Я села, обнаружила, что Зим уже ушёл, оставив мне котёл воды и горку снежков, и снова прислушалась. Голос дяди зазвучал громче, и я разобрала:

– …должна сказать!

Ух ты. Светла явно выкопала из памяти нечто необычное. И… неприятное?

Я не торопила наставителей. Умылась, размялась, согрела воду и заварила травяной чай. Нашла в новых припасах хлеб, сыр, копчёное мясо, огурцы, блины и поняла, что летал Вьюж не в мёртвые города, а в Обжитые земли. В «потеряшку» – её масляные блины я ввек не забуду. Какой молодец – и спасибо, Шамир, за подмогу…

– Если ты не скажешь, то я сам!.. – пригрозил дядя Смел.

Я устроилась на одеяле у очага, согрела тарелку с блинами и с аппетитом набросилась на завтрак.

– Нет, – донёсся слабый голос Светлы – тихий и отчего-то несчастный. – Сама. Но пусть поест.

– Потерплю, – я отложила блин. – Что случилось?

– Зной – это Ясен, – мёртво сообщила наставительница.

Я чуть не выронила тарелку:

– То есть?..

– То и есть… – Светла вдруг явственно шмыгнула носом. – Не понимаю, как он влип в эту историю… Но я его узнала. Там, с Дивной… Это Яс был. Он, знаешь, потому и вспомнил всё так быстро – потому что родная кровь к родной крови. Дивна же из нашего рода. Да, она его не вспомнила, мы – родичи дальние, они прежде не встречались… Но девочка Яса почуяла, поверила, потянулась к нему… Это точно он.

Ну и ну…

– Так он выжил, выходит? – осторожно спросила я. – Не сгинул в тех подземельях?

– Выходит… – прошептала она. – Он всегда доводил начатое дело до конца. Если решил, что таким созданиям не место среди живых людей… То это должно было коснуться всех Забытых. Он не уймётся, пока жив Стужа. Пока искры, да и его семья, в опасности.

Что ж… Это многое объясняет. Я с трудом верила, что некая искра, даже из прошлого, даже с подмогой в виде Равса, рискнула бросить вызов Стуже и напугала его до спячки. А вот Зной – это уже другой разговор.

– Интересно, – протянула я, снова подогревая блины, – а что он попросил взамен? У Шамира? За время тишины? Получается, это ведь Ясен уничтожил Бурю. Да и с Потопом помог. И, наверное, с их помощниками. И Стужу загнал в угол. И сейчас не позволяет ему развернуться. И сам… не делает то, ради чего его… создали. О чём он попросил?..

– А ты бы что-то взяла? Ты бы что-то потребовала? – вдруг резковато спросил дядя Смел. – Вот сейчас ты из штанов выпрыгиваешь, лишь бы успеть и всё сделать правильно. Потребуешь потом плату? За спокойную жизнь в живом мире без Забытых?

Я невольно вздрогнула:

– Да нет, ты что!..

– Вот тебе и ответ, – фыркнул дядя. – Шамир с перепуга мог пообещать что угодно, но умный и честный человек понимает, что, помогая миру, он в первую очередь спасает самого себя. Свою семью. Своих любимых. Свои земли. А уже потом – всё остальное.

– Интересно, – с порога, подражая мне, протянул Зим, – почему я всё должен узнавать, подслушивая?

Я обернулась и пожала плечами:

– Блины будешь?

– А ты поменьше болтайся где попало, – подколол дядя Смел.

– А я и не там был, – с достоинством возразил знающий. – Буду.

– А ну, покажь, что принёс! – оживился дядя.

– А вестями вовремя делиться будете? – насмешливо хмыкнул знающий и сел рядом со мной. – Смотри, Верн.

На его раскрытой ладони осколками янтаря мерцали крохотные семена. Я чуть снова тарелку с блинами не выронила.

– Дымник! – радостно взревел дядя Смел. – Светла, смотри! Да кончай ты хныкать! Жив твой братец и на нашей стороне, слышь! Сопли подбери, воительница! Всё образуется! И мы возродим наши земли! Дымник!.. – и его голос упал до восхищённого шёпота: – Где ты его взял, парень? Ну хочешь, извинюсь? За это, за поучения?.. Ну, тогда, во вратах Стужи?..

