Кабинет был крохотным – стол с зажжённой багровой свечой, два стула, кресло в дальнем углу и книжный шкаф подле. Вот и вся нехитрая обстановка. И, конечно, чайник, над которым вился, вытекая из длинного носика, ароматный дымок. Данэ отдёрнула штору и взяла с широкого подоконника поднос с чистыми кружками и пряниками.

– Садись, – кивнула она призраку. – Рассказывай. Да чай пей. Слишком давно ты умер, парень, потерянная память нескоро вернётся. Сразу нужное не вспомнишь, но чай поможет.

Матушка Шанэ пристроилась в кресле и с интересом выслушала историю Кьюна: уехал в начале осени, почти добрался до Приграничья, где жил друг и где парень собирался немного погостить. Но в дороге что-то случилось. До друга не добрался – это Кьюн помнил точно. А вот как и чем заболел, где слёг – нет.

– Очухался в Большеустье, – угрюмо закончил он. – Это мелкий городок в паре дней от Приграничья, где разливается Говорливая, а других рек нету. Своё тело не нашёл. Повезло ещё, что в городе уже лет сто, что ли, какой-то дед призраком торчит – вроде как сторожит его. Он мне и объяснил всё, и сюда направил. Я окрестности обшарил – а вдруг бы себя нашёл, – но нет. И сюда рванул.

Матушка, загодя достав из кармана плаща блокнот и песчаное перо, быстро записала данные и мягко спросила:

– А зачем остался? Почему от Призрачного причала отказался? Из-за девочки?

– Сначала из-за тела, – сморщился Кьюн. – Нечего валяться где попало. Хоть и не заплачет обо мне никто… а всё равно. Когда до дому добрался, думал, напишу папаше письмо – пусть найдёт. Отец всё-таки. Я к тому времени уже мог держать в руке предмет – минут пять, но мне бы хватило. А у него это свидетельство на столе. Сначала хотел в реку его… Но главное-то не в бумажке. А в храме. Оттуда-то запись никуда не денется.

– Сколько дней прошло между тем, как ты осознал себя призраком, и появлением дома? – Данэ разлила всем чай. – Как добирался? Что последнее живым помнишь?

Кьюн нахмурился и зашевелил губами, подсчитывая. Данэ поставила перед ним чашку с чаем, вторую отнесла матушке и села с третьей напротив призрака.

– Живым помню лодку, – наконец сказал он. – Бурная Говорливая… трусливый лодочник. Дед лодкой правил – колоритный, знаете, такой. С бородой до пупа и брови густые, глаз не видать. А ещё боялся он – реки боялся. Всё около берега держался почему-то. Как звать, не знаю. Но сел я к нему… в Тихолесье. Да. Вроде там. Поутру. А к ночи уснул… и всё. У деда ещё лодка очень старая и маленькая – там едва ли двое-трое усядутся.

Матушка и это быстро записала.

– От Большеустья досюда… неделя, – Кьюн снова нахмурился. – Но могу напутать – спешил я очень. Почти не останавливался, день и ночь торопился. Шёл на север по Говорливой. Бежал даже.

– И, конечно, набрался от неё, – покачала головой Данэ. – Да ещё и к началу Мёртвого времени поспел – когда силы рек из берегов выходят и пропитывают призраков туманами и днём, и ночью.

– А я виноват? – огрызнулся парень.

– Нет, конечно, – вмешалась матушка Шанэ. – Как вышло – так уж вышло. Не ссорьтесь, дети. Лучше вот что, сынок, скажи. Ты уехал в начале осени. Путешествовал. Как думаешь, не мог папаша сразу после твоего отъезда заженихаться?

– Нет, – ответила за него Данэ. – Я читала об этом обряде, ма. Не мог. Сначала помолвка – чтобы подумать и чувства проверить. Но через луну молодые – или живой молодой – обязан прибыть в тот же храм для свадьбы или разрыва. В тот же день. Ровно через тридцать дней. Раз нашлось только помолвочное свидетельство, то время ещё есть.

– Но оно может кончиться в любой момент, – прошептала матушка.

– Что же случилось, из-за чего твой папаша заторопился? – проницательно посмотрела на призрака Данэ.

– Да проигрался поди, – скривился он. – Сильно. Сильнее обычного.

