Татьяна резко выпрямилась.
– Ну, ты сама напросилась! У тебя камни в желчном пузыре, незалеченная язва желудка и постоянные запоры. От этого букета вспышки злобности, которые невозможно подавить. Ярость выливается на любого человека потоком, что очень мешает тебе в жизни, друзей у тебя нет. Думаю, проблемы с желудочно-кишечным трактом стартовали в юности, а усугубились после тридцати, когда ты, поняв, что зачать ребенка не удается, Владимир-то бесплоден…
– Эй, эй! – не дал ей договорить астролог. – Про язву у жены и прочее правда. А про мою импотенцию наглая ложь.
– Импотенция и бесплодие разные проблемы, – парировала Федорова. – Нина догадалась тайком анализ твоей спермы сделать. А до этого себя до нервного срыва довела, по врачам бегала, кучу гормональных таблеток съела, чем окончательно желудок угробила.
– Стоп! – взвизгнул Владимир. – У нас есть сын! Откуда он тогда взялся?
– Давайте начнем репетицию, – пропищала Светлана, – а то приз не получим.
Слабый голос Пещериной, пытавшейся загасить разгорающийся пожар, ссорившиеся не услышали. Таня просто отмахнулась от модельера, как от надоедливой мухи.
– Хороший вопрос. Думаю, задать его надо вашей жене. Нина сейчас охотно во всеуслышание расскажет, как она решила проблему деторождения. И непременно составьте собственный гороскоп, посмотрите, суждено ли вам было стать отцом. Ох, чуть не забыла! Владимир, еще ваша супруга находится в первой группе риска по онкологии.
– Почему? – попятился Парамонов.
Татьяна начала загибать пальцы:
– Ежедневное посещение солярия – раз. Значит, увеличивается возможность меланомы. Бесконечное осветление волос, по мнению ряда врачей, может спровоцировать рак мозга – два. Силикон, бездумно введенный в губы, скулы и подбородок, губительно действует на кровь – три. Удаление ради тонкой талии двух ребер здорово навредило позвоночнику – четыре.
– Нинуша хочет стать красивой, – бросился защищать жену Парамонов. – Я ей постоянно говорю: милая, я люблю тебя такой, какая ты есть. Но у женщин голова по-иному, чем у мужчин, устроена, отсюда и пластические операции. Все ее старания из-за любви ко мне.
Федорова рассмеялась.
– Владимир, снимите розовые очки. Я уверена, что у вас проблема с потенцией, а Нина страстная женщина, она нуждается в молодом выносливом секс-партнере. Понятно?
В зале опять возникла мхатовская пауза.
– А вот и мы. Аида будет продолжать репетицию, – радостно заявила Гарибальди. Но осеклась: – Что случилось?
– Аферистка! – выкрикнула Парамонова. И всхлипнула: – Аферистка.
– Нина умеет играть на арфе? – удивилась Илона. – Вот круто! Я буду выходить на сцену под ее музыку. Алевтина Валерьевна, вы знали про арфу?
– Дура! – завизжала Парамонова. – Олигофренка! Из-за таких, как ты…
Она задохнулась, оглянулась по сторонам, схватила пластиковую скамеечку, на которую должна была встать я, и швырнула ее в Морозову.
Поняв, что лавка несется прямо на меня, я, проявив несвойственную мне прыть, отскочила вправо и наступила на ногу Татьяне. А скамеечка, описав дугу, приземлилась не на пол, а ударила Илону по коленям. Та охнула, почему-то схватилась за голову, медленно осела и распласталась на плохо покрашенных досках сцены.
– Врача! – закричал Владимир. – Скорей!
Татьяна и Алевтина Валерьевна кинулись к лежащей неподвижно Илоне. Гарибальди приложила два пальца к ее шее, взглянула на Таню, которая опустилась около Морозовой на колени, и покачала головой.
Федорова медленно встала и отошла к стене.
– Почему вы бездействуете? – закричала Пещерина. – Сделайте Иле искусственное дыхание, плесните ей в лицо воды, вон бутылка на столике. Вы же врачи!
– Ну, отдохнули? – поинтересовался Богдан, появляясь из левой кулисы. – Начинаем? Господи, что с Илоной? Упала? Ногу сломала? Григорий Константинович перестанет нас финансировать, если его жена не сможет участвовать в спектакле.
