Глядя на него, невозможно не улыбаться. Яркий уроженец Средней Азии – невысокий, черноглазый, смуглый, – он упорно красился в рыжий, но цвет всегда получался красным, плюс жёсткий волос отказывался укладываться в гладкую прическу и, навощенный гелем, стоял дыбом и торчал в разные стороны. Зато его даже в «чёрном-чёрном» баре видно всегда и сразу.

Он постоянно подходил к моему столику одной и той же походкой – высоко подняв разнос, бочком, мелкими шажками, осторожно, точно пробираясь в толпе народа. Та же профдеформация, рассудила я, понаблюдав за ним, и перестала обращать внимание.

– Приятного аппетита, – Вовчик расставил на столе тарелку, чашку и корзинку с приборами и отступил.

– Вов, а ты веришь в оборотней? – я достала из корзинки вилку. Дымящийся омлет пах божественно.

– В тех, которые в погонах? – он сунул разнос под мышку и хмыкнул. – Ещё как.

– А в тех, которые зверьём оборачиваются и на луну воют? – я посмотрела на него с любопытством.

– А ты веришь в привидения? – душка-бармен легко и изящно, как танцор, крутанулся вокруг своей оси, и в тёмном окне замельтешили смутные тени. – А они есть. Многое в нашем мире существует независимо оттого, верим мы или нет. Оно просто есть – и ему этого хватает, – и подмигнул мне: – Мороженое минут через десять?..

Я кивнула, и Вовчик бесшумно испарился, ускользнув на кухню. И на пять минут я отключилась от реальности, с удовольствием занявшись обедом. Который исчез так же быстро, как и появился. Отодвинув пустую тарелку, я взялась за кофе и записную книжку – маленькую, потрёпанную, испещрённую адресами и телефонами. Так, Вера Алексеевна…

Когда я полгода назад улепётывала от занудства бывшего, то вцепилась в первое же попавшееся жильё – комнату, сдаваемую бабушкой, на окраине города. И бабушка, кстати, приличная попалась – кандидат физматнаук, интеллигентная, умная. Одно «но»: восемь кошек – это перебор. Когда при моём появлении коллеги начали морщить носы, я подыскала новую хату – как раз с Ягой – и душевно попрощалась с Верой Алексеевной, оправдав переезд утомительной дорогой от жилья до работы. Наверняка она меня помнит.

– Вера Алексеевна? Здравствуйте. Да, эта Рада. Не отвлекаю? Нет, я не по поводу комнаты. Я по поводу папки, которую вы мне дали под бумаги. Помните?

– Конечно, помню, Радушка, – голос у Веры Алексеевны был тихий, тонкий. – Она же мне после ведьмы досталась. Я тогда ещё в своём институте работала, и у нас всего не хватало – бумаги, канцелярии… Интересно? По работе? А у тебя нюх на потустороннее, – восхитилась она. – Я давно рассказать хотела, да забывала.

Я открыла блокнот и вооружилась чёрной ручкой.

– Лет пять назад это случилось, – начала Вера Алексеевна. – Я после работы пошла в парк прогуляться. Иду по аллее и смотрю, девица под берёзами мечется. Дурная… Вот те крест, Радушка, ведьма она была. Высокая, знаешь, и худая-худая, как палка. На лицо вроде молодая, а волосы седые, глаза чёрные, безумные. И одета – вот как я в молодости. Нынче ж девицы как ходят? Не то платье, не то пояс – и ноги наружу, и грудь. А эта – в длинном тёмном платье, вся закупоренная. Шляпа? Нет, милая, шляпы не помню. Бумагу зато помню. Она что-то листала, а потом как швырнёт… А у нас-то не хватало всего, меня ж такая досада взяла…

Придерживая левой рукой телефон, правой я рисовала. Образ женщины с безумными глазами, подбрасывающей к небу листы бумаги, проявился очень чётко. А меня мама всегда хотела посвятить искусству – музыке или рисованию, и чем я только ни занималась, и каких только навыков ни имела…

– И знаешь, сразу ветер откуда-то взялся, – продолжала моя собеседница. – Больше недели стоячая жара, а тут как налетел вихрь… И унёс бумагу, всю, до последнего листочка. А ведьма что-то побормотала и ушла. А папка осталась. А добру-то чего ж пропадать. Я сначала подумала, что она наукой занимается, девушка-то. Эти… этимология, да?

– Лепидоптерология, – поправила я. – Наука о бабочках. Мой дядя по ним прётся.

