Утром страшно не хотелось спускаться вниз. Вернувшиеся вчера домашние пришли в полный ужас.
– Надо перебираться в гостиницу, – сказала Зайка, – неудобно мешаться у Тани под ногами в такой момент.
– А зверей куда? – поинтересовалась Маня.
– В передержку, – ответил Кеша, – заплатим рабочим сверхурочные, пусть ночью тоже работают, за две недели дом отремонтируют. Ничего с псами и кошками не случится!
– Эльвиру и Фиму не возьмут, – вздохнула Маруся, – для жаб и крыс места не предусмотрены.
– Ну поживут пока у меня в машине, – продолжал миролюбиво Кешка.
– Ладно, идите спать, – велела Зайка, – утро вечера мудреней.
Моя разумная невестка, как всегда, оказалась права. Не успели мы за завтраком заикнуться об отъезде, как Татьяна резко бросила вилку в тарелку с творожной запеканкой.
– Хотите бросить меня одну?
– Что вы, что вы, – забормотала испуганно Зайка, – думали, в тягость станем, такое жуткое происшествие! Может, вам лучше позвать сюда маму или самых близких подруг?
Вдова медленно начала наливать кофе. Я в который раз поразилась ее безукоризненному внешнему виду – голова с аккуратно уложенными кудрями, легкий макияж и элегантный светло-сиреневый брючный костюм. Учитывая вчерашнее событие, ожидала увидеть ее растрепанной, в халате и с покрасневшими глазами.
– Моя мама умерла, – пояснила Таня, – а отец скончался, едва на второй курс перешла. С тех пор живу одна. До встречи с Олегом у меня не было ни мужей, ни любовников. Подруг тоже как-то не успела завести. Наблюдалась парочка приятных коллег в библиотеке, но я уже давно там не работаю. А из нашей группы мне только Даша нравилась, но как-то у нас не сложилась дружба, может, хоть сейчас сблизимся. Так что оставайтесь, я здесь одна просто с ума сойду.
Мы молчали. Маша и Варя, низко наклонив головы, быстро-быстро запихивали в себя удивительно вкусное творожное суфле. Девочки явно старались побыстрей расправиться с завтраком, чтобы убежать из столовой.
– Варя, – строго сказала мать, – не торопись, подавишься. Кстати, почему ты до сих пор сидишь здесь? И где Анна? Вам пора начинать занятия.
– Сегодня же воскресенье! – изумилась Маша.
– Варечка должна учиться каждый день, – пояснила Таня, – только тогда она сумеет добиться успеха. Правда, дорогая?
– Если никогда не отдыхать, а только за учебниками сидеть, запросто можно в дауна превратиться, мозги спекутся, – ляпнула Маня.
У моей дочери есть милая особенность – сначала брякнуть, а потом подумать. Зайка моментально попыталась исправить положение:
– Манюша, положи мне сметаны.
– Ты же ее не ешь из-за калорийности! – удивилась девочка.
– А сегодня буду, – отрезала Ольга.
– Где Анна? – вновь спросила мать у Вари.
Девочка помотала головой и буркнула:
– Не знаю.
– Не говори с набитым ртом, – машинально сделала Татьяна замечание.
– Как же ей ответить на ваш вопрос? – изумилась Маня. – Если не хотите, чтобы разговаривала во время еды, тогда ни о чем не спрашивайте.
Очевидно, Аркадий пнул сестрицу под столом, потому что девочка обиженно продолжила:
– Эй, Кешка, чего пихаешься!
Варя внимательно поглядела на Маню, и неожиданно широкая улыбка заиграла на лице девочки.
– Какая-то молодая светловолосая женщина выходила в районе девяти утра за ворота в кожаном пальто и с чемоданом в руке, – сказал Аркадий, – я как раз собак выпустил.
– Тоня, – крикнула Таня, – где Анна?