– Она умерла, – прошептала Таня.
– Кто? – попятился Бузыкин.
Гарибальди выпрямилась.
– Мгновенная смерть. Вероятно, оторвался тромб.
– Господи… – выдохнул Парамонов. И повернулся к супруге: – Нина, ты убила Морозову.
– Вау, крутняк! – воскликнул из-за кулисы Дима. – Мамахен в тюрьму закатают. Ваще чума!
– Вы шутите? – с надеждой в голосе спросил Богдан. – Решили меня разыграть, да? Илона, вставай, ты неестественно лежишь. Не верю. Мертвые иначе выглядят.
– А-а-а! – закричала Нина и помчалась к двери, ведущей в холл клуба.
Владимир бросился за женой.
– О, боже, – прошептал режиссер и начал креститься.
– Кто позвонит Григорию Константиновичу? – пролепетала Пещерина.
– Богдан, – живо решила за всех Алевтина Валерьевна.
– Почему я? – испугался Бузыкин.
– Ты руководитель коллектива, – пояснила Гарибальди.
– Нет, нет, нет, – затряс головой он. – Я не могу, не умею, пусть… э… э… вы… или Таня… врачи привыкли… часто людям о смерти родственников сообщают…
– Я стоматолог, у меня своего кладбища нет, – возразила Федорова. – Гарибальди диагност, никого не лечит, она тоже про экзитус леталис[5] не сообщает. Придется вам звонить олигарху.
– Как тебе роль дерева? – спросил Игорь, когда я в сопровождении весело прыгающих собак вошла в столовую своего дома. – Когда премьера?
– Спектакль отменили, – ответила я, открывая банку, где хранится печенье для псов.
– Почему? – удивился сын Зои Игнатьевны. – Денег на постановку не хватает?
– Умерла Илона, исполнительница роли богини, – вздохнула я. – Члены коллектива решили отказаться от участия в конкурсе.
– Ну и ну, – покачал головой Игорь. – Не рассказывай маме о происшествии, она разнервничается.
Я молча начала раздавать мопсам и Афине бисквиты. Ворон Гектор сел на столешницу и принялся орудовать клювом в банке с собачьим лакомством.
– Сделай одолжение, – попросила я птицу, – отойди, тебе нельзя это есть. Хочешь сыру?
Мопсы задрали морды, в их глазах застыл немой вопрос. Сыр? Гектора сейчас угостят «Эдамом»? А мы? А нас?
Я сделала шаг к холодильнику. Афина начала подталкивать меня в бок головой. Киса, черная мопсиха, упала на спину и тихо застонала, ее бежевая подруга Роза села и протянула мне лапу. Желание получить обожаемое лакомство достигло у стаи наивысшей точки.
Огромный камень, лежавший у меня на сердце, неожиданно превратился в кусок льда и начал таять. На мой взгляд, людям, принимающим постоянно антидепрессанты, надо завести дома собак, и через пару месяцев таблетки не понадобятся. Четверолапые работают лучше, чем успокаивающие пилюли и психотерапевты. Маленькая деталь – своих псинок надо любить от всей души.
– Я решил поднять новый бизнес! – вдруг объявил Игорь.
Я молча достала из холодильника завернутый в фольгу кусок сыра.
Игорь, любимый сын Зои Игнатьевны, отчаянный прожектер. Мне не хочется перечислять его многочисленные «коммерческие проекты»[6], скажу лишь, что он зря тратит немалые деньги своей матери, все его затеи на редкость глупы. Из последних вспоминаю идею сделать из енотов Диззи и Лиззи живые стиральные машины. Правда, потом Игорек передумал, собрался выступать с дрессированными зверушками на вечеринках. И где теперь Диззи и Лиззи? Слава богу, полоскуны очень понравились одной весьма богатой даме, и та выкупила их у горе-дрессировщика. Сейчас Лиззи и Диззи счастливо живут в Швейцарии, их хозяйка регулярно сбрасывает фото любимцев Игорю на емайл. Ну и что за гениальная идея у нашего бизнесмена на сей раз?
– Знаешь, сколько в стране пропадает цветного металла? – ажитировался тот.
– Нет, – буркнула я, разворачивая сыр, – понятия не имею.