– Господи, слов-то напридумывали страшных, – улыбнулась Вера Алексеевна. – То ли дело…

– …логарифмы, интегралы, – подхватила я.

Она засмеялась – негромко, мелодично.

– А как вы поняли, что с ведьмой встретились? – я дорисовала рядом с женщиной скамейку и берёзы.

Ответом – неловкое молчание, и я наугад спросила:

– Приснилась?

– С неделю приходила, – призналась Вера Алексеевна смущённо. – Я же говорю, я как узнала, где ты работаешь, очень рассказать хотела… Да, Радушка, каждую ночь снилась. И всё спрашивала – про ведьм, угли какие-то, круги… Я хотела папку выбросить…

– А она вернулась?

– Три раза возвращалась. Так и не избавилась. Я же, Радушка, думала, что всё… на пенсию пора. Страшно было. Я же… даже к колдуну пошла.

– К какому? – я перелистнула страницу с рисунком.

– К отцу Вальпургию, – пробормотала моя собеседница так тихо, что я разобрала псевдоним колдуна лишь потому, что он давно на слуху.

Я фыркнула, закрыв ладонью трубку, дабы не смущать добрую женщину. Отец Вальпургий, в «девичестве» Осип Виссарионович Манштейн, – известный на весь город православный колдун. Носит десять кило крестов, машет кадилом и тем самым всех спасает. Псевдоним выбрал, потому что именно в мифологическую Ночь ведьм, с 30 апреля на 1 мая, его на какой-то горе посетило «озарение». Вот, собственно, и всё, что прессе о нём известно. Шефа денно и нощно мечтала сделать с ним большое интервью, но колдун не давался. Объявления у нас печатал – и то хлеб.

– Помог? – кашлянув, поинтересовалась я, надеясь, что моя собеседница не расслышит иронии. Лично я этому «православному» не верила ни на грош.

– Успокоил, – застенчиво отозвалась Вера Алексеевна и явственно выдохнула. Словно и я её сейчас успокоила, вытащив наружу эту историю. – Ведьма сниться перестала. А папка… Я её спрятала подальше и забыла. Ведь не сразу же поняла, Радушка, что ты именно её взяла. Сказала же тогда – вон там лежат, бери. А ты… Нюх у тебя на потустороннее, – повторила с пониманием. – Что, тоже приснилась?

– Да, – я не стала вдаваться в подробности. – Хочу немного порыться в этом направлении. Интересно.

– Хочешь к отцу Вальпургию попасть? Дать телефон? У него номер есть особый, для проверенных клиентов.

– А может, вы меня на приём запишите? – я оживилась. – Мы ему уже год звоним – бесполезно. Чует прессу.

– Конечно, запишу, – она зашуршала бумагами. – Не будем его родственницами обманывать, да? Скажу, обращается моя знакомая с той же самой проблемой. На какое время?

– На любое, – решила я. – До вторника-среды я, наверно, буду в командировке, а потом – на любое время. Спасибо, Вера Алексеевна.

– Да не за что, Радушка, – она улыбнулась. – Сообщение отправлю, как запишу. А на чаек уж и не зову. Поди всё мечешься да без выходных?

– Журналиста, как и волка, ноги кормят, – я тоже улыбнулась. – Ещё раз спасибо. Да, до свидания.

Я допила остывший кофе и посмотрела на получившийся набросок. Вот и познакомились… Гульнара. Сейчас, глядя на штриховой рисунок, я вдруг поняла, как зовут ведьму – словно кто-то на ухо шепнул её имя. И накрыло чувством дежавю, и показалось, что мы с ней давным-давно знакомы. Точно с одноклассницей встретилась, которую лет десять не видела, но по прошлой старой дружбе давно хотела навестить.

Неужто меня ещё полгода назад через эту несчастную папку заколдовали и подготовили?..

– Повторить кофе? – Вовчик опять «протиснулся» к столу, поставив передо мной вазочку с мороженым и собрав грязную посуду. Глянул на рисунок и оценил: – Круто. Ты ещё и художница?

– Да нет, это так… баловство, – я небрежно качнула головой. – Вов, а в магию ты веришь?

Душка-бармен отступил от стола, прикрыл глаза и мягко сказал:

– Мир полон тайн и загадок, но нам, смертным, не дано постичь и тысячной доли его чудес. Очень, конечно, хочется изучить все грани мира, но многие из них острее бритвы, и лучше к ним не подходить. Не успеешь даже понять, что нашла – не успеешь насладиться разгадкой, – как раз, и всё, привет. Понимаешь? Да, я верю в магию. И в тайную силу верю. И этой веры мне хватает за глаза, и доказательств я никогда искать не буду. И тебе не советую.

