Глава 3

На следующий день, где-то около полудня, мы с Сеней в задумчивости разглядывали снимки. Голый Борис Львович выглядел не лучшим образом, руки и ноги тощие, кожа бледная, на спине какие-то то ли прыщи, то ли пятна. Зато дама просто красотка. Идеальная фигура с тонкой талией и высокой грудью, длинные ноги и никакой болезненной худобы профессиональных моделей. Не спорю, на вешалке платье выглядит лучше всего, но в обнаженном виде всякие Кейт Мосс просто отвратительны, больше всего они напоминают строительную арматуру, из бетонных кусков которой торчат железные прутья.

Но любовница моего хозяина смотрелась расчудесно: всего у нее было в меру – и округлостей, и стройности.

– Знаешь ее? – поинтересовался Сеня.

Я внимательно всмотрелась в личико красотки.

– Нет, ни разу не встречала.

– Хорошенькая, – оценил хозяин и бросил снимки на стол, – все при ней.

– Мне можно больше не ходить к Ремешковой? – обрадовалась я.

– Анька просила, чтобы ты еще поработала недельку.

– Зачем?

Сеня пожал плечами.

– Хочет убедиться, что краля у мужика одна.

Я с сомнением покосилась на изображение тощего Бориса Львовича. Нет, он мало смахивает на страстного донжуана, хотя кто его знает…

– Анька сегодня сюда явится, я ей фотки и покажу, – сообщил Сеня, – а ты ноги в руки – и вперед.

В субботу Борис Львович праздновал день рождения. По такому поводу были званы гости. Двое художников, Андрей Корчагин и Никита Малышев, с женами, очень томная дама неопределенного возраста, кокетливо закатывающая глаза и откликающаяся на кличку Зюка, и мужик с манерами генерала Лебедя, чье имя и отчество мне сразу узнать не удалось.

Сначала вручали подарки «новорожденному». Борис Львович получил от художников бутылку коньяка «Отар» и пятилитровую сувенирную упаковку виски «Ред Лебел». Зюка, присюсюкивая, преподнесла альбом «Лувр», а грубоватый мужик – одеколон неизвестной фирмы, зато редкой вонючести. Любопытная Ирочка моментально распечатала упаковку, и по комнате поплыл тяжелый аромат, которым отличаются от дорогого парфюма египетские подделки.

Дамы выглядели блестяще. Причем в настоящем смысле этого слова. Аня нацепила малиновое платье с люрексом. Оно было сшито «под горлышко», к тому же хозяйка обмотала шею золотыми цепями. Блеск украшений сливался с сиянием люрекса. Ирочка влезла в обтягивающий до неприличия светло-лазурный костюм-стрейч. Девочка явно тяготела к голубому цвету. На ее мощной груди переливалась всеми цветами радуги бриллиантовая брошь, а мочки ушей оттягивали дорогие серьги.

Но я не отрывала глаз от дамы, пришедшей с художниками, а точнее, от жены Никиты – Жанны. Не было никаких сомнений в том, что мой фотоаппарат запечатлел именно эту очаровательную блондиночку. Подавая на стол горячее, я думала: ну что заставило хорошенькую, молоденькую девочку выбрать себе в любовники Бориса Львовича? Ее муж Никита выглядел намного импозантнее – красивый, фигуристый парень чуть за тридцать. А моему хозяину сегодня стукнуло пятьдесят два. И еще очень удивляло поведение Ани. Насколько я заметила, она не привыкла сдерживать эмоции. Стоило ей чуть понервничать, как в доме начинали летать столы, стулья и биться посуда. Честно говоря, увидав, как хорошенькая Жанна, одетая в элегантный брючный костюм цвета топленого молока, входит в гостиную, я чуть-чуть струхнула, решив, что сейчас Анна завопит и опустит ей на голову поднос, где горой расположились экзотические фрукты – киви, манго и бананы.

Но Аня с улыбкой обняла Жанну и весело сказала:

– Отличный костюмчик, чай, не рыночный.

– Нет, – улыбнулась Жанна и быстро добавила: – Хотя и на рынках часто попадаются великолепные вещи.

Она явно не хотела обижать хозяйку. Словом, все были милы, приветливы и радостно-оживленны. За столом текла легкая беседа ни о чем. Жанна и Валерия, жена Андрея Корчагина, ели мало, в основном накладывали на тарелки салат из овощей. От запеченной свинины они отказались, не притронулись и к картошке.

К кофе подали коньяк и ликер. Жанна горестно вздохнула:

– «Айриш Крим», мой любимый!

– Так в чем же дело, выпей! – улыбнулся Борис Львович.

– Слишком калорийно, – протянула Жанна, – боюсь поправиться.