– На миллиарды рублей! – воскликнул Гарик.
Я сделала вид, что поглощена нарезкой «Эдама». Так, значит, теперь Игорек решил заработать не миллионы, а миллиарды. Жаль Зою Игнатьевну, опять ей придется потрошить свой банковский счет. Игорь почти ровесник моего жениха, хотя приходится ему дядей, но по менталитету он детсадовец.
– В земле закопано огромное количество проводов, труб и всякого разного, давно неиспользуемого, забытого, – частил коммерсант. – Если выкопать все это и сдать… Оцениваешь перспективу?
– Гениально! – саркастически воскликнула я. – Дело за малым – узнать, где находится огородик с этими самыми проводами, трубами и прочим.
Игорь подпрыгнул.
– Везде! Думаю, даже у тебя на участке.
– Ну уж нет, копать у своего дома ямы не позволю, – решительно возразила я. – Разворотишь землю, ничего не найдешь, а нам потом порядок наводить.
– Мне поможет Мафи! – торжественно заявил Игорь.
Я отложила нож.
– Ты решил связаться с мафией? Надеюсь, речь идет о настольной игре, а не о парнях в шляпах и длинных плащах. Члены клана Корлеоне в Ложкине не нужны.
– Не мафия, а Мафи, – уточнил Игорь. – Она на три метра под землей чует. Сейчас познакомитесь, только я дверь своей комнаты открою.
Гарик исчез в коридоре.
Мне стало тревожно.
– Погоди, сначала расскажи…
Остаток фразы застрял в горле. В кухню ворвалось существо весьма странного вида. Представьте тощую сосиску метровой длины, которая имеет четыре смахивающие на ноги кузнечика лапы, добавьте чуть вытянутую морду с огромными печальными глазами, уши, словно паруса немаленькой яхты, задорно виляющий в разные стороны загнутый, как у мопсов, хвост, и поймете мою оторопь.
– Эт-то кто? – пробормотала я.
«Сосиска» залаяла неожиданно густым басом, одним прыжком преодолела расстояние от двери до столика, на котором я резала «Эдам», взвилась вверх, как на пружинах, схватила кусок сыра, спрыгнула на пол и унеслась со скоростью тайфуна, опрокинув по дороге Розу и наступив на лежащую на полу Кису. Афина завыла и бросилась за воришкой, мопсихи, рыдая от горя, поспешили следом. Гектор подлетел к Игорю, сел ему на плечо, клюнул в голову и коротко сказал:
– …!
– Птица умеет разговаривать? – восхитился Игорь. – Кто научил ее ругаться?
Я еле справилась с головокружением.
– Гектор во́рон. Слова он произносит редко, а уж где набрался выражансов, понятия не имею, но…
Окончание фразы застряло в горле. Не стоит говорить, что я была солидарна с умной птицей, Гектор подобрал верный эпитет для воришки.
– Мафи пагль, – пустился в объяснения Гарик, – смесь собаки охотничьей породы – бигля – и мопса.
– Похоже, в твоего пагля недоложили мопса, – вздохнула я, убирая доску. – Где ты взял это чудовище?
– Она просто очень молодая, – обиделся Игорь, – энергичная.
– И как Мафи будет искать цветные металлы? – спросила я.
– Пагли обладают уникальным нюхом и крепкими лапами, они разрывают землю в месте нахождения металла, остается лишь достать клад, – объяснил Игорек. – За день можно разбогатеть на пару сотен тысяч рублей.
– В зоомагазине собачку купил? – продолжила я интервью.
– Не поверишь, как мне повезло! – воскликнул он. – Ехал в троллейбусе, случайно соседу на ногу наступил. Мы с парнем разговорились, я ему про Лиззи с Диззи рассказал, а он предложил: «Хочешь, продам тебе по дешевке уникального пса? Он стоит десять кусков баксов, тебе за один отдам. Натаскан на охоту за цветными металлами. Я Мафи для себя готовил, но улетаю в Германию, мне там работу предложили. Не упусти свой шанс разбогатеть».
– И ты не упустил, – подвела я итог.
– Разве я похож на дурака? Такое предложение не каждый день услышишь, – тарахтел погремушкой Гарик. – Кстати, я приобрел собаку с большой выгодой, заплатил десятую часть от истиной цены.