– Велела передать, что у нее тяжело заболела сестра и она увольняется, – пояснила Антонина, – я еще спросила ее, как же зарплата? Она ответила: «Позавчера Олег Андреевич со мной полностью рассчитался, он по десятым числам платит».
– Крысы бегут с корабля, – пробормотала Таня, – испугалась, что в доме теперь не хватит средств на гувернантку!
Варя потянулась за хлебом и опрокинула чашку. Темно-коричневая жидкость быстро впиталась в белоснежную скатерть.
– Ну, как можно быть такой растяпой! – возмутилась Таня. – За обедом посажу на кухню. Не умеешь красиво есть, питайся отдельно от других.
Варечка опустила голову. Руки девочки быстро-быстро затеребили край испачканной скатерти.
– Ох, ни фига себе! – вновь вмешалась Маня. – Да что она, нарочно? Всякий может кофе пролить! Я сколько раз суп на ковер выливала. И никто на кухню не выгонял. Между прочим, у ребенка тоже есть права. Если посадите Варьку на кухню, я с ней обедать буду!
Широкая улыбка вновь заиграла на лице Вари.
– Давай, – подтолкнула ее Маня, – пошли наверх, покажу, как мопсу когти стричь, а то твоя Муля скоро будет ходить как на каблуках.
Девочки выскочили. Маруся запустила руку в вазочку с фисташками и набила карман лакомством. Варя моментально сделала то же самое. Весело подпрыгивая, они исчезли в коридоре.
– Невероятно, – пробормотала Таня, – уму непостижимо.
– Конечно, – вздохнула я, – мы Машку разбаловали. Но как-то так вышло, что с самого детства разрешали ей высказывать собственное мнение, вот ее иногда и заносит. Попробую объяснить…
– Понимаете, – сказала Таня, – мы с Олегом очень строго воспитывали Варю. У нее только внешность дауна, а ум нормального ребенка. Но люди-то по одежке встречают, вот мы и боимся, что станет без ножа есть, сидеть криво или во все вмешиваться, сразу скажут, что она дебилка. Вот и вбиваем хорошие манеры, и до прошлого года все шло отлично. А в этом! Сделаешь замечание, тут же слезы в три ручья. Полдня плакать может и повторять: «Я урод, потому ты меня не любишь!» Даже психиатру показывали! А сегодня я два раза ее поправила, и она только смеется. Явно Машино влияние, надеюсь, они подружатся. Варе это на пользу!
– Машка кого хочешь раскрепостит, – вздохнул Кеша.
Со второго этажа понесся вой.
– Что это? – испугалась Таня.
– Не бойся, – успокоила я, – Муля не желает стричь когти.
– Конечно, мы останемся, – резюмировала Ольга, – но уж разрешите тогда компенсировать расходы. После кончины Олега Андреевича ваше финансовое положение…
Хозяйка рассмеялась:
– Финансовое положение! Не скрою, Олег великолепно зарабатывал, только наше благополучие зижделось больше на моих заработках.
Я удивленно глянула на нее. Трехэтажный дом с огромным садом, несколько машин, прислуга…
– Кем же ты работаешь?
Танечка вытащила сигареты марки «Рок».
– Возглавляю фирму «Тата».
– Погодите, погодите, – забормотала Ольга, – значит, это ваши рекламные щиты торчат по всему городу?
Таня кивнула.
– И универмаг на Польской ваш?
Таня вновь кивнула.
– И бутик на проспекте Мира?
Иванова хладнокровно пускала дым.
– У меня три торговые точки в Москве и одна в Санкт-Петербурге.
– Ну, ничего себе, – никак не могла успокоиться Зайка, – только недавно я купила у вас костюм для работы. Вот это да! Как же удалось создать такое дело?
– Упорство и труд все перетрут, – сообщила Таня. – Начинала в подвале, с двумя швейными машинками и тремя сотрудницами. Шила кофточки, а потом пошло-поехало! Сама не ожидала, что так получится.
