Увы, когда Мариша наконец прорвалась к своему родителю, настроение у нее упало. Папа хотя и лежал вовсе не в коридоре, как представлялось Марише в страшных кошмарах, а наоборот, в отдельной комфортабельной палате и пытался держаться бодро, но выглядел очень бледным. Да еще эти трубочки и проводочки, которыми он был опутан, и пикающий монитор рядом. Он словно бы говорил: смотрите, вот сейчас сердце родного вам человека еще стучит, я фиксирую удар, еще удар, но следующего удара может и не быть!

– Папа, как ты?

– Превосходно.

Папа пытался улыбаться, но даже для этого он был слишком слаб. И если вначале Мариша собиралась расспросить, не знает ли он, кто мог проникнуть ночью в квартиру и вычистить все его тайники, теперь эту идею она оставила. Новости о том, что он не только оказался в больнице, но еще и стал беднее минимум на пять миллионов, которые явно собирался приберечь на крайний случай, папа мог и не пережить.

– Папочка, скажи, а как получилось, что ты угодил сюда?

– Ну как… Обыкновенно. Шел, по телефону разговаривал, внезапно мне стало нехорошо, упал… Как в «Бриллиантовой руке», помнишь? Очнулся, гипс.

И хотя папа пытался с ней шутить, Марише показалось, что он не совсем откровенен. Он ничего не сказал о том, как провел минувшую ночь. Ведь «Скорая» подобрала его только утром.

– Телефон жалко, – внезапно произнес отец.

– А что с ним?

– Разбился. Мне сказали, что починить его уже невозможно.

– Купим тебе новый! – отмахнулась Мариша. – Лучше скажи, с кем это ты так весело провел вчерашний вечер и эту ночь?

– Ни с кем.

Вот это уже откровенное вранье!

– А мне сказали, что ты был с дамой. И дама эта была много моложе тебя. Блондинка.

– Кто тебе это сказал?

Отец кинул на Маришу внимательный и немного испуганный взгляд.

– Кто? Говори!

– Соседка мне сказала. Твоя соседка из квартиры напротив.

– Она что… Следила за мной?

Внезапно папа рассердился. У него даже усы в гневе зашевелились. Мариша нахмурилась. Ей совсем не нравилось, как реагирует отец на ее вопросы. И дело тут даже не в его болезни. Нет, он злится так, словно ему есть что скрывать от своей дочери.

– Папа, я хочу тебе добра. Ты мне веришь?

Глаза папы подобрели.

– Верю, Маришка. Но тебе и правда лучше не знать, что я делал прошлым вечером.

– Почему?

– Потому что тебя это не касается! Я взрослый мужчина, и у меня может быть своя личная жизнь!

Мариша прикусила язык. В принципе, ее папа прав. Это не ее дело, с кем папа проводит вечера или даже ночи. Врачи ей сказали, что отца они подобрали уже сегодня утром, в семь часов двадцать минут. Откуда он возвращался в такой час? Ясно, что ночь он провел у женщины. И про эту женщину разговаривать со своей дочерью он не хочет. Пока не хочет.

– Ладно, папа, я пойду.

– Уже?

– Мне пора. К тому же врач предупредил, что у меня только пять минут. А я и так злоупотребила.

– Погоди! – остановил ее отец. – Скажи мне сначала… Ты была у меня дома?

– Конечно.

– И как там? – поинтересовался папа. – Все в порядке?

– А почему ты спрашиваешь?

– Просто. Так что там? Порядок?

– Полный порядок! – соврала Мариша, твердо решив, что будет придерживаться этой версии до тех пор, пока не вернет деньги отца или хотя бы не найдет людей, виновных в исчезновении пяти папиных миллионов.

Отец о чем-то подумал, а потом спросил снова:

– Ты когда ко мне домой заходила? Сегодня?

– Да.

– И там все в порядке?

– В полном порядке.

Отец задумался, явно не зная, что спросить еще. А потом произнес:

– Но ты еще придешь?

Голос отца звучал жалобно.

– А свою даму сердца ты отчего к себе не позовешь? – ехидно поинтересовалась Мариша.

– Мариша, ты жестока.

– Отнюдь. Просто если ты боишься меня с ней знакомить, вдруг мы тут с ней столкнемся?

– Не столкнетесь.

И отец отвернулся к окну, демонстрируя свое настроение. В больничной казенной рубашке, с проводками, морщинистый и дряхлый, но такой родной и любимый! И раскаяние буквально затопило Маришу с головой.