– Не надо, – весело ответил Зим. – Ты был прав, а на правду не обижаются. Верн, это всё твой браслет. Он постоянно что-то шептал, но я не понимал слов. А здесь, в этом городе, его голос стал громче. И я понял. Мы вчера еду искали, помнишь? Оказывается, в некоторых домах двойной подпол. В верхнем – труха вместо еды, а вот во втором – сундуки с семенами. Браслет мне чуть руку не спалил, пока я искал туда входы.

– Они знали, – подозрительно сглотнув, выдохнула Светла. – Они забыли о вернувшихся, но не о беде. Они понимали, чем всё закончится. И приготовились.

– Вот заразы! – восхищённо цокнул языком дядя. – И ни слова не сказали, ни намёка не оставили…

– Меняю на блины, – знающий сжал кулак.

– На, – я сразу протянула ему тарелку. – И чай.

Тёплые семена покалывали кожу рук и грели душу. Я сжала ладони, зажмурилась и отчётливо уловила мягкую пульсацию – как биение крохотных сердечек. Будто не спящие семена в руках держала, а живого трепещущего зверька. Он дрожал, льнул к ладоням и отчаянно пытался заговорить – запеть. Но я вместо слов слышала лишь шелест – упоительный, умиротворяющий шелест листвы. И от него так сладко щемило сердце…

– Это так важно… для вас? – осторожно спросил Зим.

Оказывается, он не ел, а во все глаза смотрел на меня. И удивлённо слушал – а мы втроём плакали в три голоса, и дядя Смел громче всех, с пронзительными трубными звуками и ругательными покашливаниями.

– Очень, – я улыбнулась сквозь слёзы. – Это… дом. Это наш дом. Ты ешь-ешь. Подогреть?

Знающий мотнул головой.

Я осторожно ссыпала семена в зачарованный внутренний кармашек сумки и пообещала:

– Когда-нибудь, когда мы избавимся от Стужи и прочих гадостей, когда мы вернёмся в наши земли и солнечные леса опять поднимутся до небес… Ты всегда будешь желанным гостем в землях искр. И там, тогда… поймёшь. Должен понять.

– Я всё утрясу, – вставил дядя. – И ни одна скотина не обзовёт тебя хладнокровным.

– Это же браслет, это же не я… – смутился Зим. – И это же ты мне его дала…

– А ты мог бы не слушать. Не ходить и не искать, – мягко заметила я. – Или найти – и не показать. Ешь.

Да, людям надо помогать, особенно хорошим. Хорошее дело всегда вернётся добром. И чем больше вокруг хорошего – тем лучше мир. А нам всем в нём жить, и лишь от нас зависит, каким он будет. От нас – и от наших мыслей и поступков.

– Я помню, где стоял город Приозёрный, – неловко сменила тему Светла. – И Алый – тоже. Это недалеко отсюда. К обеду доберётесь до Алого. А от него – двадцать вёрст до Приозёрного. Но, боюсь, пешком. Всё в округе уничтожено, никаких паутин. И тебе плести новую не советую. Мы не знаем, какими чарами пишущий Мечен накрыл записи.

– Прогуляемся, – согласилась я, вставая.

Зим поспешно сунул в рот предпоследний блин, прожевал, проглотил и торопливо сообщил:

– А я вспомнил, что у безлетных вместо паутин было. Точно их чары повторить не смогу, но путь немного срежем. Да, – он спокойно и с долей вызова встретил мой взгляд, – я ещё и вспоминал. Зачем Стуже оружие без прежней силы? И я многое вспомнил – и что могу, и сколько, и когда. И не жалею, что рискнул.

– Нет худа без добра, – кивнула я, гася солнечное пламя в очаге. – Проверим. Путь срезается чем-то вроде ледяной горки, так?

– Угу. Чем-то. Вроде.

Мы быстро собрались. Светла уже бормотала что-то тихо, явно прикидывая путь. На крыльце Зим показал на свои метки – на каждом доме со вторым подполом мерцала снежинка. Вёртка, доселе отдыхавшая, проснулась, встряхнулась и выбралась наружу – обойти и запомнить на всякий случай необходимые строения. А Вьюж уже ждал нас наверху – лёжа на грибной шляпке камня-входа.