– Почему же сокурсникам говорила, что не работаешь? – вырвалось у меня.
– Во-первых, не люблю хвастаться, – пояснила Таня, – а во-вторых, дело теперь крутится без меня, само по себе, я им только владею. Ну раздаю иногда кое-какие указания. А так есть директор, главный художник и специалист по тканям. Вам рассказала только с одной целью – не думайте, будто стала нищей, живите спокойно. Вам, надеюсь, удобно, и мне приятно.
Антонина внесла блюдо с оладьями, и разговор прервался. Весь день я не переставала удивляться и, собираясь вечером в город, думала: «Надо же обладать такой полной невозмутимостью. Узнать о страшной гибели мужа и спуститься к завтраку при полном параде, а потом, как ни в чем не бывало, поддерживать разговор. Я никогда не была способна на такое!»
Александр Михайлович ждал меня в самом центре, возле памятника Пушкину на Тверской.
– Мы с тобой как влюбленные, – хихикнула я, устраиваясь на лавочке.
– Скорей сутенер с проституткой, – вздохнул приятель.
Я огляделась. На небольшой площади толпились разномастные девицы в коротеньких, обтягивающих юбочках. Кое-где мелькали бритые головы парней в кожаных куртках. Несмотря на обилие народа, шума не было. Над толпой стоял тихий, ровный гул, как в большом офисе во время напряженной работы.
– По-моему, ты нам польстил, – вздохнула я, – им тут всем едва за двадцать.
Дегтярев хмыкнул:
– Сутенеры редко до сорока доживают, если не меняют профессию, а дамочки разные случаются. Вон, погляди в тот уголок.
Ближе к неработающему фонтану сидели две благообразные дамы, скорее даже бабушки. Такие не прогуливаются с внуками и не вяжут, сидя на лавочках во дворе. Трудно представить их стирающими белье, консервирующими огурцы и готовящими компот. Их место в театре, на выставке или, на худой конец, в кафе, возле чашечки кофе. В Париже много подобных дам. Аккуратно причесанные, с драгоценностями, в модной, стильной обуви, они равнодушно сидят с бокалами легкого вина в многочисленных французских бистро. Детей вырастили, внуками не занимаются, пенсии вполне хватает для безбедной старости…
Но у нас таких экземпляров практически нет.
– Ты хочешь сказать, – изумленно спросила я, – что эти бабуси – ночные бабочки?
Полковник кивнул:
– Вон та, слева, Шлеп-нога.
– Кто?
– Она хромая, слегка ногу подволакивает, поэтому и получила такую кличку. Историческая личность, пятьдесят лет на панели. Дочь вывела на ту же стезю, теперь внучку пасет, но и сама рада подработать копеечку.
– Господи, кто же польстится на бабушку?
– Не скажи, – протянул приятель, – есть любители. Поговаривают, что она молодежи сто очков вперед даст. Этих дам тут уважают и побаиваются, они сами по себе работают, без сутенеров.
– У каждой проститутки есть хозяин?
– Сложные вопросы задаешь, – вздохнул Александр Михайлович, – давай сначала определим, кто такая проститутка!
– Падшая женщина, предлагающая тело за деньги.
– Тут на Ленинградском рынке задержали женщину за драку, – вздохнул полковник, – выяснилось, что она представительница древнейшей профессии. Заходит в вагончик к продавцу, и за пять минут вся любовь. Кое-кто даже дверей не закрывал. По профессии – учительница. Утром сеет разумное, доброе, вечное, а вечером подвизается на оптушке. Так вот, денег не берет, только продуктами. Из-за чего в конечном итоге и произошла потасовка. Дама оценила свои услуги в банку кофе и пачку чая, а продавец хотел дать килограмм печенья. У нее никакого сутенера не было, но это редкость. Обычно все прихвачены. Знаешь, какие прибыли торговля женским телом приносит?
