Глава 5

Дверь в особняк Демидовых открыла полная женщина в красивом платье с цветочным орнаментом.

– Здравствуйте, я живу через забор от вас, меня зовут Даша, – представилась я.

– Ой! Как хорошо, что заглянули, – обрадовалась дама. – У вас милая собачка. Такая небольшая, умница, красавица, бархатные ушки, очень ласковая.

– Хуч мальчик, – усмехнулась я.

– Правда? – удивилась хозяйка. – А выглядит девочкой. Ох, я не представилась. Я Мария Ивановна. Все собиралась к вам зайти, познакомиться, да вечно что-то задержит. Когда в доме дети, особо не разгуляешься. Хотите кофейку? Так говорите, песик мужчина? Да?

– Да, – подтвердила я, старательно вытирая подошвы балеток о коврик. – Мопс у нас юноша в самом соку.

– Мопс? – повторила Мария Ивановна. – Правда? Совсем не похож.

Я не стала спорить с бабушкой Марфы, она не видела пса вблизи, наблюдала за ним со своего участка, наверное, не разглядела как следует. Хуч – классический мопс, типичный представитель этой породы.

– Идемте, идемте, – частила дама. – Сюда, налево, это наша гостиная. Садитесь. Гена и Миша долго искали дом. Очень трудно найти подходящее жилье. Нам был нужен особняк с большой площадью и просторный участок, непременно в лесу и чтобы школа была неподалеку. Нехорошо, когда ребята часто учебное заведение меняют. Мы раньше жили в пяти километрах от Ложкина. Сейчас чайку налью.

Послышалось шуршание, в комнату въехала инвалидная коляска, в ней сидел мальчик лет десяти.

– Добрый день, – поздоровался он. – Бабушка, вот рецепт пирога.

– Спасибо, милый, – обрадовалась Мария Ивановна, – познакомься с Дарьей… э… простите, не знаю ваше отчество.

– И не надо, – отмахнулась я, – просто Даша.

– Филипп, – представился мальчик.

– Наш компьютерный гений, – начала хвастаться бабушка. – В Интернете все найдет. Попросила Филюшу отыскать способ приготовления ватрушки, которой меня в гостях угощали. Хозяйка вредная оказалась, не захотела рецептом поделиться, давай болтать, что она его не знает, повариха, мол, пекла, а та к себе на родину уехала. Тьфу, прямо, бывают же такие люди странные! Никто же не просит к нам прибыть и творожники испечь. Всего-то ингредиенты назвать. Но я хитрая! Фото на телефон сделала и Филечке отдала. А он, умница моя, все мне раздобыл! Уникальная голова мальчику досталась.

Филипп подъехал к высокому буфету и попытался встать. Проделать это ему удалось не сразу. По лицу бабушки было видно, что она очень хочет помочь больному внуку, но сдерживается. Филипп потянулся за журналом, который лежал сверху, и я увидела, что он горбун. Мальчику удалось взять издание, он сел в коляску и уехал.

– Филенька умный, талантливый, – вздохнула Мария Ивановна. – Одна беда: плохо ходит и на спинке неприятность. Появился на свет с генетической болезнью, никак ее название запомнить не могу, длинное очень. За что мальчику она досталась? Ни у кого в роду ничего подобного не было. Хотя до сорокового колена нам родственники неведомы. Читала я про одного ученого, который считается великим, массу открытий сделал. Он не ходит, у него только правая рука действует, но мужчина на компьютере работает. И что? Женат счастливо, трое деток. Вот бы Филюше девочку найти! У вас нет на примете хорошей невесты? Внешне внук немощен, но он прекрасный человек, зарабатывает отлично, сострадательный, наша семья его жену облизывать будет.

Ну и что ей ответить? Я улыбнулась.

– Филипп еще очень юн, он непременно встретит свою любовь. Сейчас для него главное учеба.

– У мальчика знаний через край, – посетовала Мария Ивановна. – Два высших образования за плечами.

Я удивилась:

– Он вундеркинд? Сколько лет Филиппу?

– Двадцать четыре года, – пояснила бабушка.

– Ага, – пробормотала я. – Он выглядит моложе.

