, наполняя комнату таким спертым воздухом, что Фима в первый момент раскашлялась.

Это не произвело на спящих никакого эффекта, они даже не пошевелились. Живы ли они? И лишь после того, как Арсений решительно прошагал к окну и распахнул его нараспашку, эти двое зашевелились.

Свежий воздух вызывал у них исключительно отрицательные эмоции. Они застонали, заворочались, потом начали тянуть одеяло каждый на себя и наконец открыли глаза.

Какое-то время они оба таращились на Арсения с Фимой. Те тоже смотрели на этих двоих. Смотрели и понимали, что поторопились радоваться, девушка была совсем не похожа на пропавшую Анну, фотографию которой родители неоднократно демонстрировали полиции.

Но именно девушка первой пришла в себя и спросила у приятеля:

– Димон, ты их тоже видишь? Или это у меня глюки?

Каблуков нахмурился, натянул на себя одеяло, оставив девушку практически обнаженной, и спросил:

– Вы кто такие?

– Ты знаешь, кто я такой.

– Тебя я знаю. А девчонка тут зачем?

– Она свидетельница.

– Свидетельница чего?

– Совершенного тобой сегодня вечером преступления.

Каблуков пожал плечами:

– Ничего не понимаю. Вечером я дома был.

– А во время бури?

– Тем более!

– Когда гром гремел и молнии сверкали, ты тоже дома сидел?

– Ну да!

– Кто подтвердить может? Может быть, Птаха?

– Вот она может подтвердить, – буркнул Каблуков, кивнув с сторону девицы. – Мы с ней водки взяли, закуски порезали да и отметили годовщину нашего знакомства.

Девица стыдливо хмыкнула.

– Это сколько же вы знакомы?

– Три дня!

– Это действительно стоит отметить. Так долго ты раньше ни с одной бабой не задерживался, да, Каблук?

– Старею, начальник, – притворно вздохнул Каблуков.

– Кто еще может подтвердить, что ты был дома? Может быть, Парашют? Или все-таки Птаха?

– Чего ты к ребятам прицепился? Не было их у меня.

– А где же они были? Может быть, у Аньки?

– Какой?

– Вот у этой!

Каблуков взглянул на фотографию. Его подружка тоже посмотрела. Потом она что-то прошипела, отодвинулась на кровати и зло взглянула на приятеля.

– Снова ты к ней таскаешься?

– Заткнись, дура! Не был я у нее! Как с тобой познакомился, так и не ходил. А до этого мы с ней поцапались.

– Из-за чего?

– Она уехать хотела. Одна. Без меня. Ну, я ей на это и сказал свое мнение.

– А она?

– Ржать начала. Зачем, говорит, ты мне в новой и счастливой жизни нужен, Каблук ты ломаный. У меня там такие кавалеры будут, что не чета тебе.

– Это куда же она собиралась?

– Хрен ее знает. Про дивный город какой-то упоминала.

– Может быть, Дивногорск?

– Может, и Дивногорск. Мне не по барабану? Все равно она туда без меня намылилась.

– В Дивногорск должны были уехать ее родители, Анна оставалась тут.

– Чтобы ее родаки ей бы хату оставили? – снова заржал Дима. – Да ни в жизнь такого бы не случилось! Ее отец с матерью спали и видели, как бы им Аньку выжить, а хату сдать! Они даже мне ее сватали, только зачем мне жена, которая каждому встречному и поперечному дать готова? Рогатым ходить я не согласен. Может, Анька из себя и хороша, только по мне лучше, пусть баба будет страшная, вот вроде нее, но зато верная.

Девушка, к которой относился этот сомнительный комплимент, похлопала глазами. Была она и впрямь страшненькая, но исключительно по причине личной неухоженности. Если ее помыть, причесать, умело накрасить, то получилась бы конфетка не хуже иной модели. Но для этого девушка должна была сама поверить в себя, поверить в то, что ей под силу быть красивой. А иначе она обречена терпеть рядом с собой типов вроде Каблукова или еще кого похуже.

Между тем Арсений начал закипать:

– Что ты мне тут чешешь? Аньку он не видел! Откуда машина тогда ее под твоими окнами взялась?

Каблуков подошел к окну, выглянул и долго смотрел, словно не веря. Он даже глаза протер. Но машина никуда не делась.

И он был вынужден признать:

– Да, машина ее. Но еще вечером ее тут не было!

– Значит, ночью машина появилась? – вкрадчиво поинтересовался у него участковый.

– Ночью.

– А поставил ее кто? Ты? Или Птаха с Парашютом?

– Не знаю, кто ставил. Вообще-то Анька за руль своей «лимонки» абы кого сажать бы не стала. Она и меня-то за руль не пускала, сама рулить любит.

– Что она носится как угорелая, я знаю. Количество неоплаченных штрафов только за этот год равняется ста двадцати трем. Но при чем тут это? Машина у тебя под окнами откуда взялась?