Мы посидели пару минут, наслаждаясь теплым апрельским вечером, и я пробормотала:
– Пока ничего не узнала. Даже калитки потайной не обнаружила.
– Растяпа, – укорил приятель, – выйди наружу и иди вдоль забора направо, до угла, только завернешь – и пожалуйста: «Сезам, откройся!» Во всяком случае, именно там он во двор и шмыгнул. Только вызвал я тебя, чтобы дать отбой. Будет лучше, если вы вообще оттуда съедете. Не нравится мне ситуация. Сначала Клюкин, потом Харитонов…
– Да эти смерти между собой не связаны.
– Не знаю, не знаю, – бормотал Александр Михайлович задумчиво, – у Клюкина установили отравление стрихнином. Причем эксперт утверждает, будто яд попал к нему в организм около часа ночи, скорей всего вместе с вином. У него, честно говоря, в желудке было одно спиртное, практически ничего не съел за весь вечер. Что там, так все невкусно было?
– Он алкоголик, запойный, – пояснила я.
Полковник вскинул брови:
– Откуда информация?
– Жена сообщила между прочим, что она Ваньку ненавидела и мечтала о его скорой смерти, надеясь на то, что ей квартира достанется, – моментально продала я Раю. – Вот, должно быть, и подсыпала дорогому муженьку в бокальчик «приправу». Небось думала, что при таком скоплении народа трудно будет догадаться, кто помог Ване переселиться на тот свет!
– Сколько человек досидело до конца?
– Не так и много. Я, Райка, Ваня, Зоя Лазарева, Никита Павлов, Татьяна – словом, одна наша группа. Остальные разбежались сразу после полуночи. Маски сняли, сфотографировались на память – и по домам. Устали, вспотели в костюмах, да и выпили порядочно. – А Харитонов?
– Что? – не поняла я.
– Депутат где был?
– Не знаю, – растерялась я, – не видела, как он маску снимал, наверное, спать лег. Вот Клюкин допился до безобразия, рыдать начал, потом у него живот заболел, все за него хватался, говорил, что язва разыгралась…
– Стрихнин вызывает боль, – задумчиво протянул Александр Михайлович, – почему врача не вызвали? Человеку плохо, а его спать повели, страшное дело!
Я так и подскочила на скамейке от негодования.
– В голову никому ничего дурного не пришло. Он твердил про язву и шатался, потом начал рыдать, и его отвели в спальню.
– Ладненько, – сказал Дегтярев, – съезжай по-быстрому в гостиницу. Считай свою деятельность законченной.
– Но я ведь ничего не узнала.
– И не надо, – твердо заявил Александр Михайлович. – Чтобы завтра уехали. Кстати, не слишком прилично гостить в доме, хозяин которого только что умер.
– Вообще-то жуть, – вздохнула я. – Когда похороны?
– Честно говоря, хоронить нечего, – объявил Дегтярев, – одни клочья.
– Сколько же тротила туда засунули?
Александр Михайлович, не отвечая на мой вопрос, спокойно наблюдал, как девицы, покачиваясь на высоченных каблуках, подходят к джипам, «девяткам» и «БМВ». Потом он довел меня до «Вольво» и отказался от предложения подвезти его.
– На работу вернусь. Здесь близко, хочу пройтись, а то сижу весь день, вон мозоль заработал. – Он постучал по весьма объемистому брюшку.
Я завела мотор и свернула на Бронную, краем глаза отмечая, как полковник решительным шагом движется к ларьку. Решил купить себе бутылочку пивка «Балтика», третий номер. Самая подходящая микстура для похудания.
– Дарья Ивановна, – раздался за спиной тихий, но абсолютно отчетливый голос.
Совершенно не ожидая услышать ничего подобного в своем «Вольво», я в ужасе обернулась и увидела на заднем сиденье незнакомого мужчину лет пятидесяти, худощавого, темноволосого и смуглого.
О проекте
О подписке