– Или всё-таки узнал от кого-то, что ты умер? – прищурилась матушка Шанэ. – Если в твоих документах написан папашин адрес, а твои вещи никто не стащил… Ему написали. Он подделал твоё согласие. И теперь выжидает. Эх, знать бы, сколько у нас времени до…

– С поддельными документами обряды сочтут недействительными, – заметила дочка. – Даже свадебный, если тот самый день случится завтра. Ма, ты куда?

– Однако девочку и её семью ограбят. Да убегут из Семиречья, да на дно залягут, – матушка Шанэ встала и поставила на стол пустую чашку. – Я к сыскникам, дорогая. Ну-ну, не сверкай глазками на мать. Негоже тянуть.

– Я тоже, – подскочил Кьюн и торопливо проглотил чай. И с вызовом посмотрел на матушку: – Не запрёте здесь. Не смейте. Поздно. А запрёте – всё равно сбегу. Я смогу.

– Сможет, – со вздохом подтвердила Данэ, глядя на яростно полыхающую свечу. – У меня не хватит сил его удержать. Да и у тебя, ма, не хватило бы. Дай поручение. Лучше мы вместе полезное дело сделаем, чем он один всех до беды доведёт.

– Идите в дом папаши, – помедлив, решила матушка Шанэ. – Найдите это свидетельство. Раз ты его утопить хотел, значит, не изучил толком от злости, да? А там ведь много полезного – подпись главного служителя, храмовая печать… Узнаем, кто служитель или какой именно храм, – узнаем и дату. И сыскники придумают, как тебя пропавшим без вести объявить. И до той даты успеть, которая указана в храмовой книге.

– Сядь пока, Кьюн, – Данэ встала, и в её смуглых пальцах затрепетал багровый огонёк. – На минутку. Попробую помочь тебе вспомнить… или начать вспоминать. Это буквально на минуту-две обряд. И лишнюю силу заберу. Иначе как мы в дом попадём, если ты в стене застрянешь? Кто-то же должен меня впустить. Ровно столько оставлю, чтобы и на ключ хватило, и стены не мешали.

***

– Допустим, найти парня несложно, – Рьен, сунув руки в карманы домашних штанов, задумчиво прошёлся по кухне взад-вперёд. – И даже дело заводить необязательно. Скажу главному, что это родственник подруги моей жены, что мальчишка как уехал, так и с концами, и она переживает. И она по-свойски попросила мою жену, чтобы она попросила меня… Через нас много таких дел проходит – без официального расследования и документации. Как вы чаем знакомых поите бесплатно, так и мы ищем.

Матушка Шанэ с облегчением кивнула. Хвала великим пескам, да. Она часто угощает чаем знакомых бесплатно (как и с призраками, кстати, помогает).

– Имя, фамилия, адрес – и мы и без колдовства проследим его путь от Семиречья до последнего встреченного лодочника, – продолжал он, прохаживаясь. Движение бодрило и сгоняло остатки сна. – Если папаша парня узнал о смерти сына, значит, кто-то ему об этом написал. Значит, умер парень среди людей. А если папаша сообразил нанять кого-нибудь избавиться от тела… Да и в этом случае найдём. Даже если в болотах труп утопили. Говорите, они за свидетельством отправились?

– Да-да, – подтвердила матушка. – Кьюн и дочка моя, Данэ. Она усыпит всех неспящих или добавит крепкого сна тревожным. И ни одного следа не оставит. Ей не впервой. Это моим подопечным нужны знания. Её ребяткам, внезапно умершим своей смертью, чаще нужно другое – завещание найти, ценность передать, прощальное письмо оставить, сказать всё, о чём при жизни молчал…

Раздражённо сверкнула молния, и почти сразу же откликнулся гром – резко, точно кто-то невидимый кнутом щёлкнул. Дождь зарядил пуще прежнего.

– Передайте-ка дочке прямо сейчас – пусть личную вещь парня принесёт, – попросил Рьен. – Такую, чтобы папаша пропажи не заметил. А если они старую кровь найдут – ещё лучше. Сразу же поручу Мьёлу создать поисковое заклятье и приступать. Смерть свежая. Он и из Семиречья тело найдёт, если вдохновится. И у папаши в бумагах пусть как следует пороются. Вдруг оно есть – извещение о смерти сына. И вдруг по какой-нибудь сентиментальной причине папаша от него не избавился.

Матушка Шанэ достала из кармана тёплого тёмного платья крошечный мешочек, высыпала на стол песок, прошептала что-то и дунула. Песок сверкнул серебряными звёздами и растаял.