Мария Ивановна заговорила еще быстрее:

– Один из симптомов его болезни – детская внешность. Когда Филеньке исполнилось двадцать два, к нам в дом пришла Леночка, уборщица. Она Филюше понравилась, он ей вроде тоже. Мы все так обрадовались. Пусть невеста из неблагополучной семьи, читать еле-еле умеет, мы не снобы! Оденем, научим, хорошие манеры привьем. Главное, у них с Филенькой отношения наладились. Они в кино вместе ездили, на прогулки, для Филюши микроавтобус оборудован. Через несколько месяцев Лена ко мне пришла и заплакала:

– Простите, Мария Ивановна. Мне Фил очень нравится, но замуж за вашего внука не пойду. Люди достали. Приведу его в кино, билетерша присматривается: «Мамаша, вы дура? Зачем сына на фильм с предупреждением плюс шестнадцать привели?» Объясняю, что жениху за двадцать – не верит, паспорт его требует. В магазине кассирши орут: «Народ, пропустите мамашу с ребенком-инвалидом». На улице на нас пальцем показывают. Устала я.

Мария Ивановна замолчала, я попыталась ее утешить.

– Значит, Лена не любила Филиппа. Непременно найдется девушка, которая оценит его по достоинству, поймет, что дело не во внешности. У Марфы, наверное, много знакомых, кому небезразлична судьба Филиппа? Правда, девочка очень молода, всего восемнадцать, ее подружкам, наверное, столько же.

– Нет, Марфеньке пятнадцать, – перебила меня Мария, – она в гимназии учится.

Я как можно более правдиво изобразила удивление.

– Неужели? Придя на прием к хозяину «Желтухи», девочка представилась совершеннолетней.

– «Желтуха»? – повторила хозяйка. – В нашем доме она не в почете. И где Марфа увидела пасквильный листок?

Наивность бабушки умиляла.

– Да где угодно. На улице, в школе, у приятелей, и существует Интернет.

– Нет, Марфа никогда не станет читать эту грязь, – отрезала Мария Ивановна. – Она не может быть знакома с владельцем срамного издания. Кто вам сказал, что моя внучка была на приеме у владельца газеты? Это смешно!

Мне не хотелось портить старушке день, но пришлось рассказать про медальон «Нарцисс». Демидова постоянно прерывала мою речь восклицаниями:

– Невероятно! Здесь какая-то ошибка!

Когда я произнесла последнюю фразу, Мария Ивановна взяла телефон и позвонила.

– Марфенька, ты занята? Спустись вниз, детка.

Внучка не особенно спешила на зов, прошло минут пятнадцать, прежде чем она соизволила появиться в комнате и лениво спросить:

– Зачем звала?

Я сразу узнала ту, что выхватила у меня из рук йорка, и удивилась. Марфе пятнадцать? Выглядит на двадцать, и взгляд у нее совсем не наивно-детский.

– Познакомься, солнышко, – ласково завела старушка. – Дарья, наша соседка.

– Мы уже виделись, – сухо сказала я.

– Вы меня с кем-то путаете, – лихо соврала девица.

– Госпожа Васильева рассказала мне невероятную историю, – завела Мария Ивановна. – Я отказываюсь в нее верить.

Марфа молча выслушала бабушку.

– Отвечай, ты ездила в редакцию? – задала вопрос Мария Ивановна.

Внучка не ответила, ее лицо можно было бы назвать симпатичным, но его портили сдвинутые брови и поджатые губы. Марфа насупилась, надулась и покраснела.

– Дорогая, мы ждем, – чуть повысила голос старшая Демидова, – объяснись.

Внучка сидела, глядя в пол.

Мне было неприятно наблюдать за злой девицей, хотелось завершить тягостную беседу и уйти, поэтому я задала прямой вопрос:

– Зачем ты придумала, будто я украла медальон?

Марфа скорчила гримасу и достала из кармана айфон.

– Во! Фотки! Трикси в розовом платье, на ошейнике подвеска. Видите?

– Конечно, – согласилась я. – Красивый аксессуар, похоже, старинный.

– Дайте, дайте взглянуть, – засуетилась Мария Ивановна. – Оригинальная вещь, похоже на золото, камни роскошные, хотя, не держа в руках медальон, ценность его определить очень трудно. У нас дома такой вещи ни у кого нет.

– Олеся мне дала, – после короткой паузы сообщила Марфа.

Мария Ивановна вернула телефон внучке.

– Да? Почему же мать Флоры подвеску не носит? Уж могла бы на Новый год с ней покрасоваться или на свой день рождения.