– Не знаю я! Мы с Викой выпили, а потом задрыхли. Как машина Аньки у меня под окнами нарисовалась, я не в курсе.

– Собирайся, отправляешься в отделение.

– За что?

– За отказ сотрудничать со следствием.

– Да что случилось-то?

– Этой ночью ты с дружками, вступив в сговор с Анной Крючковой, обчистили квартиру ее родителей. Вынесли множество ценных вещей, включая антиквариат, букинистическое собрание и коллекцию филателии.

– Чего-чего? – выпучил глаза Каблуков. – Я столько умных слов за один раз и не слышал никогда. Ну, антиквариат – это понятно, старье всякое, мебель там, пуфики. Хотя бывал я у Аньки дома, не замечал я там что-то антиквариата вашего.

– Он в комнате у ее родителей спрятан был.

– Ага, понятно. Вполне в их духе. А что такое букани…

– Букинистическое собрание – это книги.

– Тоже старинные?

– Да. А филателия – это марки.

– Почему по-русски было не сказать? К чему эти буки… филате… Язык сломаешь. Дорогие хоть?

– Марки? Очень. И все прочее тоже.

– Так вы что думаете, эти все вещи мы с Птахой и Парашютом у родителей Аньки подрезали? – осенило Каблукова.

– И сама Анна вам в этом тоже помогала.

Какое-то время Каблуков стоял молча, о чем-то сосредоточенно размышляя.

– Что Анька могла обчистить своих родителей, я вполне допускаю, – сказал он затем. – И почему ей в голову пришло именно меня подставить, тоже понимаю. Мы с ней в контрах расстались, столько друг другу напоследок наговорили, что не удивлен ее подставой. Но как ей удалось родителей уговорить, чтобы те на меня показали, этого я в толк не возьму. Тут какая-то загадка.

– Значит, чистосердечного не получится, – вздохнул Арсений. – Ну, что же, в принципе, я на это и не рассчитывал. Вставай, пошли за твоими дружками. Может, они окажутся сговорчивей.

– Вам надо, сами к ним и идите, а мне это зачем?

– Как хочешь.

Арсений с Фимой сопроводили Каблукова до отделения. Тощенькая девчонка, которую звали Викой, тоже вызвалась пойти с ними. Ни наручников, ни машины с мигалками, внешне это выглядело, как если бы компания решила немножко прогуляться, пользуясь той ночной свежестью, которая наступила в городе после недавней грозы.

Дышалось легко, но наслаждалась прогулкой одна Фима. Остальные были озабочены, и больше всех переживала Вика.

Она выбрала себе в наперсницы Фиму и теперь горячо шептала ей на ухо:

– Дима правда весь вечер со мной был. Он никуда не отлучался. Его мама подтвердить тоже сможет. Дима – он добрый, если бы у него после удачного дела деньги были, он бы меня хорошо угостил. А вы с участковым сами видели, какое угощение он выставил. Водка и селедка с огурцами, да и те пришлось у его мамы просить, у Димы еле денег на водку хватило.

– Просто они с дружками украденное из квартиры Крючковых еще не успели реализовать. Припрятали до утра в каком-нибудь укромном местечке, поэтому у твоего кавалера денег и не было.

– Да что ему, открытия скупок, что ли, ждать нужно? – отмахнулась девчонка. – У ребят телефоны своих скупщиков имеются. Те в любое время дня и ночи готовы товар у ребят взять. Зачем что-то им прятать? Куда проще, легче и безопасней сразу же товар скинуть и дальше отдыхать красиво. Они всегда так делают. Взял товар, обменял на деньги и залег на дно, пока шум не утихнет. Там на большую сумму украдено?

– Очень. На много миллионов.

– Тогда и подавно! Дима уже давно должен был из города ноги сделать. Зачем он дома остался? Ждать, пока за ним придут? Глупо это. Значит, что? Значит, не участвовал Димка в этой краже.

– Их видели! По крайней мере, Сергея и Мишу точно видели.

– Может быть, Птаха с Парашютом и были на квартире, которую обнесли, а Дима сегодня не при делах.

И хотя слова Вики казались вполне разумными, участковый все равно определил задержанного Каблукова в КПЗ. И лишь затем, прихватив пару помощников, отправился в гости к Птахе и Парашюту. Но если Каблукова удалось задержать легко и просто, то Птахи попросту не оказалось дома. А у Парашюта вообще никто не отозвался.

Правда, после того как полиция пошумела на лестничной площадке, из соседней квартиры выглянула молодая женщина.

– Вы за Мишкой? – с надеждой спросила она. – Арестуете его?

– А вам бы хотелось?