Подмигнул и опять исчез за дверью.

Я задумчиво взялась за мороженое. Бармены – они такие: всё видят, подмечают и понимают почище иных «экстрасенсов»… Мороженое кончилось ещё быстрее омлета, ибо, взглянув на часы, я обнаружила, что пора закругляться. Домой за сумкой – и на электричку.

– Вов! – крикнула я, доставая кошелёк. – Кофе не надо! Я побежала!

– Удачи, работяжка! – раздалось из кухни.

– Пока!

Убрав блокноты в сумку, я оставила деньги на столе и поспешила на выход, краем глаза отмечая нового посетителя. За стойкой сидел здоровенный светловолосый тип и нервно барабанил пальцами по столешнице. На меня он не обернулся, лишь сильнее ссутулился над стойкой. Я с восхищением отметила, как натянулась на широкой спине спортивная синяя майка, подумала, что по-своему права была шефа, вздохнула и помчалась по делам.

…отец Вальпургий же на горизонте. Мне бы подобраться поближе – живо возьму за горло и стрясу нужное. Когда надо, я умею быть и наглой, и настырной. А мне очень надо. Виталина Марковна обещала за интервью с колдуном премию в размере двойного оклада. В отпуск наконец съезжу – и не только в родной город к семье на законных каникулах…

Я бодро дошла до дома, поднялась в квартиру и вытащила из шкафа собранную сумку. На случай командировок у меня и дома, и на работе «дежурили» небольшие спортивные сумки через плечо – с мыльно-рыльным, зарядным, исподним, запасным и тёплым, даже летом, на всякий случай. Рассовать по внешним карманам сумки телефон и блокноты да переодеться в майку и бриджи – дело пяти минут. Плотно закрыв окна – при застоявшейся жаре внезапная гроза со штормовым ветром ни разу не внезапна, – я обошла квартиру, выключая из розеток все электроприборы.

– Я в командировке, не теряй, – привычно предупредила Ягу и тщательно заперла входную дверь.

Город опустел, и до вокзала я добралась без пробок и быстрее ожидаемого. Купив билет на электричку, села в зале ожидания, достала блокнот и в сотый раз изучила рисунок. Отчего-то он меня завораживал. И сейчас показалось, что не я его рисовала. Чёрные глаза ведьмы смотрели прямо в душу – и просили, требовали, умоляли, угрожали… Гульнара. Что вам нужно, в какую «западню» вы попали?.. И причём тут «бабочки»?..

Задумавшись, я едва не опоздала на электричку. Спохватившись, прибежала в последний момент, села на свободное место у окна и усилием воли заставила себя не трогать блокнот с рисунком. Не то опять засмотрюсь, задумаюсь, пропущу свою станцию…

И, дабы заняться полезным делом, я достала телефон, вылезла в интернет и с интересом прочитала несколько научных статей об оборотнях. Научных – в смысле фольклорных. Мифологии разных стран кишмя кишели легендами о всевозможных «превращенцах», но их суть сводилась к одному: некто перекидывался в зверя (на первом месте – волк, на втором – медведь, на третьем – все остальные), по своему желанию или будучи проклятым и охотился (добычей на первом месте – люди, на втором – все остальные). Ничего нового.

Статьи закончились. Я сверилась с телефонным навигатором, обнаружила, что выхожу через одну остановку, и уставилась в окно. За оным проплывали, кутаясь в закатную дымку, длинные защитные полосы из старых тополей и пыльных кустарников. В редких просветах мелькали то клочья полей, то крыши дачных домов. И я снова подумала о теме статей – об оборотнях. И вспомнила слова душки-бармена. Они реально существуют – мы все по-своему оборотни. Все не те, кем кажемся.

Наконец объявили станцию Тихий берег, и я с удовольствием выбралась из душного вагона на свежий воздух. Здесь пыльная городская жара не плавила голову, путая мысли, не прижимала ленивой усталостью к земле. И ветер пах далёким дикотравьем. И в воздухе жужжали пчёлы и мухи, а не машинные моторы. И даже листья тополей шуршали иначе, чем в городе, – громче, свободнее, напевнее.