Едва мы вернулись в Долину тысячи ветров, как Светла предупредила:

– Смотрите под ноги. Видите тропу? Это путь до Приозёрного. Доберёмся до того, что от него осталось, – поищем то место в холмах. Я помню путь Славны и Мечена. Идите по ней. И не заблудитесь, и в снег не провалитесь.

– Я тоже путь помню, – я глянула на землю. – Если остатки городских ворот найдём, то до зачарованных бумаг быстро доберёмся.

Точно, тропа. Снег словно золотым песком присыпали. В лучах солнца он искрил сотнями тёплых звёзд.

Зим посопел неуверенно, но всё же, неловко подбирая слова, спросил:

– А когда… ну, тогда, в Приозёрном… Это же я его?..

– Нет, – ответили мы со Светлой в один голос.

– Ты был в беспамятстве, – пояснила я, вслед за легкокрылым Вьюжем пробираясь меж каменных изваяний. – Не знаю, что случилось в городе, но тебя я рассмотрела хорошо. Нельзя винить безумца. Особенно если им управляли чужие чары.

– Приозёрный чадил, то есть горел, – напомнила наставительница. – А холод вымораживает. Это не ты, Зим. Это кто-то из пишущих-говорящих постарался. Скорее всего, от страха.

Знающий явственно выдохнул. Надолго ли, если он нацелился всё-всё-всё вспомнить?..

А Светла так горько вздохнула… Да, Зной. Ясен. Прежде чем вспомнить себя, он, поди, успел наворотить… Или нет?

Частокол каменных изваяний постепенно редел. Чем дальше мы уходили от гриба, тем меньше становилось фигур, и расстояние между ними незаметно увеличивалось. И всё чаще взъерошивали снег хлёсткие порывы ветра.

– Светла, поройся у меня в памяти, – посоветовала я. – Найди и изучи новую карту – ту, которую составили после Забытых. Следов Зноя в пределах немного, и те начинаются ближе к Южной гряде, перемешиваясь со следами остальных Забытых. Мы так и не поняли, почему он прокладывал свою тропу, как другие. Думали, он помогал. А теперь я думаю, что он им мешал. Что его следы – это охота на Забытых. Возможно, по каким-то причинам он позже остальных появился. Или пробудился. И очень шустро вспомнил. Не возводи на брата напраслину раньше времени.

– Да, – наставительница вдохнула-выдохнула, успокаиваясь. – Спасибо.

– И ты, – я обернулась к Зиму, – тоже. Успеешь ещё заклеймить и выпороть себя, когда добудешь точные факты. Без них этим заниматься бессмысленно. Пустая трата времени и сил. Лучше подумай, как на тропу Светлы наложить свою горку, – и сурово добавила: – Оба подумайте.

– Правильно, нечего сопли разводить, – подытожил дядя Смел. И после паузы заявил: – А я знаю как.

Началось обсуждение – сначала вялое, потом бурное, с возражениями и «а вот я думаю!..» Я не участвовала. Шамир больно молчалив. И, посматривая на тропу, я прислушивалась к себе.

Ничего не хочешь сказать, а?..

Вчера, когда я бродила по одинокому городу, размышляя о свойствах безлетных и вспоминая легенду, рассказанную Дремнем, я невольно задумалась и о Шамире. Если безлетные – его эхо, если они, молчащие и душа мира, похожи… Не могло ли с Шамиром случиться то же самое, что и безлетными?

Не потому ли – на самом деле – он не смог дать Забытым отпор и защитить нас? Не потому ли ему сейчас так трудно говорить? Не потому ли, что он тоже в распаде? И именно поэтому после Забытых появились духи излома, голодные стаи и прочее?

А, Шамир?

И мир так красноречиво замер…

А ведь я всегда думала, что духи излома – явление древнее. Но, задумавшись о раздробленности Шамира, я задавала памяти прошлого вопрос за вопросом и получала лишь один ответ: нет. Не было прежде ни духов, ни стай. А душа Песни, которую я посчитала ипостасью Шамира, – это просто душа Песни. Это осколки душ первых искрящих, которые слились в одно создание, чтобы помогать своему народу и присматривать за нами.