– С Гарэ сложнее, – Рьен украдкой зевнул в кулак и снова заходил по кухне. – Это в любом случае крупное мошенничество, но как его вскрыть без призраков… Даже если мы узнаем, в каком храме оформили помолвку… – и нахмурился. – Храм – особая территория, туда просто по подозрению не прийти даже мне, нужны веские доказательства. Но если мы будем знать, где и кто… Покопаемся в старых делах. И, возможно найдём жалобы на этот же храм или на его служителя. И если да, то заодно с остальными и эту аферу вскроем. Но если нет…

– А пока суд да дело, я Гарэ прикрою, – пообещала матушка, взволнованно перебирая пальцами песок в мешочке. – Мои помощники будут рядом с ней и днём, и ночью. За бабушкой тоже присмотрят, как и за домом вообще. Может, – встрепенулась она, – и к папаше Кьюна кого-нибудь приставить? У меня второй стервятник пока свободный.

Первый же кружил над домом Гарэ, и гроза была ему нипочём. Наоборот, выплески речной силы наполняли помощников колдовством до краёв, делая мощнее и опаснее.

– А приставьте, – согласился Рьен. – Паршивое дело, матушка. В таком всякая мелочь сгодится.

Стервятник бесшумно вспорхнул со стола, пролетел сквозь закрытое окно и растворился в дождливой ночи. Впрочем, ненадолго. Буквально через десять минут он вернулся, намёл крыльями песка на стол и снова исчез. А матушка, разворошив песок, достала замызганный носовой платок.

– Вот и вещь, – заметила она, ладонью аккуратно сгребая песок. – Документы если и будут, то позже.

– Отлично, – одобрил Рьен. – Минутку погодите, переоденусь. И пойдём в ведомство к Мьёлу. Пусть приступает.

– Это за какие же прегрешения ты мальчика на дежурстве в ночь оставил? – удивилась матушка Шанэ.

– Котов по очереди кормим, – усмехнулся он. – И Мьёл очень хочет поблагодарить вас за бессонные ночи.

– Пустяки, – отмахнулась матушка. – Вы оба пока не поняли, кто именно вам доверился. Погодите луну-другую – ещё благодарить будете. А то и раньше. Мёртвое время – штука опасная, гиблая. В это время много древней гадости выползает. Вы о ней мало знаете… потому что мы стараемся, чтобы вы не узнали. До моего приезда в Семиречье, да и после, когда я молода была, многие убитые улизнули. Набрались в Мёртвое время силы и затаились. Чтобы в своё время вернуться и… Ой, что это я! – одёрнула она себя. – Ты собирайся, сынок, собирайся. А я пока песчаный купол сделаю, чтобы мы не вымокли хотя бы в первые пять минут.

***

Мьёл в сомнении изучил носовой платок Кьюна – мятый, с каплями старой крови.

– Говорите, мастер, у Приграничья искать? – переспросил он. – А вы меня не переоцениваете, нет?

– Мы ориентиры дадим, – Рьен вопросительно посмотрел на матушку.

Она достала из кармана платья пару сложенных листов с записями:

– Вот, сынок. Города, река, направление.

– Ну найду, допустим, – колдун взял листы. – И что нам это даст? Перетащить труп сюда я не смогу. Понять издалека по его состоянию, когда и как он умер, тоже.

– Дальше я напишу в тамошнее Сыскное ведомство. Сначала парня на месте осмотрят и нам о результатах доложат, а потом доставят тело в Семиречье, – Рьен сел за свой стол. – А пока новостей нет, надо делать хоть что-то полезное и проясняющее.

– Котов, например, покормить, – проворчал Мьёл, берясь за дверную ручку. – У себя буду. Найду – скажу.

Дверь за ним закрылась. Коты, спящие в коробке на столе, даже не шелохнулись. Матушка Шанэ поёрзала в кресле и вздохнула – она очень не любила сидеть без дела, особенно когда это самое дело дёргало и требовало работы. Однако, к сожалению, оно было со всех сторон и не её, и не Рьена – не убийство же.

– Не переживайте, – негромко сказал Рьен. – Нам тоже есть чем заняться.

Он достал из ящика склянку, встал из-за стола, подошёл к дальней стене и плеснул на неё водой. И в деревянных панелях проступили многочисленные узкие ящички.

