Петр
Я нарочно долго возился у лестницы, делая вид, что прихорашиваюсь. Дворецкий Виззл смотрел на меня, как на докучливую букашку, которую неплохо было бы раздавить, пока она не наделала бед. Рот неодобрительной трещиной прочертил его лицо, и он напомнил мне древнюю нежить из энциклопедии зимних тварей. Даже слуги не одобряли меня в этом доме.
Задержался я не зря: родственнички устали сидеть в парадных позах и успели перекинуться парой фраз. Я остановился у приоткрытой двери в утреннюю гостиную. Всегда поражался безвкусному, аляповатому декору этого дома.
– Арман! – горько восклицала мачеха. – Сколько раз мне тебя умолять: смирись! Мы ничего не можем поделать с тем фактом, что у твоего отца до меня был еще один брачный полет! И его первая жена ведунья, и его сын…
– Наглый выскочка, – пробормотал мой сводный младший брат.
Скажи Арманчик что-либо оскорбительное о моей матери, наша встреча после пяти лет разлуки, в которой мы особо друг по другу не скучали, началась бы со знатного хука в его аристократическую драконью морду. Я подождал еще минуту и толкнул дверь.
– А вот и я! – надеюсь, мое лицо достаточно блистало радостью. Я даже очки снял. Пусть видят, как чисты мои глаза.
Семейство Ганье, расположившееся на диване в гостиной, напоминало родню, собравшуюся у гроба покойника, причем покойника в высшей степени неприятного.
– Пётр, как я рада тебя видеть, – скорбно проговорила матушка, подав мне руку для поцелуя.
Арман кивнул, отчетливо скрипнув зубами. Юный Антуан, не обращая на меня внимания, продолжил заниматься обычным делом – незаметно выуживать и рассматривать козявки из носа (за пять лет он повзрослел, но любимый вид досуга, как видно, не сменил). И только Эмилия шагнула вперед и крепко меня обняла. Она всегда была единственным вменяемым членом этого семейства.
– Я рада тебя видеть, Петя, – прошептала она.
– И я тебя, Эм, – искренне сказал я. – Ты просто сияешь.
Сестра грустно улыбнулась комплименту. Она ничего не унаследовала из аристократической красоты своей матери, зато взяла от отца острый подбородок и глубоко посаженные глаза. Умные, грустные глаза человека, ничего не ждущего от жизни. Ее считали скучной и некрасивой. Старая дева в двадцать девять лет со всеми полагающимися обязанностями непристроенной женщины-дракона: благотворительность, посещение выставок современного искусства, безупречная репутация в плане любовных похождений. Сомневаюсь, что они были, эти похождения, под таким-то контролем матери и брата. Я думал, это пережитки прошлого, но нет – высшая знать Сильверграда до сих пор следовала устоям столетней давности.
– Антуан, – печально велела матушка своему младшенькому, как раз извлекшему из носа какой-то, судя по заинтересованному лицу, незаурядный экземпляр козявки, – пожми брату руку.
– Нет, нет, – быстро проговорил я. – Не стоит. Обойдемся без рукопожатий с детьми. Эпидемиологическая обстановка в городе… не очень.
Ганье уселись и выжидающе на меня уставились. Все, кроме Эмилии. Сестра отошла к окну. Ей никогда не были интересны деньги. Она призналась однажды, что мечтает иметь собственную мастерскую и делать серебряные украшения. Отец даже подарил ей набор инструментов незадолго до смерти. Думаю, их у Эм отобрали сразу после похорон. Я тогда уехал. Жалею, что не задержался и не поддержал Эмилию.
Я сел в кресло, хотя Ганье не приглашали меня вытянуть усталые ноги. Они продолжали молчать и дружелюбно улыбаться. Как бойцовая собака, готовая откусить вам голову.
Первым не выдержал Арман:
– Ты явился за наследством? Спустя столько лет?
О, да мы искренне возмущены! Как же, старший брат все-таки потребовал свою долю!
– Да, Арманчик, – ласково проговорил я, знаю, как сильно брат ненавидит любые уменьшительно-ласкательные игры с его именем. – Я приехал забрать то, что принадлежит мне по закону. Папин ресторан «Вольный маг».
Ганье молчали. Долго. Юный Антуан даже отвлекся от спелеологических изысканий и удивленно переводил взгляд с маман на брата.