Я поправила сумку и, следуя указаниям председателя общества, перебралась через пути, прошла до конца платформы к «домику кассира» и мимо него, по тропе меж тополей к трассе. Где меня и поджидал Тимофей Лукич, дочерна загорелый, седовласый и седоусый. И несколько смущённый. А после дежурного показа моего журналистского удостоверения и привычного обмена любезностями я услышала взволнованное:

– Я уж думал, вы до нас никогда не доедете, – и председатель открыл переднюю дверь старого серого «мерса». – Дело-то такое, понимаете… Не всякий нам поверит.

– Не волнуйтесь, разберёмся, – флегматично улыбнулась я, садясь в машину.

И всю дорогу до дачного общества, краем уха слушая сплетни об оборотне, я думала о своём – о таинственной ведьме. На душе, несмотря на откровенно скучное дело «превращенца» и зловещие намеки Вовчика, было радостно и волнительно.

Да, на неизведанную территорию ступаю, да, не знаю, что меня ждёт… Но рискну. Ведь жизнь, по Никольскому, глупа без риска. И правда всё же победит. А о том, как жизнь пресна и скучна до невозможности, я думаю уже полгода точно. Хватит думать. Пора делать. И не упускать шанс. Не факт, что судьба предоставит ещё один.

Глава 3

Цель магии – заставить ближнего

усомниться в реальности.

Амели Нотомб «Человек огня»

После ужина, вооружившись блокнотом и ручкой, я отправилась на прогулку по садовому обществу. Оказалось, двенадцатый час ночи – самое время для сбора необходимых сведений. Дачники, наконец забыв о грядках и парниках, жарили шашлыки, выпивали после бани и были чрезвычайно расположены к общению. Особенно на сакраментальную тему.

Чтобы я не заплутала в потемках, председатель выделил мне провожатого – одного из своих многочисленных внуков. Мальчишка, названный в честь деда, бойкий и вихрастый, двенадцати лет от роду, едва мы вышли за калитку, сразу раскритиковал мой «допотопный» подход к работе.

– Щас же девайсов дофига, – втолковывал он с напыщенным видом. – Даже ваши диктофоны и фотики – прошлый век! Один телефон с собой взяли – и всё! Хотя, конечно, – протянул с тяжким вздохом, явно копируя деда, – ваш сотик, уж простите, отстой.

Я, слушая его вполуха, только улыбалась да по сторонам поглядывала. Тлели летние сумерки, над домами густо стелился сизый банный дым, а воздух пропитывали запахи костра и жареного мяса. И почти с каждого двора слышался возбуждённый гвалт.

Обсуждали обитатели садового общества, само собой, одно и то же – оборотня. Писк сезона и гвоздь программы. Сегодня как раз полнолуние, и в каждом третьем дворе собрались тусить большой компанией всю ночь, чтобы лично отловить пушистого мерзавца и… Аминь.

Тимофей-младший всю дорогу с умным видом вещал про любимые девайсы с «офигенным звуком» и «крутыми подсветками», но я его не слушала – я находилась там, среди дачников, невидимым и очень заинтересованным слушателем. И только и строчила в блокноте, замирая у очередной ограды.

«У нас на Огуречной он все грядки вытоптал, скотина, на пяти участках, прям вот подряд!..»

«А у нас на Рябиновой ни разу не был…»

«А на Помидорную заходил, Петровна сама видала!..»

«А на Виноградной, у Макаровых, которые в синем доме, на стене такое написал, гадёныш!..»

Сплетни – самый лёгкий источник информации всех времён и народов, да. На правах рекламы.

За час с копейкой мы обошли всё общество. Стемнело, и на ухоженных аллеях зажглись яркие фонари. Остановившись под одним, я бегло просмотрела записи и перебила пацана, который пошёл со своими девайсами уже на пятый или шестой заход.

– Скажи-ка, парень, с телефоном ты как быстро проведёшь опрос местного населения, а?

– Э-э-э… Ну-у-у… – запнулся мой провожатый.

– Мы сейчас на какой улице находимся? – я перелистнула исписанное и открыла чистую страницу.

– На Помидорной, – послушно ответил Тимофей.

– А Петровну отсюда знаешь?

– Вот этот вот дом, – он показал на кирпичную одноэтажку рядом с нами, утопающую в разноцветных люпинах.

– А где находится Виноградная? – я начала чертить в блокноте план.

– А вам зачем? – заинтересовался мальчишка.

– Ответь на вопросы, и я с первого раза угадаю, где этой ночью появится оборотень, – я подмигнула. – Лады?

– Ну окей, – он недоверчиво кивнул. – Вот там Виноградная, слева от нас и Помидорной.