– Сил нету, как хотелось бы, – не стала кривить душой женщина. – Заколебал он нас! Каждую ночь у него пьянки-гулянки, шум, вонь, музыка орет, девицы визжат, парни гогочут. А у меня дети маленькие! Мне их не уложить при таком шуме! И потом, грязь от них! Мусор они свой не убирают. Прямо из окна выбрасывают. И банки, и коробки, и использованные, пардон, презервативы! На траву! Это же противно! У меня под окнами газончик и клумбочки, и вдруг на моих ромашках изделие номер два вырастает. Красиво, по-вашему?

– Отвратительно. А сегодня вечером тоже шумно было?

– Нет, сегодня нет. Сдается мне, что их и не было никого. На дело отправились.

– Откуда знаете, что на дело?

– Так я же говорю, стены у нас картонные. Мне каждый звук из Мишкиной квартиры слышен. Сегодня около десяти часов к нему этот Птаха пришел. Я уже напряглась, думаю, сейчас девки табуном набегут, опять шум-гам и пьяная катавасия до утра. Смотрю, нет, тихо у них. Мне интересно стало. Чего это, думаю, все шумели-шумели, а тут тихо сидят, словно мыши. Задумали чего недоброе? От них ведь ничего доброго ждать не приходится. Интересно мне стало, прислушалась я. Стою и слышу, как Мишка своему приятелю говорит, что хоть на улице и непогода, а у них все по плану остается. А этот Птаха и говорит таким недовольным голосом: «Что же мы, вещи под дождем в машину таскать должны? Подождать нельзя?» А Мишка ему и отвечает: «Лучше один раз промокнуть, чем год на базе пахать».

– На базе?

– Они на овощебазе подрабатывают грузчиками. Их там без оформления берут, не смотрят, что там у них в прошлом.

– Понятно. Значит, они за одну ночь надеялись получить как за год работы грузчиком?

Соседка кивнула и прибавила:

– А потом они собрались и ушли.

– До дождя или после?

– Во время грозы. Как в первый раз молния ударила, так я к окну подбежала и увидела, что Миша с этим его приятелем – Птахой выходят из подъезда и садятся в машину.

– Какую?

– Ну марку или модель я не признаю, а цвет приметный. Лимонно-желтая была машина. На высоких колесах и с большим багажником сзади.

– Машина их уже ждала?

– Они вышли, и она подъехала.

– Значит, за рулем кто-то был?

– Кто-то был.

– А кто?

– Я не разглядела.

– Ну хотя бы мужчина или женщина? Или девушка? Молодая? Красивая?

Но соседка сказала, что было темно, да еще молния снова ударила, и она стала смотреть на небо, а не на то, что происходит у нее под ногами. В общем, как свидетельница она поступила безответственно, но как человек – вполне ожидаемо.

– А потом ваш сосед появлялся?

– Я не слышала.

– И где он может быть, тоже не представляете?

– Наверное, у Птахи этого своего.

– Там его нет.

– Тогда я не знаю. Вы – полиция, вы и ищите.

И закрыла дверь с очень разочарованным лицом. Не оправдала полиция ее надежд. Надо было срочно исправляться.

– Та-а-ак, – произнес Арсений тоном, который не предвещал ничего хорошего подозреваемым. – Нужно объявлять Парашюта с Птахой в розыск. По всей видимости, это они подняли антиквариат из квартиры родителей Анны. Добро забрали, а сами на дно залегли. Их излюбленная тактика.

– А подставить они решили Каблукова. Уверена, что это Анна из мстительных побуждений настояла на этом. Хотела, чтобы ее бывший любовник под удар попал. Расстались-то они не очень хорошо.

– Может, Каблуков нам и скажет, где его бывшие дружки-товарищи могут заныкаться вместе с украденным добром? Скажем ему, что Птаха с Парашютом всем говорили, что это Каблук ночью на дело идет.

Но у Каблукова, оказывается, было свое понятие о чести. Он хоть и сидел уже в камере, и выслушал предположения полиции о том, что виновные в краже Птаха и Парашют решили подставить его, Каблукова, но ответных мер принимать не спешил.

– Это их дело, что они там против меня намутили. А я не такой. Я не крыса, чтобы своих сдавать.

– Да какие же они тебе свои, если они тебя фактически на скамью подсудимых сажают? А ты ни сном ни духом, а отвечать по статье за них будешь. Оно тебе надо?

– Все равно, – упрямо сказал Каблуков. – Я их не сдам. Пусть так и знают, что сел я по их вине, а их не сдал. Когда выйду, я с ними по-своему разберусь.

Обещание это прозвучало очень торжественно и пугающе, но, увы, оно ровным счетом ни на шаг не приближало сыщиков к расследованию этого вроде бы пустяшного дела. Рассчитывать на помощь благородного уголовника Каблукова им не приходилось, нужно было срочно придумывать что-то другое.

...

3 4 5

Стандарт

4.07

(46 оценок)