– Это сводки со всего ведомства, – пояснил Рьен, открыв ближайший ящик, заполненный мелкими плотными карточками. – Здесь и кражи, и мошенничества, и убийства, и пропавшие люди. Только сводки. Вперемешку. Предлагаю поискать жалобы или странные дела, касающиеся храмов или их служителей. Может быть, эти знания нам не пригодятся… но пока хоть что-то по Кьюну и его папаше не прояснится, мы точно не уснём. И без дела изведёмся. У вас с дочкой есть связь?

– Могу написать, – матушка Шанэ встала и расправила юбку. – Но зачем отвлекать? Я сообщила, что найти, и предупредила, где буду ждать. Данэ или сюда придёт, или из дома напишет, когда закончит.

– Мои слева, ваши справа? – предложил Рьен.

Матушка кивнула, обошла стол и открыла первый же ящичек.

За окном громыхало, сверкало и лило. В коробке тихо сопели коты. Шуршали бумаги. Мьёл молча и бесшумно колдовал в своём кабинете. Ночь перевалила за середину, но даже при такой сонной погоде и обстановке как расслабиться?.. И матушка про себя попросила старшую дочку поторопиться… и не торопиться. Поторопиться рассказать узнанное, но не торопиться уходить из папашиного дома без всех возможных сведений. Действительно, скверное дело. Любая мелочь пригодится.

***

Сумеречное утро дышало в окна липким туманом, стучалось злыми ветрами. Такое явление – туман стеной при сильных ветрах – матушка встречала только в Семиречье и только в Мёртвое время. Задувало порой так, что сбивало с ног, но при этом с вечерних сумерек до полудня скользкий туман стоял как заколдованный. Или не «как».

Они по очереди подремали в креслах между делом, и матушка проснулась, когда скрипнула дверь и появился Мьёл – тоже заспанный. Смущённо признавшись, что его срубило усталостью, колдун плюхнулся в свободное кресло.

– Нашёл, – сообщил он сосредоточенно, согревая в чайном кувшине воду. – А если бы вы, матушка, не сказали, что парень сам помер, я бы решил, что убили. Его же не похоронили толком. Закопали на краю леса, как бродягу приблудного, – без ритуалов прощаний, без оградки, поминальных знаков на могиле и именной таблички. Так ещё ненужных свидетелей прикапывают, чтобы подольше не нашли.

– Знал папаша, – задумчиво кивнул Рьен, собирая в стопку разбросанные по столу карточки. – Или всё-таки просто ограбили и закопали, лишь бы спрятать.

Матушка захлопотала по хозяйству – утренний чай, завтрак, молоко котам… Пока колдун докладывал обстановку, Ийрэ прислала с призрачным помощником утренние пироги. И передала записку от дочки – она слишком вымоталась, обуздывая беспокойного призрака, чтобы в ведомство идти. Заглянула в чайную, перекусила, написала письмо и отправилась спать. А Кьюн наверняка скоро заявится – не удержит его Данэ надолго, не смогла она всю лишнюю силу из парня забрать. Удерёт. И хорошо, если сюда.

– Адрес – Двадцать Третий остров, восьмой дом, – матушка пробежалась глазами по письму дочери. – Папашу зовут мастер Хьёт, и живёт он на широкую ногу: дом большой, обстановка – дорого-богато. Кроме него в доме никого. Ночью спал пьяным. Письмо о смерти сына не нашли, а в свидетельстве расписался некий служитель Амьюр. На каком острове храм находится, не узнали – печать старая и нечёткая. Но по имени служителя его можно найти, да?

– Конечно, – Рьен снова перебрал карточки, уже осознанно ища конкретное имя. – И он у нас в сводках… отсутствует. Надеюсь, временно. Мьёл, поднимай Сьята. Ищите этого служителя и его храм. И решайте, кто из вас срочно хочет жениться.

– Чего это мы? – возмущённо взъерошился колдун. – Чего это сразу жениться?

– Потому что я уже занят, – ухмыльнулся начальник. – И при помолвке, и при женитьбе молодые расписываются в храмовой книге. Вам надо туда заглянуть и посмотреть, кто расписывался до вас. И очень надо узнать дату помолвки Кьюна и Гарэ. Если придумаешь другой законный способ – пожалуйста, используй. А нет… Откажешься от помолвки через луну, да и всё. Труп парня где нашёл?