Никита усмехнулся:

– По-моему, у тебя самая настоящая мания похудания.

– Один разочек можно забыть о диете, – хмыкнул Борис Львович.

Аня же спокойно взяла со стола рюмку, стоявшую рядом с прибором Жанны, и, наполнив ее доверху светло-кофейной жидкостью, с милой улыбкой протянула ей:

– Давай за день рождения.

– Ну, только ради Бориса Львовича, – продолжала кривляться та.

– Да ладно тебе, – усмехнулась Аня, – и так за грабли спрятаться можешь, пей со спокойной душой. Между прочим, только для тебя и покупала, остальные эту сладкую липучку терпеть не могут.

– Точно, – хором отозвались мужчины, – коньяк лучше.

– А мне больше по вкусу виски, – сообщила Валерия. – «Айриш Крим» какой-то странный, вроде молока с водкой.

– Ничего вы не понимаете, – фыркнула Жанна, – коньяк, виски, еще скажите – самогон. Благороднейший напиток этот ликер, для людей с тонким вкусом.

– Можно мне попробовать? – попросила Ирочка.

– Нет, – неожиданно резко ответила мать, – он для тебя слишком крепкий.

Ирина, не привыкшая, что ей в чем-то отказывают, обиженно заморгала и собралась заныть, но тут Жанна понюхала рюмку и сообщила:

– Пахнет странновато, словно «Амаретто».

– Да ну? – изумилась Аня и поднесла бутылку к носу. – Нет, он всегда такой. Да ты попробуй, я в супермаркете брала.

Жанночка быстро опустошила рюмку и замерла со странно выпученными глазами и полуоткрытым ртом.

– Что, – ухмыльнулся Никита, – так вкусно? До остолбенения?

Борис Львович, Аня и Андрей засмеялись. Но Жанна как-то вульгарно икнула, изо рта у нее потекла блестящая струйка слюны. Через секунду она громко вскрикнула, странно дернулась, попыталась вздохнуть и рухнула на пол, неловко, тяжело, не сгибая колен, просто сверзлась с высоты собственного роста. Так валится человек, внезапно теряющий сознание. Падая, Жанночка ударилась о большую бронзовую фигуру, представлявшую собой то ли Купидона, то ли Амура, то ли просто ангелочка. Вмиг на дорогой синий ковер хлынула кровь. Красное пятно быстро расползлось под затылком несчастной.

– Жанна! – закричал Никита и бросился к жене. Он схватил ее за плечи и потребовал: – Немедленно отвечай, тебе плохо?

– Господи, какой ужас, – прошептала Валерия, – я сейчас в обморок упаду.

Белый, как лист писчей бумаги, Борис Львович тяжело опустился на стул и машинально ухватился за бутылку «Айриш Крим».

– Не трогайте ликер, – приказала я суровым тоном, моментально забыв про роль забитой домработницы.

– Почему? – спросил Андрей.

– До приезда специальной бригады не стоит ничего трогать, – ответила я.

– К-к-какой бригады? – заикаясь, спросила Валерия.

Никита, сидевший возле безжизненно лежащей Жанны, внезапно поднял растерянное лицо. Его рубашка была вся заляпана кровью жены, багровые пятна покрывали руки и брюки.

– Вызовите «Скорую помощь», – опомнилась Ира, – скорей, реанимацию!

Я посмотрела на неподвижно лежащую Жанну. Широко открытые глаза неподвижно cмотрели в потолок, брезгливо искривившийся рот был открыт… Преодолевая ужас, я приблизилась и положила руку на шею тела, которое еще пять минут тому назад было веселой, кокетливой Жанной. Пульса на сонной артерии не было.

– Нет, – пробормотала я, – нужно сначала вызвать милицию.

Спустя час квартиру Ани невозможно было узнать. Повсюду расхаживали деловитые люди, равнодушно и споро делавшие свою работу. Труп не торопились двигать. Тело обвели жирной меловой чертой, всех присутствующих выгнали из гостиной в спальню хозяев, и мы сидели на широченной кровати, как стая вспугнутых птиц. Потом в комнату вошел молодой человек и приятным, хорошо поставленным голосом произнес:

– Я Сипелов Максим Иванович. Сейчас быстренько вас опрошу, а завтра прошу в отделение…

– Хочу сделать заявление, – неожиданно сказал Борис Львович.

– Слушаю, – моментально отреагировал Максим Иванович.

– Жанну убила моя жена, Анна Николаевна Ремешкова, – тихим, но безапелляционным тоном заявил художник.

– Ой, – проронила Валерия.

– О…ел совсем! – взвизгнула Аня. – Ума лишился!