– Ладно, прости меня, пап, – произнесла она тихонько.

Не поворачивая к ней головы, отец спросил:

– Так ты придешь завтра?

– Да. Завтра приду. Что тебе принести?

– Одежду, – тут же откликнулся отец. – Терпеть не могу эти больничные балахоны. Чувствую себя в них заранее обреченным.

– Что ты, пап! Врачи говорят, что ты обязательно поправишься. Все худшее уже позади.

– Не верю я им. Когда мой собственный отец умирал, они нас тоже до последнего уверяли, что он поправляется. Отец так и умер, будучи уверенным, что идет на поправку.

– Тогда другие времена были. В Советском Союзе людям вообще избегали говорить неприятную правду. Заботились о пациентах, пусть и таким своеобразным способом. А теперь всем и на всех наплевать. Если помираешь, тебе об этом тут же сообщат. Еще и дату назначат, когда на твое место другой должен будет поступить.

Мариша заметила, что отец снова на нее смотрит и даже улыбается.

– Если бы ты знала, как я рад, что ты у меня есть. Ты самое лучшее, что я сумел сделать в этой жизни.

– У тебя ведь есть еще дочь.

– Никого у меня, кроме тебя, нет. И знаешь, я тут подумал: мне хочется гранатов. Только купи такие, чтобы были сладкие и красные, как кровь. И без косточек. Штучек пять возьми.

– Я знаю, какие ты любишь, – улыбнулась Мариша. – Не ошибусь.

– И бульон свари из говядины. С мозговой косточкой.

– Хорошо. Сварю.

– Крепкий, как ты у меня умеешь. С корешками.

– Ладно.

– И еще я бы морковного соку попил, – размечтался папа. – Только попробуй, чтобы морковка не горчила.

Папа всегда был любитель поесть со вкусом. А уж сейчас, когда он чувствовал себя больным и несчастным, еда была для него настоящим удовольствием. Хотя Мариша и не вполне понимала, как сумеет побеседовать с тремя подозреваемыми, а потом еще смотаться на рынок, – все перечисленные папой продукты продавались наверняка только на рынке. В супермаркете никто не дал бы Марише гарантии, что гранат без косточек, морковь сладкая, а говядина свежая. Такой сервис в нашей стране был доступен пока лишь на рынке, и то не на всяком.

– И самое главное, привези мне нормальную одежду! – донесся до ее сознания голос отца. – Слышишь?

– Да, папа.

– Обязательно привези! Из дома привези!

– Я поняла.

– Извини, что без конца повторяю, просто в этой больничной робе я себя чувствую еще более тяжело больным, ощущение такое, что ее выдают одним умирающим. Намекают, мол, пришел и твой час.

– Папа, я привезу все, о чем ты меня просил. Лежи, поправляйся и, пожалуйста, не думай о плохом.

– Привезешь мою домашнюю пижаму, мысли сразу же изменятся, – пообещал ей отец, снова улыбаясь, как будто настроение у него после общения с дочерью улучшилось.

Первым делом, выбравшись из больницы, Мариша рассмотрела список подозреваемых, который вручил ей лысый главврач. Мариша умела разбираться в мужчинах и могла с точностью до десятых процента предсказать, кем ей удастся вертеть по своему усмотрению, а кто заставит ее попрыгать. Главврач был в этом плане весьма перспективен. И Мариша не сомневалась, что, если в будущем у нее возникнут проблемы, она может напрямую обращаться к этому человеку. Не случайно ведь он в самом низу дрожащей от волнения рукой приписал свой номер.

Появление Мариши в его кабинете явно произвело на этого человека неизгладимое впечатление, от которого ему еще долго предстояло оправляться.

И вот теперь Мариша внимательно изучала каракули главного врача. Напротив шофера, которым врач предлагал заняться в первую очередь, стоял жирный восклицательный знак.

– Ну что же, с тебя мы и начнем.

Набрав номер, Мариша с волнением поднесла трубку к уху. Ждать ей пришлось недолго.

– Алло, – раздался хриплый женский голос.

То, что голос был женский, Маришу ничуть не смутило.

– Славе трубку дай! – требовательно произнесла она.

Но собеседница ей попалась тоже строптивая.

– А ты кто такая?

– Не твое дело!

– Так чего трезвонишь-то? Славка спит словно сурок!