– В полудне от Тихолесья, – недовольно ответил Мьёл. – У кромки леса, к югу от городка. Я хотел метку поставить, но далеко слишком. Там рядом с могилой несколько цветущих кустов. Не знаю, какая тварь в такое время цветёт, но оно есть. Штук пять насчитал, колючие, красная листва, в белых шариках. Саму могилу плохо видно. Эти умники сначала слой земли сняли, потом яму выкопали, а потом на закопанное этот слой вернули. Говорю же, прятали.

– Найдут, – Рьен достал из ящика стола пухлый блокнот и быстро перелистал. – Тихолесье, значит… Там хорошие сыскники – найдут тело, изучат, доложат. И того, кто привёз больного, отследят, и того, кто прикопал труп, вычислят. А ты давай в храм.

Дверь скрипнула, и в кабинет осторожно заглянул Сьят.

Мьёл подскочил с кресла и деловито спросил:

– Сьят, у тебя же подружка есть?

– Ну есть, – рыжий и насторожился, и расстроился.

Он надеялся поработать с отчётами – даже нарочно загодя остался ночевать в ведомстве, в гостевой комнате, полагая, что из-за туманов и ветров все, кроме пары дежурных, сидят по домам. А выходило, что придётся побегать.

– Пора тебе жениться, – довольно заключил колдун. Прихватил куртку и скомандовал: – Пошли. Расскажу по дороге.

– И я пойду, – засобиралась матушка Шанэ. – Побуду с Гарэ. Неспокойно мне, что она одна. Сообщи, сынок, что выясните.

– Конечно, – кивнул Рьен.

И, быстро написав и отправив письмо, он снова занялся сводками. Имя служителя нигде не мелькало, однако в трёх старых сводках упоминался один и тот же храм на Сто Седьмом острове. Рьен смутно помнил, что островок этот мелкий и скалистый, неудобный для заселения, далёкий – почти на границе Семиречья. В списках жилых островов его не было… зато была тёмная история, с ним связанная, – в те времена, когда нынешний глава отдела убийств начинал обычной ищейкой. И после храм на Сто Седьмом не то закрыть собирались, не то запретить проводить там отдельные ритуалы…

Он отодвинул карточки и набросал вторую записку – в архив.

***

Когда матушка Шанэ добралась до Одиннадцатого острова, жалящие ветра стихли, а туманы почти растащило, лишь над фиолетовыми водами реки Глубокой стелилась густая дымка. На шестом причале матушка выбралась из лодки, поднялась по старым ступенькам на набережную и огляделась.

Низкое серое небо в переплетении густых голых ветвей, кучи палой листвы беспорядочными стожками, массивные каменные дома «гнёздами» среди частых деревьев, горечь далёких костров в речной влажности. Матушка сходу заметила четыре дома в окружении низких каменных оград, а глазами помощников увидела больше пятидесяти. Крупный остров, много жителей. Но сейчас на Одиннадцатом стояла тишина, даже птицы молчали.

Матушка снова посмотрела на остров глазами одного из помощников и уверенно отправилась по тропе к пятнадцатому дому. Полчаса ходьбы – и она на месте, у пухлого двухэтажного дома, очень старого, у фундамента затянутого мхом, а у крыши – багровым плющом.

Гарэ в одиночестве сидела в крохотной беседке, куталась в плед и пила чай. И матушке, когда та открыла незапертую калитку, обрадовалась чрезвычайно.

– Кьюн где-то здесь, – поведала она тихо. – Я постоянно слышу его сопение. Он не показывается… в смысле, за спиной не стоит и пытается быть незаметным, но я его слышу.

Матушка Шанэ огляделась и вскоре заприметила среди мшистых древесных стволов сначала своего пса, потом пустынного кота, а после и Кьюна. Будучи замеченным, парень вышел из-за дерева и вызывающе улыбнулся: ну, мол, что сделаете?

– Не дразни меня, – предупредила матушка. – Я многое могу с вами сделать, даже с теми, кто не в моей власти. Ты даже не представляешь себе всей мощи южного колдовства, а я ведь потомственная. И с большим опытом. Не дразни, понял? Не сидится у дочки – хорошо, будь здесь. Но отсюда ни шагу. Уговор?

Кьюн неохотно кивнул и снова исчез за деревьями. Но затаился совсем рядом с беседкой – сел у дерева, прислонившись к нему спиной.

– Вы замёрзли, наверное? – забеспокоилась Гарэ. – В дом или?..