– Вот мы с Трикси у вашей калитки, – осмелела Марфа. – Я видео записала, вот собака одна на дорожке сидит, вы ее хватаете, на руках держите, гладите, а потом снова фото. Упс! Где украшение?

– Нету, – пробормотала я, – ошейник без медальона.

Марфа отняла у меня трубку.

– Вы кулон сперли! Когда в сад к вам Трикси вошла, подвеска у нее на шее висела, а потом! Вау! Нет ее!

– Тебе не пришло в голову, что украшение само могло отцепиться? – спросила я. – Упало и сейчас мирно лежит где-то у калитки на нашем участке?

– Не-а, вы его стырили, – настаивала Марфа, – и молчали в тряпочку, а теперь, когда «Желтуха» правду узнала, приперлись сюда и изображаете, что ни при чем. Вау! Я только щас сообразила! Газета уже вышла? Скока там моих фоток?

Мария Ивановна встала и поспешила в коридор.

– На секунду покину вас.

Мы с лгуньей остались вдвоем, некоторое время в комнате висела тишина.

– Знаю, как обстояло дело, – произнесла я наконец. – Ты взяла дорогое украшение, принадлежащее бабушке со стороны матери, нацепила его на йорка, а когда медальон потерялся, решила свалить вину на соседку. Но зачем ездить в «Желтуху»?

Марфа сгорбилась, но ничего не ответила.

Глава 6

– У Олеси нет украшений с натуральными камнями, – заявила Мария Ивановна, возвращаясь. – Марфуша…

– Не смей называть меня тупой кличкой, – разгневалась внучка. – Есть! Она забыла! У бабки целый чемодан барахла.

Пожилая дама нахмурилась.

– Я могу простить ребенку многое, практически все, кроме лжи. Врать мне не следует. Когда ты заявила, что медальон принадлежит Олесе Николаевне, я усомнилась в твоей правдивости. Мать Флоры не раз говорила: «При моем появлении на свет звезды встали в весьма необычную позицию, я никогда не буду носить золотые украшения. Сей металл губителен для моей энергетики». А медальон, похоже, из червоного…

Голос Марии Ивановны перебил громкий бас:

– Мама, ты не видела мой портфель?

В гостиную вошел стройный мужчина в дорогом костюме, увидев меня, он не навесил на лицо светскую улыбку, а сурово произнес:

– Добрый день.

– Здравствуйте, – ответила я.

– Гена, разреши тебе представить, – начала мать, но сын тут же прервал ее:

– Уважаемая… э…

– Дарья, – подсказала я.

– Так вот, Дарья, мне плевать, что в доме пыль, без разницы, куда деваются продукты, и плохо вымытый пол тоже меня не колышет, – отчеканил хозяин дома, – но есть два момента, которые вам необходимо учитывать. Перед уборкой фотографируйте на телефон мой письменный стол: после того, как протрете его, все находившиеся там вещи нужно…

Мария Ивановна покраснела и попыталась остановить сына:

– Гена, ты сейчас…

– Я сейчас буду говорить столько, сколько хочу, и так, как хочу, – повысил голос сын. – На моем письменном столе все должно лежать там, где лежит. Перепутаете хоть что-нибудь, не туда положите дерьмовый ластик, вылетите вон в одночасье. Второе. В саду лаборатория, приближаться к ней, а уж тем паче пытаться войти внутрь категорически запрещаю. Остальное: украденные продукты, разбитый мейсенский сервиз, прожженные кашемировые свитера от Лоры Пиано, вымытый отбеливателем эксклюзивный паркет, короче, все, отчего Мария Ивановна и Флора приходят в ужас, меня не ко‑лы‑шит. Два условия! Всего два! Нарушив их, вы получите пинок под зад! Кто-нибудь видел мой портфель?

– Он на третьем этаже, дядечка, – подобострастно сказала Марфа. – Стоит на полу у торшера.

– И как он туда попал? – выразил недоумение Демидов.

– Ты вчера, приехав с работы, пошел к Олесе Николаевне, – залепетала Марфа. – Она сидела в холле под торшером, ты поставил портфель и начал ругаться.

Геннадий Борисович двинулся к двери.

– Да? У тебя отличная память, советую использовать ее при подготовке домашних заданий, может, тогда в годовых оценках появится хоть одна четверка, которая разбавит плотный строй троек. Сбегай за ним.

