Сьюзан готовила оладьи. Она любила готовить, а оладьи у нее всегда получались лучше всего. Сегодня она делала все нарочито медленно, без суеты, концентрируясь на каждом движении. Разбить яйца, отделить желтки от белков. Тщательно взбить белки. Добавить муку, соль, сахар, немного ванили, потому что так вкуснее…
Сьюзан выливала тесто на сковородку, и вчерашний ужас потихоньку отступал. Дом наполнялся самым мирным из запахов – запахом вкусной еды. Золотистые кружочки на блюде успокаивали. Страшное ушло. Страшное не повторится. Все будет как всегда.
– Джо, папа! Завтракать!
Вообще-то время приближалось к полудню, и старый Огастес Бушби уже успел сходить в сад и вернуться, а сама Сьюзан перехватила несколько бутербродов. Но чтобы день начался официально, нужно было собраться всем вместе и сесть за стол. Джейкоб называл это «набраться доброты». И это работало, по крайней мере, пока он был жив.
По лестнице затопали босые пятки. Джо, в зеленой пижаме и с одеялом на плечах, вошел в кухню.
– Привет, – сказала Сьюзан. – Хватай тарелку!
Джо строго посмотрел на мать:
– Сначала я должен умыться.
– О, правда?
– И почистить зубы.
– Ну что ж… Похоже, ты прав.
Сьюзан взяла с блюда оладушку и откусила маленький кусочек.
– Мама! Не хватай из общего, возьми тарелку!
Они посмотрели друг на друга и захихикали. Огастес Бушби появился за спиной внука:
– Так, что это у нас тут? Зеленый человечек? Ты с какой планеты, малец?
Джо сокрушенно покачал головой:
– Сегодня все взрослые ведут себя как маленькие!
И с достоинством удалился в ванную. Отец и дочь улыбнулись друг другу. Сьюзан поставила перед стариком тарелку с оладьями и старинный медный кофейник. Это тоже было частью утреннего ритуала. Сколько Сьюзан себя помнила, кофе в доме всегда варили в нем. Когда умерла мать, они с Джейкобом купили для отца кое-что из новой бытовой техники, чтобы облегчить ему жизнь. Хлебопечь и робот-пылесос пришлись кстати, а вот кофеварку он даже не распаковал. Посмотрел на нее, усмехнулся и отправил прямиком на чердак, где она и пылилась по сей день. Сейчас, вернувшись в отцовский дом через пятнадцать лет, Сьюзан наконец поняла почему.
– Я заглянул к лорду, – сказал Бушби, наливая себе кофе. – У бедняги сломана нога. Он, конечно, держится молодцом. Даже шутит. Но Мэри… ты помнишь Мэри, кухарку? Так вот Мэри шепнула мне, что лорд вряд ли сможет ходить, как раньше. Она слышала, как доктор говорил это Стеттону.
Сьюзан прицокнула.
– А ведь если бы не он, мы бы, может быть, и не нашли Джо вовремя! – сказала она.
– Ни он, ни Грета, ни этот парень… как его?
– Виктор, – ответила Сьюзан. – Виктор Эрскин.
– Да. Я думаю, нам нужно как минимум пригласить его и Стеттона на ужин.
– Согласна. Но, пап, как нам отблагодарить лорда Диглби?
Старик хмыкнул.
– Начнешь его благодарить, он может и обидеться. Для него это дело чести. Диглби всегда помогали Бушби… Но лорд сказал, что обещал показать Джо замок и вообще будет очень рад, если мальчик его навестит. Думаю, и Джо это будет интересно. И можно подарить лорду земляничное варенье. Он его любит, а Мэри оно не удается.
Сьюзан молча кивнула. И вдруг вспомнила:
– У меня ведь его медальон! Нужно вернуть!
Она прошла в прихожую и запустила руку в карман куртки. К ее облегчению, медальон был на месте. Сьюзан впервые посмотрела на него при свете. У нее на ладони лежал тяжелый серебряный круг с гербом Диглби по центру и цветочным орнаментом по периметру. Вещь была старинная, и за годы серебро потускнело, а линии гравировки почти стерлись. Но Сьюзан все же различила под гербом буквы. Когда-то они складывались во фразу, но сейчас прочесть все полностью было невозможно. Что это, семейный девиз? Наставление потомкам? Сьюзан легонько потерла их пальцем. В ответ медальон тихо щелкнул, и верхняя часть круга чуть сдвинулась. Теперь герб Диглби лежал почти на боку.
– Ой…
Сьюзан попыталась повернуть ее обратно, но у нее ничего не получилось. Дальше медальон тоже не двигался.