Я уставилась на Игоря. Сказать ему честно: «Тебя обманули»? Пассажир из троллейбуса просто решил избавиться от шебутной собаки. Очевидно, у парня есть зачатки совести, выгнать пса на улицу он не мог, а тут услышал рассказ Гарика про енотов и живо скумекал: на такого идиота он более никогда в жизни не наткнется – и, опля, решил проблему, да еще и содрал с «бизнесмена» хорошую сумму. Вернее, конечно, долларов лишилась Зоя Игнатьевна, не способная ни в чем отказать своему дорогому мальчику!
Из гостиной послышался грохот, потом грозное рычание. Позабыв про Игоря, я побежала на звук и увидела дивную картину. На полу валяется бронзовая скульптура, ранее стоявшая в углу на небольшой консоли, «сосиска» треплет плед, стянутый с дивана, на другом конце его мотается мопсиха Роза, не желающая отдавать Мафи покрывало. И это она издает рычание. Киса и Афина тихо воют, а Гектор ходит по каминной полке и приговаривает:
– …! …! …!
– А ну прекратите немедленно! – рассердилась я.
Мафи замерла. Потом подскочила ко мне, подпрыгнула, ухитрилась лизнуть прямо в нос, села, замела по полу хвостом, слегка опустила уши, чуть выдвинула нижнюю челюсть и… улыбнулась, показав ровные, белые, на зависть всем, крепкие зубы.
Я помимо воли рассмеялась.
– Экая у нас появилась пройда и подлиза!
Охотница за цветными металлами улеглась, сложила брови «домиком» и тихо заскулила.
Я погладила собачку по голове.
– Ты умна не по годам. Можешь больше не демонстрировать раскаяние, я уже не сержусь. Но больше не хулигань, пожалуйста.
Мафи взвилась в воздух, запечатлела на моих губах сочный поцелуй, плюхнулась на пол, ухватила плед и потащила его в коридор. Роза вцепилась в противоположный край, к ней присоединилась Киса, и вся троица исчезла за дверью.
Я вытерла губы ладонью. Интересно, что в Мафи от мопса? Скорей уж, она похожа на обезьянку.
Резкий звонок домашнего телефона заставил меня пойти в столовую.
– Дарья? Здравствуйте, вас беспокоит Григорий Константинович Морозов, – услышала я мужской голос. – Вы не откажетесь встретиться со мной завтра в районе одиннадцати-полудня? Хочу узнать, что случилось сегодня в клубе.
В первый момент у меня возникло желание ответить: «Вы ошиблись, я домработница Анфиса. Хозяйка только что улетела в Париж, вернется через десять лет». Но я вовремя удержалась.
– Хорошо. Где будем беседовать?
– Что, если у меня? – предложил Григорий. – Вас не затруднит подъехать в Вилкино?
– Это недалеко от моего дома, – согласилась я.
Утром я проснулась оттого, что на лицо с размаху плюхнулась мокрая холодная лягушка. Я непроизвольно дернулась, квакушка спрыгнула. Я открыла глаза и обнаружила на одеяле свою изрядно обгрызенную розовую мочалку.
– Мафи! – вырвался из горла крик.
Послышался бойкий топот, пагль вихрем вспрыгнул на кровать, пару раз перекувырнулся, пробежал по тумбочке, уронил бутылку с минералкой и умчался прочь.
Я надела халат, спустилась на кухню, выбросила в помойку останки мочалки и услышала из столовой сердитый голос Анфисы:
– Вот сейчас веником по наглой морде заработаешь!
Пошла туда и увидела милую картину: Мафи на задних лапах танцевала перед домработницей. Суровое выражение исчезло с лица Фисы, его сменила улыбка. Анфиса присела. Собака обхватила ее передними лапами за шею и тихо заскулила.
– Ступай уж, – проворковала Анфиса.
Мафи подпрыгнула и улетела в холл. Я схватила со стола бутылочку йогурта и быстро ее опустошила.
– Видали егозу? – засмеялась Фиса. – Отняла у меня швабру, а когда я ее ругать начала, половецкие пляски исполнила и обниматься полезла. Ой, зачем вы йогурт выпили? Я его выбросить хотела, он просроченный. А ну как живот заболит?
– Ничего со мной не случится, – отмахнулась я и пошла одеваться.