– Скажи, что, если не возьмет трубку, спать будет в другом месте.

– Где это? У тебя?

– На нарах!

Собеседница поперхнулась. Разговор явно свернул не в то русло. Тут уж было не до ревности.

– Слава, – услышала Мариша из трубки. – Славка… Просыпайся. Тут тебя какая-то баба требует.

– Пошла она…

– Тюрьмой угрожает.

– Отвали.

– Слава, да проснись ты! Во что ты еще влип, горе ты луковое?

Наконец даме удалось разбудить своего кавалера, и тот буркнул в трубку:

– Кто это?

– Ты зачем квартиру вскрыл, лишенец?

– А? Чего?

– Ключи у старика выкрал, в паспорт заглянул, думаешь, самый умный? Вычислили тебя! Собирай вещи. У тебя ведь условка?

– Отсидел я. Вчистую освободился.

– Все равно собирайся. На допрос поедешь.

И тут парень неожиданно взвыл:

– Блин, да когда же это закончится! Сколько можно! Уже три года, как освободился, а вы все от меня отстать не можете. Как только что-нибудь у вас на районе случится, сразу ко мне! Других, что ли, бедолаг вам нету?

– Но сегодня утром именно ты прокололся. Украсть ключи у собственного пациента – это надо быть совсем конченым придурком.

– Погодите, – буркнул Слава. – Какие ключи я украл? У кого?

– А то не знаешь!

– А вы напомните.

Что же, Мариша была готова.

– Я не гордая, напомню.

И напомнила. Парень слушал внимательно, а потом сказал:

– Нет, я не при делах. Меня там не было.

– Как же! Рассказывай!

– Вы меня не поняли, – спокойно повторил парень. – Меня в смене этой ночью вообще не было. Не работал я.

– Как? – опешила Мариша.

– Подменился.

– С кем?

Слава помолчал, а потом признался:

– Приятель мой – Вовка – за меня согласился порулить.

– А разве так можно? – удивилась Мариша.

Слава хихикнул:

– Нельзя. Но если очень хочется, то можно.

– И тебе разрешили?

– Сами посудите, я ведь не врач и даже не санитар. Баранку крутить – это всякий сможет. Тем более что Вовка на «Скорой» когда-то работал.

– А бросил чего?

– Сами бы поработали ночью на «Скорой», небось не стали бы спрашивать, – неожиданно огрызнулся парень. – Мы ведь людей с улицы подбираем. Редко когда такое счастье, что человек приличный, просто плохо ему стало. По большей части бомжи да пьяницы. Или наркоманы еще. Некоторые буйные, другие заразные, третьи просто воняют. Никаких денег с таким контингентом не захочешь. Чтобы на «Скорой» всю жизнь проработать, самому надо быть немножко двинутым. Вот мне врач с медсестрой такие и попались. Да еще верующие оба. Едут, либо молитвы бубнят, либо про святые места беседуют.

– Иеговисты? Сектанты?

– Нет, куда там. Наши. Православные. В какой-то храм оба ходят, не помню, как называется, в Осиновой роще он у них. Отец Анатолий в духовниках. Только о том и разговоры. В общем, устал я от них. Больным сказался, объяснил, что в последний момент живот скрутило, не приду я. Но чтобы их не подводить, друг за меня выйдет порулить. Они и согласились.

Мариша испытала разочарование. Воцерковленный врач и верующая медсестра вряд ли стали бы вскрывать квартиру папы и устраивать там подобный беспредел, какой застала сегодня утром Мариша. Значит, этих двоих можно было вычеркнуть из числа подозреваемых. На всякий случай Мариша позвонила медсестре – Нине Семеновне, которая подтвердила, что минувшей ночью с ними ездил шофер Володя, которого прислал себе на подмену занедуживший Слава.

– А в чем дело? – поинтересовалась женщина потом.

Мариша объяснила.

– Нет, ни я, ни Сергей Викторович не могли ограбить квартиру вашего папы.

– Вы знаете, о ком я говорю?

– Вашего папу прекрасно помню. Это был наш последний больной. Мы уже назад возвращались, вдруг он прямо у нас перед колесами упал. Он по телефону в этот момент разговаривал, телефон упал, разбился. Мы хоть его и подобрали, но аппарат уже был разбитый и нерабочий.

Что же, если женщина помнит даже такие подробности, то ей можно верить.