– И все? – недоверчиво спросил Арман. Братец явно ожидал, что я буду требовать долю в общем наследстве. – То есть… я хотел напомнить, что брак отца и твоей матери не был признан Драконьей Диаспорой и…
– Я в курсе, братец. Ты раз пятьсот объяснял мне, что я не имею право на наследство Ганье. Я разве на него претендую? Я ведь не идиот. Стоит мне об этом заикнуться, и твои друзья юристы-экономисты-банкиры размажут меня по стенке. Но я также знаю, что к завещанию была приложена дарственная. И ее не смогут опротестовать даже носатые лепреконы в дорогих костюмах. Отец сделал все, что мог в той ситуации – подарил мне ресторан по закону Драконьего Дара. Он всегда знал о моих слабостях. Обожаю дарить людям радость, особенно гастрономическую.
– Харчевню, – Арман вернулся к привычному уничижительному тону, глаза его забегали. – Он подарил тебе харчевню. Темное, убогое местечко с дурной репутацией. Рестораном его сделал я!
– Ты?! – Эмилия повернулась от окна. Я впервые вид такой гнев на лице сестры. – А ты не ошибаешься? Ты его испортил!
– Эм, деньги семьи… – поморщившись, начал брат.
– О да, конечно, ты давал мне деньги! А я там дневала и ночевала! Подготовила проект модернизации, наняла людей, завоевала сердца посетителей, начала получать прибыль! Чтобы ты потом пришел и сделал из папиного любимого места… китч!
– Дети! – слабым голосом протестующе проговорила матушка. – Эмилия, что с тобой? Пожалуйста, успокойся!
– Мне просто надоело, мам, – отрывисто проговорила сестра, глядя в глаза Арману, – что меня здесь считают пустым местом! Я рада, что Петр заберет у вас «Вольного мага»! Надеюсь, хоть он сохранит в ресторане остатки чего-то… папиного! Пусть он, если я не могу!
Мне было жалко Эмилию. Надо же, мое требование разворошило улей. Или вулкан спящих страстей. Однако побледневшая сестра обняла себя за плечи и снова отошла к окну. Протест дался ей нелегко. Лиха беда начало, сестрица.
– Спасибо, Эм, – сказал я. – Я еще не был в «Вольном маге». Собираюсь наведаться туда в ближайшее время, например… сейчас. Не желаешь составить мне компанию?
Эмилия посмотрела удивленно, тряхнула головой и сказала:
– Почему бы нет? Я только возьму сумочку и плащ.
Арман напрягся:
– Постой, Петр, мы еще не обсудили…
– С моими юристами обсудите, – бросил я. – Очень рад был всех повидать, – я поклонился, надеюсь, достаточно куртуазно. – Особенно тебя, юный Антуан. Ты просто воплощение семейных ценностей Ганье. Желаю не болеть.
… Мы с Эм ехали в такси. Сестра молчала. Я ни о чем ее не спрашивал. Сама заговорит, когда захочет. И она заговорила, когда мы проезжали мимо реки:
– Я собиралась выйти замуж.
– Когда? – встрепенулся я. – За кого?
– Три года назад. Когда Арман уехал. Надеялась, что в его отсутствие смогу убедить маму. Не смогла. За кого? За того, кого моя семья никогда бы не приняла. Как тебя, Петенька. Я влюбилась. Он был… мой человек, мой мужчина, самый… мой. Дивный. Полукровка. На четверть метаморф. Без шансов, да? А я все-таки надеялась, глупая.
– Вы еще встречаетесь?
– Арман нанял людей. Его очень сильно избили… и он уехал.
– Сбежал, – я нахмурился.
– Не говори так. Я надеюсь, что они его не покалечили, что он не… умер. И я рада, что в моей жизни была… любовь, короткая, но настоящая. Вряд ли мне выпадет еще один такой шанс.
– В «Вестнике мага» тебя почти сосватали за этого… смазливого гуляку, сына Серого Аспида, дракона из Сакральной Дюжины.
– О да. Прекрасная партия, – Эмилия горько усмехнулась. – Потасканный кобель. Прогулял все, что мог. Теперь поглядывает на мое приданое. Очень сожалеет, что в комплекте с приданым иду я.
– Держись, Эм. Я знаю, ты можешь. Просто пошли свою семейку к нежити.
– Тебе хорошо говорить. У тебя даже фамилия другая: ты Ракитников, а не Ганье. Хотя ты очень похож на отца, такой же красивый. И с нашей последней встречи стал еще интереснее, возмужал. Все время носишь очки от солнца. Зачем они тебе? У тебя такие выразительные глаза!
– В Сильверграде слишком много огней, зрение портится, – отшутился я. – Где Арманчик болтался три года?
– Он вляпался в одну неприятную историю с ведьмаками. Он их ненавидит. Считает отребьем. Вечно доказывает, что они злоупотребляют своей властью в городе. В тот раз брат зашел
О проекте
О подписке