Сломала! И что теперь делать? Сьюзан стало страшно, как в детстве. И, как в детстве, она понесла сломанное отцу.
Старый Бушби покрутил медальон в пальцах.
– Нет, сам я за такое не возьмусь, – сказал он наконец. – Слишком тонкая работа. Сходи к Уизерману. Он часовщик, разберется.
И добавил себе под нос:
– Интересно, а сам лорд знает, что штучка с секретом?..
Мидлшир, 1804 год, июль
В Мидлшире непогодилось. Облака собирались еще с рассвета, и жители деревни, уставшие от липкой духоты, надеялись на хорошую грозу. Когда же дождь наконец пошел, он оказался мелким и нудным, из тех, что не приносят облегчения и только вгоняют в тоску.
Джонатан Диглби, нынешний лорд и владелец замка, сидел в малой гостиной и смотрел прямо перед собой. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что он загипнотизирован зрелищем капель, стекающих по стеклу. На самом же деле он их не видел и был далеко отсюда. Правая его рука была сжата в кулак, и из кулака свешивалась серебряная цепочка. Рядом на столе лежали распечатанные письма.
– Джонатан.
Леди Элеонора, его жена, замерла в дверях. Она была старше мужа, знатнее и богаче, но по-детски робела перед ним. К ее любви и уважению всегда примешивалась доля тревоги, и с годами она становилась все ощутимее. Так лань, уловив в воздухе далекое присутствие хищника, на секунду замирает, пытаясь решить, стоит ли ей бежать или можно еще немного побыть на этом пастбище.
– Джонатан! – позвала она чуть громче, когда он не отозвался.
Лорд Диглби дернулся, будто просыпаясь, и повернул к ней голову:
– Да?
– Я хотела… – Под его взглядом она стушевалась и проглотила конец фразы, а потом заговорила совсем о другом: – Ты в последнее время сам не свой. Это из-за войны, или тебя так огорчил тот случай?..
Лорд поднялся с кресла, подошел к жене и сделал то, что позволял себе крайне редко даже наедине с ней, – ласково коснулся ее щеки.
– Не волнуйся, Эли. Все в порядке. Это государственные дела, я не смею посвящать в них тебя, даже при моем безграничном к тебе доверии. Но ты должна знать, что ни нам, ни детям, ни нашему благополучию ничто не угрожает.
Элеонора благодарно улыбнулась. Она осмелела.
– Скажи, а от полиции есть новости? – спросила она быстро. – Они что-нибудь нашли?
При упоминании полиции лицо Джонатана Диглби напряглось, только на мгновение. Когда он понял, о чем идет речь, его брови снова разошлись, а на лицо вернулась успокаивающая улыбка. Он покачал головой:
– Пока нет. Но я абсолютно уверен, что они делают все возможное.
Как он ни старался быть мягким, от последних слов повеяло льдом. Леди Элеонора хорошо знала этот тон и знала, каким бывает лорд с теми, кто не оправдывает его ожиданий. Ей сделалось не по себе.
– Ты слишком переживаешь, – сказал лорд. – Да, нам нанесли оскорбление, но ведь мы не лишились ничего по-настоящему ценного.
Вот он, нужный момент! Элеонора набрала в грудь воздуха, ее рот приоткрылся…
– Мама, папа! Смотрите, что я нашел!
Мальчик вбежал в гостиную и с восторгом протянул к ним грязные руки. В ладонях копошился крошечный и очень худой щенок.
– Боже мой, Бенджамин! – леди Элеонора всплеснула руками. – Откуда ты это взял?
– Он был в поле. Можно мне его оставить? Пожалуйста, пап?
Лорд посмотрел на жалкое создание, а потом, через голову сына, на его гувернера. Тот хмурился.
– Это не собака, сэр, – сказал он в ответ на вопросительный взгляд лорда. – Если мне будет позволено выразить свое мнение, ваша светлость, я бы вернул его в лес.
Лорд чуть откинул голову назад и прищурился:
– Я принял ваш совет во внимание, мистер Стеттон. Бенджамин, отнеси щенка на псарню. Мистер Андерсон знает, что делать.
– Так я его оставлю?
Взгляд лорда потеплел. И снова он сделал то, что было для него нехарактерно. Он наклонился к сыну и поцеловал его в лоб.
– Да, Бенни, оставь.
Малыш и гувернер вышли, и лорд повернулся к жене:
– Распорядись, пожалуйста, чтобы чай подали в библиотеку. И попроси Эсмеральду зайти ко мне, когда она закончит музицировать.