Симпатичная горничная в белом переднике и кружевной наколке провела меня в кабинет хозяина. Наш путь лежал через просторную библиотеку, забитую большим количеством довольно потрепанных книг. Похоже, живущие в этом доме люди увлекаются чтением. Что меня немало удивило.
– Значит, Нина швырнула скамеечку? – уточнил Морозов, когда я закончила рассказ о произошедшем на репетиции.
– Верно, – подтвердила я. – Легкую, пластмассовую, такая никому не может нанести вреда. И она попала вашей жене в колено. Не в голову, не в лицо.
– Парамонова терпеть не могла мою жену, – поморщился бизнесмен. – Илона жаловалась, что она постоянно ее шпыняет.
– У меня создалось впечатление, что Нина не простой человек, – осторожно сказала я. – Она из-за чего-то нервничает и поэтому срывается на окружающих. Вчера все поругались, причем скандал разожгла именно Парамонова, начав буквально клевать Татьяну. Федоровой досталось по полной программе. Илона появилась уже в разгар ссоры. Но я абсолютно уверена, что Нина не хотела причинить ей вреда, она просто пошла вразнос. А делали ли… э… ну… в общем…
Бизнесмен правильно понял мой недосказанный вопрос.
– Да, вскрытие было произведено. Я настоял, чтобы патологоанатом прямо ночью начал работу. У покойной обнаружилась аневризма головного мозга. Хорошо хоть бедняжка не поняла, что уходит из жизни. Это несчастный случай. Скамейка стукнула ее по коленке, супруга, наверное, сделала резкое движение, больной сосуд лопнул, последовала мгновенная смерть. Прозектор объяснил, что это могло произойти в любой момент – от кашля, чихания, повышения голоса, в самолете во время взлета или посадки… Я побеспокоил вас, потому что хотел услышать свидетельство постороннего человека. Остальные «актеры» живут в Вилкине и могут быть необъективны.
– Вы не знали о ее болезни? – спросила я. – Илона никогда детально не обследовалась?
Григорий Константинович отвернулся к окну.
– Ей летом исполнилось девятнадцать лет. Я и помыслить не мог, что у такой юной женщины есть проблемы по части здоровья. Жена всегда была веселой, энергичной, на головную боль не жаловалась. Знаете, она мечтала стать актрисой. Очень наивно говорила: «Гришенька, я снимусь в кино, прославлюсь, получу премию, мы с тобой пойдем по красной дорожке, а вокруг журналисты, фанаты. Нас будут фотографировать, просить у меня автографы. Какое мне надеть платье на церемонию?»
Он открыл резную коробку, стоящую на столе, вынул сигарету, но не закурил, а стал крошить табак.
– Я понимал, что таланта у нее нет, внушал ей: «Надо поступать в институт, лучше тебе учиться на журналистку». Кстати, патологоанатом объяснил: «К сожалению, вашей жене операцию нельзя было сделать – сосуд так расположен, что к нему практически нет доступа. Она была обречена».
Морозов махнул рукой.
Дверь кабинета приоткрылась, появилась горничная.
– Простите за беспокойство, Григорий Константинович, там пришли люди из похоронного бюро.
Я быстро встала.
– Если понадоблюсь, звоните в любое время.
– Спасибо, – кивнул Морозов. – Извините, не пойду вас провожать.
Мы с домработницей вышли в коридор, и тут у меня в животе стихийно началась революция. Похоже, йогурт, выпитый чуть более часа назад, на самом деле оказался несвежим.
– Простите, где у вас туалет для гостей? – обратилась я к девушке.
– На первом этаже, – любезно ответила та. – Пойдемте, покажу.
Дом Морозова планировал архитектор, любящий коридоры. Мы спустились вниз и пошагали по бесконечным извилистым галереям и очутились перед большой двустворчатой дверью, украшенной резными львиными головами. Я решила, что наконец-то оказалась у сортира, и обрадовалась. Ан нет! Сопровождающая девица с явным усилием распахнула дверь, мы оказались в прихожей, по диагонали пересекли ее и уткнулись в такие же массивные врата с резьбой. Девушка с трудом открыла их, и я мысленно воскликнула: «Опять коридор! Не дотерплю до сортира!»
О проекте
О подписке