Через десять минут, внимательно изучая план нападений «превращенца», я пришла к двум выводам.

Первое: он ходил окраинами, чтобы легче было драпать. Истоптал две крайние аллеи, левая из которых упиралась огородами в дикое поле с травой-по-пояс, а правая – в лесок. Плюс пошуршал рядом с первым и последним участками на каждой садовой аллее, которые, опять же, кончались полем или леском.

Второе: «оборотень» был не один. Их двое или трое. Один ходил исключительно по крайним улицам и всегда по клубнику. Второй огородами вообще не интересовался, лишь пугал из бани или с качелей. И кто-то – или из этих двоих, или всё же третий – написал популярное матерное слово на стене дома учительницы русского языка и литературы, причём с ошибкой в окончании, что её крайне возмутило.

– Ну? – Тимофей пританцовывал, норовя заглянуть в мои записи. – Так где он сегодня будет?

– Допустим… – я опустила блокнот и ткнула пальцем наугад. – Здесь.

– А вот и… – мальчишка презрительно ухмыльнулся и дёрнулся, когда я схватила его за ухо: – Ай, пусти-и-и!..

– Попался, заяц, – я улыбнулась, второй рукой вцепившись в его плечо, – причём дважды. Думал, я ничего не смыслю в девайсах? Зато я точно знаю, кто здесь ценит «офигенный звук» и «крутую подсветку».

– Деду не говорите… – «оборотень» шмыгнул носом.

– При одном условии, – я отпустила пацана.

Он отпрыгнул в сторону и сразу же обнаглел:

– Ну и ходите тут всю ночь! Заблудитесь, и заберёт вас нечисть из проклятого дома!

– И что дед на это скажет? – хмыкнула я, подбирая оброненный блокнот. – Молодец, внучек? И по голове погладит, если провалишь задание? – и демонстративно достала из кармана бриджей телефон: – Сотик мой, конечно, отстой, но навигатор при нём, – я скопировала тон известного профессора. – Да и без него найду дорогу. Сам же мне план общества продиктовал и указал, где мы сейчас находимся.

– Не говорите деду… – Тимофей опять сник.

– Забудь про оборотней – и не скажу, – я посерьёзнела. – А теперь слушай внимательно. Знаешь, к чему могут привести ваши шалости? Да-да, ваши, поди с сестрёнкой по огородам бродишь? Заяц, тут отдыхают пожилые люди с проблемами со здоровьем. Выйдет ночью бабушка по нужде – вы её напугаете – у неё случится инфаркт. Слышал о таком? Нет? Так используй свой навороченный девайс и просветись. Грубо говоря, это разрыв сердца. Смерть то есть. И полиция нагрянет, и вас в два счета вычислят. Знаешь, какая это статья Уголовного кодекса? Так открой интернет и прочитай про убийство по неосторожности для начала. Это убийство, понял? Нужны тебе такие проблемы?

Пацан опустил очи долу, нервно и с силой расчёсывая левое предплечье. Я смягчилась:

– Ладно, пока ничего не скажу. Но если твой дед снова позвонит мне насчёт оборотня – не обессудь, сам виноват.

Тимофей нехотя кивнул, и я добавила:

– Пошли, дом с нечистью покажешь. Прогуляемся, проветримся… А сестрёнке напиши, чтоб больше ни ногой в чужие огороды. Или это брат?

Мой провожатый только глянул искоса, достал сотовый, ватсапнул послание и просительно протянул:

– А давайте не пойдём в проклятый дом, а? Там и правда нечисть. Оборотень. Настоящий. Честно-честно. Мы когда его увидели, тож решили… ну, побыть. Немного. И взрослые поверили, – осудил обиженно.

– Местные, – я ухмыльнулась, – им всё, что не касается огородов и рассады, в диковинку. Экшен, разнообразие и всегда есть о чём поговорить. Но ты подумай: оборотень – это же волк. Хищник. Зачем ему клубника?

– Оборотень – это человек, – упёрся Тимофей. – Я сам видел. У него глаза ещё… ну, горят. Светятся. Даже днём.

– Покажи, – повторила я. – Но обманешь…

– Ну и напросились! – с затаённым торжеством фыркнул пацан. – Если чё, то сами виноваты!

Теперь я заинтересовалась всерьёз. Неужто здесь и впрямь обитает паранормальное?.. А то я в сомнениях, что про оборотней-то писать, кроме разоблачительного и поучительно-насмешливого.