Марфа убежала, хозяин, забыв попрощаться, тоже покинул комнату. Мария Ивановна схватилась руками за щеки.

– Боже! Извините! Так неловко вышло. В пятницу наша очередная домработница, тупая баба, сотворила глупость. Сто раз ей говорила: «К домику не приближайся». Ан нет! Девушка пошла в сараюшку за дровами для камина, путь лежал мимо лаборатории сына. Дурочке показалось, что дверь грязная. Без всякого на то моего разрешения клуша взяла тряпку и ну створку драить, потом давай окна тереть, одно разбила. Гена ее выгнал. Сегодня должна прийти новая прислуга, вот он и решил… Господи, нехорошо-то как получилось! Вы совсем не похожи на женщину, которая неквалифицированным трудом зарабатывает. Гена не имел желания вас обидеть, он немного нервничает, проблемы всякие… Ах ты, боже мой, какой конфуз!

– От сумы и от тюрьмы не зарекайся, – вздохнула я. – Мне совсем не обидны слова Геннадия Борисовича, всякое в жизни случиться может. Если понадобится, сама возьму в руки швабру с ведром. Не важно, кем человек работает, главное, каков он по сути. Честная прислуга вызывает у меня уважение, а вот вороватый губернатор нет.

Красные щеки хозяйки начали потихоньку принимать нормальный цвет.

– Спасибо, я уж подумала, что вы теперь с нами разговаривать не пожелаете, а с соседями надо поддерживать хорошие отношения.

– Верно, – согласилась я. – Потому я и пришла. Марфа импульсивна и, как многие тинейджеры, склонна делать скоропалительные выводы. Она решила, что я украла дорогой медальон. До этого момента мне все ясно, непонятное начинается дальше. Зачем она поехала в «Желтуху»? Наговорила владельцу издания глупостей?

Мария Ивановна опять покраснела, а я продолжала:

– И теперь бульварный листок хочет взять у Марфы интервью.

– Господи! – ужаснулась бабушка. – Зачем?

– Чтобы его напечатать, – пояснила я. – Издание существует за счет скандалов. Думаю, Геннадию Борисовичу не понравится, когда фото его племянницы, имеющей одну фамилию с ним, украсит первую страницу «Желтухи».

– Сын подобные газеты не читает, – пробормотала старуха. – Он интересуется только книгами по истории, интерьерам, альбомами с репродукциями картин.

– Но господин Демидов все равно узнает о разговоре Марфы с папарацци, ему кто-нибудь непременно про публикацию расскажет, – возразила я. – Кроме того, после выхода статьи мне придется подать на Марфу в суд за клевету. А поскольку у нее никаких доказательств того, что я воровка, нет, я выиграю процесс.

– Боже! Нет, – перепугалась Мария Ивановна, – умоляю, не делайте этого. Геннадий может потерять заказчиков, не всех, конечно, но некоторых точно. Очень вас прошу, давайте решим дело миром. Ну зачем нам процесс?

– Мне он точно не нужен, – кивнула я, – поэтому я и пришла. Сегодня-завтра Марфе позвонит главный редактор «Желтухи» Андрей Локтев, ему велено взять у нее интервью. Если девочка откажется беседовать с журналистом, он не будет настаивать и все закончится, не успев начаться. Но если Марфа согласится на интервью, вот тогда стартуют неприятности, и все они будут вашими.

– Поговорю со своей внучкой, запрещу ей даже думать о газетчиках, – пообещала Мария Ивановна. – Объясню: если она втянет семью в свару с соседями, не видать ей лета в Италии, останется в Москве, все каникулы с репетиторами прозанимается. Тройки у нее в дневнике теснятся, учителями из милости поставлены.

Но слова пожилой дамы меня не успокоили.

– Уж простите за откровенность, но после общения с вашей внучкой у меня создалось впечатление, что вы для нее не авторитет. Вот дядю она побаивается. Думаю, лучше подключить к делу Геннадия Борисовича.

Мария Ивановна встала.

– Да, конечно, вы правы. Я решу проблему. Марфа никогда ни слова не скажет никому из «Желтухи». Кофейку?

Я тоже поднялась.

– Спасибо, но мне пора домой.

– Провожу вас, – засуетилась хозяйка.

Мы вышли вместе в сад.

– А где Трикси? – поинтересовалась я. – Собака ни разу не заглянула в гостиную.

Демидова вынула из кармана носовой платок.