Духи изломов же и дети зимы…

Почему это случилось, Шамир? Это чьи-то злые чары – или, как и в случае с Забытыми, твоя юность и недальновидность? Почему теперь ты раздроблен на десятки осколков? И сможешь ли «собраться» в себя прежнего? Или уже нет, никогда?.. И не потому ли после Забытых с наступлением нового года мы больше не видим древнее созвездие – «лицо мира»? Потому что ты «разбился» на чёткие времена года? А ещё до Забытых ты мог «подселиться» к чужому вещуну… а сейчас смог бы – если бы было к кому? Смог бы заговорить?

Мир молчал, лишь тоскливо завывали в каменных изваяниях позади нас вернувшиеся ветра. Я не понимала, что значит такой ответ. Да и ответ ли это? Или просто обычная тишь пределов? Но ощущала острую потребность поговорить с Шамиром – честно, вдумчиво и спокойно, а не на ходу. И может, мы с ним даже найдём время и способ. Когда-нибудь. Как-нибудь.

– Верна!

– Племяша! Очнись!

Я вынырнула из задумчивости.

Каменные изваяния кончились – в солнечных лучах вновь знакомо искрила снежная степь. Позади нас синели, скрытые дымкой, предгорья Восточной гряды. В стоячем морозном воздухе мерцали крохотные крупинки льда. Солнечные лучи обнимали притихший мир. На безмятежном небе – ни облачка. И по-прежнему весело бежала вперёд золотая путеводная тропа Светлы.

– А может, не надо? – я опасливо поёжилась. Горки мне ещё во вратах Стужи не понравились. – Может, сами дойдём, а? Я бы и в Алом покопалось – нашла бы пепел силы от Славны, узнала бы, кто их с Меченом убил… А к ночи будем в Приозёрном. И мало ли какая гнусь там спит – силу, в смысле, поберечь бы. Не?..

– Зимой? – фыркнул знающий. – Беречь силу? Мне?

Ну да, признала я. Глупо.

– Не бойся, я – не Стужа, – поддел Зим. – И горки у меня такими же не получатся. Они будут проще, медленней и короче. Зато к ночи мы не только в Приозёрном будем, но и записи отыщем. Сама же говорила, не надо откладывать на послезавтра то, что можно сделать сейчас.

– Дело не в страхе, – я пока не могла понять, почему меня отталкивала здравая мысль сократить путь.

Да, повторюсь, не понравились горки. Но если надо, то я что угодно вытерплю. Даже силу осени и отрезанность от внутреннего солнца целый сезон терплю. Нет. Это что-то другое.

– Это что-то другое… – повторила я, озираясь.

Давай же, не молчи! Подскажи!

Но Шамир молчал.

Хорошо. Сыграем в знакомую игру. Правила ты знаешь. Молчи, если нет. Толкни ветром, если да.

Дело не в горках? Дело в полезном пути? Мы можем что-то увидеть по дороге? Полезное и важное?

Ветер взъерошил мои волосы, а солнце, показалось, улыбнулось.

– Идём пешком, – «перевела» я намёк Шамира. – Внимательно смотрим по сторонам… и не только. В нашем прошлом скрыто множество тайн, а пределы – ключ к ним.

– Всё правильно, – прошептала Светла. – Восточная гряда собрана из осколков разных городов, но не все слиты в скалы. Мелкие и ненужные разбросаны по округе. Здесь можно много, очень много интересного найти. Особенно когда сопровождает знающий. И много времени мы не потеряем. Полдня погоды не сделают.

Зим выглядел и разочарованным, и заинтересованным. Конечно, хотелось покопаться в загадках пределов. Но и попробовать чары ледяных горок – тоже.

– Нам ещё обратно идти, – напомнил дядя Смел. – Сохрани чары, парень. Пригодятся. А до Южной гряды можно будет и с ветерком.

Я поправила сумку и первой устремилась вперёд.

Осколки…

Да весь наш мир – одни сплошные осколки. Во времена Забытых он рухнул с высоты своего самомнения, да так и остался лежать разбитым. Города – в осколки. Народы – в осколки. Память – в осколки. Дух Шамира – в осколки. И сколько нам всё это собирать в одно целое, и будет ли оно «рабочим»… Хотя – безлетные же собираются, если все осколки целы. И мы соберёмся. А если трещины останутся, если рубцы будут болеть на погоду… Пускай остаются и болят. Жестоким напоминанием.

Вёрт? Пошурши-ка по окрестностям. Вдруг что найдёшь. Все осколки здесь скрыты снегом.