Леди Элеонора кивнула и вышла. Она так ничего и не сказала.
А лорд Диглби, оставшись в одиночестве, наконец разжал руку. На его ладони лежал круглый серебряный медальон с гербом его рода. Он погладил крышку, вздохнул и убрал его в карман. Если бы его сейчас увидел кто-то незнакомый, он мог бы сказать, что в глазах лорда при этом блеснули слезы. Но тот, кто знал лорда давно, тут же возразил бы, что такое невозможно и это всего лишь отражение дождя за окном.
Мидлшир, наши дни
Лорд Диглби читал газету.
Сегодня Стеттон вопреки обыкновению затопил камин с утра, и тихий треск поленьев перекрывал завывания ноябрьского ветра за окном. Лорд лежал в постели, рядом с ним на массивной дубовой тумбе стояла лампа в виде дамы с зонтиком-абажуром. Из-под зонтика струился мягкий оранжевый свет. На полу, в пятне этого света, дремала гончая, положив голову на передние лапы. Чуть за ней, возле стеллажа с книгами, стояло кресло.
Лорд улыбался.
– Целый разворот про наше вчерашнее приключение! – произнес он. – Подумать только, и ведь успели сдать в печать!
Грета подняла голову и навострила уши, но, когда поняла, что лорд обращается не к ней, снова улеглась. А лорд продолжил:
– «Героический лорд Диглби»… хорош герой, нечего сказать! «Отважная Грета», «решительные действия Джона Стеттона и Виктора Эрскина». Виктор Эрскин… что-то очень знакомое. Вы не припоминаете?
Лорд повернулся к креслу.
– Боюсь, что нет, – отозвался тихий голос. – Должен признаться, в последнее время я мало интересуюсь современными именами. Возможно, сказывается возраст.
– Ну что вы, сэр, ни в коем случае! – возразил лорд. – Скорее, имя недостаточно известное.
Зашелестели страницы. Лорд и его компаньон снова погрузились в чтение. Было тихо и уютно.
Если бы в этот момент кто-нибудь заглянул в окно, он бы увидел камин, тумбу, старинную лампу, собаку и лорда Диглби. Но больше никого.
В доме Михлича было холодно. Когда сам Михлич умер, а его дом продали и стали сдавать поэтажно, новые владельцы сделали в нем систему отопления. Они поставили в подвале котел, а каждую комнату одарили радиатором. Однако система работала из рук вон плохо. Термостаты постоянно выходили из строя и то взвинчивали температуру до пекла, то отказывались поднимать ее выше уличной. Старый дом, привыкший к живому огню каминов, противился изменениям изо всех своих сил.
Жильцы не выдерживали и рано или поздно съезжали, а новых желающих заселиться становилось все меньше. Пока в конце концов их поток не иссяк вовсе и дом снова не выставили на продажу. И пока тетушка Виктора, практичная и одновременно сентиментальная особа, не решила его купить.
– Это твое место, – сказала она, вручая ключи племяннику. – Далеко и тихо. Да и где еще писать роман, как не в доме писателя?
И теперь Виктор сидел на диване в гостиной, упакованный в толстый свитер и укутанный в одеяло, и пытался сосредоточиться. На коленях у него стоял ноутбук. На ноутбуке белела страница.
Он только что стер все, что писал последние полтора часа, и теперь таращился в невыносимую белизну листа с нарастающей ненавистью. Бесполезно! Бессмысленно! Ему никогда не добиться своего. Он так и будет всю жизнь только тенью. Тенью «с некоторыми литературными задатками»…
Виктор потер ладони. Сырой холод потихоньку пробивал его оборону и забирался под кожу. Конечно, все дело в нем. Невозможно собраться с мыслями, когда тебя медленно превращают в лед.
Он быстро встал, подтянул одеяло и решительно прошел в подвал. Там он посмотрел на котел, трубки, вентили и датчики и так же решительно вернулся обратно.
Ладно, тут нужен специалист. Есть вещи, с которыми не может справиться парень со степенью по английской литературе. Но ведь у него теперь есть друзья, так? Или, по крайней мере, знакомые.
В прихожей стоял телефон. Виктор набрал номер.
– Замок Диглби, – ответил строгий голос.
– Привет, Джон, это Виктор. Как дела?
– Виктор, рад слышать. – Голос потеплел. – Ну… Скажем так, лучше, чем могло бы быть. Но вряд ли лорд в ближайшее время сможет выйти на прогулку.
– О. Очень жаль. Передай ему от меня пожелания скорейшего выздоровления.
О проекте
О подписке