– Интересный такой мужчина, – продолжала вспоминать медсестра. – И как у него дела?

– Папа в порядке, в сознании, гранатов у меня попросил.

– Повезло ему. Если бы он чуток подольше на холодном асфальте провалялся, еще неизвестно, как бы все было. Мог и умереть. А так мы его мухой в больницу, в реанимацию, вот и выходили. Вы не волнуйтесь, теперь он у вас быстро на поправку пойдет.

– Спасибо вам на добром слове. Только боюсь, если папа узнает, что произошло с его квартирой, у него второй инфаркт случиться может.

– Много украли?

– Много. А испортили и переломали и еще больше.

– У Сергея Викторовича, даже если предположить, что он вдруг сошел с ума и сделал такое, на это элементарно не хватило бы времени. Он прямо с работы в аэропорт ехал. Они с другом в Грецию полетели. Ох, завидую я им!

– Почему? – удивилась Мариша. – Сейчас в Греции совсем прохладно. Купаться нельзя.

– Ну что вы, они не купаться, а на Святой Афон поехали, старцам и святым местам поклониться.

Марише стало стыдно за суетность своих мыслей. И еще она невольно восхитилась, что есть еще в наше время люди, которым есть дело до судьбы этого мира. На Афон ездят, молятся там. Потрясающие люди!

– А я тоже грабить квартиру не могла, внук у меня приболел, – продолжала медсестра. – Я пришла, невестка сразу же на работу убежала. Так с Ванькой и сидим, картинки из Святого Писания разглядываем.

– Слушайте, но если не вы, не этот ваш Сергей Викторович, то остается только Вовка. Он взял ключи от квартиры папы и ограбил его.

– Володя к вашему папе даже не приближался.

– Улучил момент, – стояла на своем Мариша. – Или вы из сочувствия его покрываете.

Но Нина Семеновна вместо того, чтобы обидеться, что Мариша подозревает ее в соучастии ограбления, произнесла:

– А почему вы вообще думаете, что ключи у вашего отца были при себе?

– Где же им было быть? Он с ключами из дому ушел.

– Когда мы его передавали в больницу, паспорт у него был, деньги какие-то были, еще мелочь всякая, зажигалка, а вот ключей я не помню. Не было их.

– Правильно! Потому что их Вовка этот до того уже спер!

– Не знаю, мне он показался хорошим мальчиком. Да и не приближался он к пострадавшему, за рулем сидел. Мне кажется, вы не в том направлении ищете.

– В смысле?

– Ваш отец дома не ночевал, правильно я понимаю? Вот бы вам и выяснить, с кем он ночь провел. И где он ее провел. Потому что, скажу вам честно, духами от него сильно попахивало.

– Духами?

– Женскими духами. И так сильно и сладко пахло. Розой и еще лилией. Я еще удивилась приятно, редко у нас такое бывает, чтобы пациент прямо-таки благоухал на всю машину. Пока ехали, спросила у вашего папы, что это за аромат такой. А он сказал, что не знает, дочь такими духами пользуется.

Дочь? Мариша? Но Мариша никогда не пользовалась сладкими, пахнущими розой духами, она предпочитала свежие ароматы, иногда запах ванили. Но никогда она не купила бы себе духи, пахнущие лилией. Не любила этот запах. И вообще, если говорить честно, то за последние месяцы Мариша едва ли использовала духи больше двух-трех раз. Да и то пользовалась она ими весьма умеренно. И уж точно от нее папа подцепить такой сбивающий с ног аромат никак не мог. Тогда о какой дочери идет речь?

И снова Мариша вспомнила, что у ее папы имелась еще одна дочка, конечно, тоже уже далеко не ребенок, а вполне себе сформировавшаяся особа двадцати, а то и двадцати пяти лет от роду. Общение между единокровными сестрами отсутствовало практически начисто – все из-за той же позиции Маришиной мамы, которая препятствовала или пыталась препятствовать общению Мариши с отцом и всем тем, что с этим человеком было связано.

Впрочем, Алиска со своей стороны тоже не слишком-то рвалась дружить со старшей сестричкой. И поэтому обоюдная холодность устраивала обеих. И как-то Мариша привыкла думать, что сестренка ее мирно проживает в городе Москве, откуда их папочка переехал. Но вдруг это не так? Или не совсем так. Но сейчас Мариша впервые задумалась о том, а что же она вообще знает о своей сестре. И получалось, что очень мало, практически ничего.