– Нет, – протянул Борис Львович. – А вы, молодой человек, пишите, у вас ручка есть?

Максим Иванович вытащил из портфеля планшет с листом бумаги и спросил:

– Имя, фамилия, отчество?

– Это потом, – отмахнулся Борис Львович, – вы о деле послушайте. Анька совсем рехнулась от ревности и наняла вот эту даму следить за мной.

Все присутствующие разом повернули головы и уставились на меня.

– Так, – протянул милиционер, – продолжайте.

– Идиот! – завопила Аня.

– Потише, гражданочка, – велел Максим Иванович, – не мешайте исполнению.

– Да ты, мент позорный, – моментально отреагировала Ирочка, – не видишь, что ли, у мудака крыша съехала!

Максим Иванович уставился на девушку. Он был очень молод. Круглые детские щеки покрывал мягкий пух, скорей всего «Шерлок Холмс» не успел еще отпраздновать двадцатипятилетие, и звать его по отчеству не хотелось, не тянул он пока на Ивановича.

– Я полностью владею собой, – прошипел Борис Львович и резко спросил меня: – Ну что, скажете вру?

– Вы и в самом деле домработница?

Я растерянно покачала головой.

– Во блин, – выдохнул Андрей.

А Валерия, сидевшая возле меня на огромной кровати, брезгливо подобрав платье, отодвинулась подальше.

– Козел! – завопила Аня.

– Заткнись, убийца, – спокойно парировал Борис Львович.

– Не смей маме такое говорить, скунс вонючий! – взвизгнула Ирочка.

– Молчи, дрянь, – побагровел именинник.

– Сволочь, подонок! – визжала Аня.

Потом от «цивилизованных» ругательств она перешла к непечатным выражениям.

– Тише, граждане, тише, – попробовал навести порядок Максим Иванович, но тщетно, его никто не слушал.

Сильной рукой Аня подхватила крохотный, но тяжелый пуфик и со всего размаха метнула его в муженька. Пуф просвистел в полусантиметре от головы Бориса Львовича и с треском влетел в огромное трюмо. Раздался оглушительный звон, и на пол дождем хлынули зеркальные осколки.

– Прекратите немедленно! – вспылил Максим Иванович. – Граждане, ведите себя прилично.

– Пошел ты, козел сраный, – отпихнула его Ирочка и запулила в «папеньку» подушкой.

Она угодила Борису Львовичу прямо в лицо.

– Сука! – заверещал тот. – Ах ты, шалава подзаборная!

– Не трогай ребенка! – взвилась Аня и, подскочив к супругу, отвесила ему полновесную звонкую оплеуху.

Муж не остался в долгу и ухватил «любимую» жену за волосы. Началась драка.

– Немедленно остановитесь! – пытался командовать Максим Иванович.

Но никто из присутствующих не собирался его слушать. Валерия бросилась растаскивать дерущихся.

– Отстань, – велела Аня и толкнула ее.

Та с визгом шлепнулась на четвереньки.

– Не трогай мою жену! – заорал Андрей и стукнул Аню по спине.

Теперь дрались уже четверо.

– Сделайте что-нибудь, – стонала Зюка, – разнимите их.

– А ну молчать! – гаркнул мужик, похожий на генерала Лебедя.

Потом он вытащил откуда-то огромный черный пистолет и пальнул в потолок. На кровать хлынул поток мелких стекляшек, хрустальная люстра разом лишилась своих вульгарных висюлек.

Воцарилась тишина.

– Боже, мое лицо, – всхлипнула Зюка.

Потом повернулась ко мне и спросила:

– Посмотрите, нет ли ссадин?

Я окинула взглядом ее подозрительно ровную, лишенную морщин явно оперативным путем физиономию и заверила:

– Полный порядок.

– Слава богу, – промямлила Зюка, – я чуть с ума не сошла от ужаса! Не дай бог порезать кожу! Потом не восстановится, придется на шлифовку ложиться!

Дрожащими пальцами она принялась ощупывать лоб, щеки и подбородок. Остальные, тяжело дыша, не произносили ни слова. Я смотрела на вспотевшую Ирочку, рыдающую Валерию, растрепанную Аню, красного Бориса Львовича и обозленного Андрея… Да уж, поцарапанная морда – это не самое плохое, что приключилось за последние два часа. И что за придурок этот милиционер! Ну почему он молчит, когда наконец все заткнулись?

Внезапно Максим Иванович отмер, тряхнул волосами и, глядя на высыпающиеся из кудрей осколки стекла, спросил:

– У вас есть разрешение на оружие?

– Итить твою налево, парень, – вздохнул «Лебедь». – А там, среди тех, кто место происшествия осматривает, нет ли кого постарше?