– Злиться? – насторожилась я. – На кого?
– На всех, – вздохнула Калинина. – За пару дней до смерти она стала немотивированно агрессивной, даже устроила драку в подъезде.
– Драку? – повторила я. – Если вспомнить, что вы говорили о Наташе, это странно.
– Молодая женщина просто так не умрет, – печально заметила Калинина. – Наташа заболела, мне это было понятно. Тихая, милая, совершенно неконфликтная девушка, которая ни разу не поспорила с Галиной Алексеевной, Еленой, Сергеем Николаевичем Рыльскими, вдруг накинулась на Валентину Михайловну, живущую этажом ниже под Светой. Представляете картину. Соседка увидела, как Ната входит в парадное, и, стоя в лифте, крикнула: «Золотце, ты наверх поедешь? Мне тебя подождать? Или почту взять хочешь?» Обычный вопрос, ничего плохого. Валечка милый человечек, очень приветливый, Наташа с ней всегда вежливо общалась. А тут…
Марина Гавриловна округлила глаза.
– Откуда ни возьмись взрыв негодования, буря негатива: Наталья бросила в кабину свою сумку, попав Валентине Михайловне в голову, и принялась вопить несусветное. Я в этот момент на лестнице чистила сапожки, услышала гвалт, узнала голос Наты, поспешила вниз. Смотрю, Валя в лифте на полу сидит, лицо в крови. Подъемник у нас допотопный, надо самим и дверь шахты, и створки кабины закрывать, дому-то сто лет, современный лифт здесь не поставить… Я тогда так перепугалась! Наташа просто на себя была не похожа – прямо фурия! Я даже к ней подойти побоялась, отвела Валю к себе, та мне все и рассказала. Ран у нее на лице никаких не обнаружилось, брошенная сумка в нос угодила, вот кровь и пошла. Ничего страшного, одним словом, я стала просить соседку не обращаться в полицию, рассказала, что у Наты случилось. Она заохала: «Бедная девочка! Помолюсь за нее. Не беспокойтесь, Мариночка, я воцерковленный человек, зла ни на кого не держу. Наташенька сейчас успокоится и угрызаться начнет. Она чудесный человек, просто душа горя не выдержала. Идите скорей в подъезд, наверное, соседка там до сих пор мечется, места себе не находит».
– Да, встречаются такие добрые люди, – сказала я и задала Марине Гавриловне вопрос: – И что, какой вы нашли Якименко?
– Как только я вышла на лестницу, сразу увидела Нату. Та стояла, привалившись к двери квартиры Светланы. Я у нее осторожно спросила: «Наташа, как ты себя чувствуешь?» Она на меня спокойно посмотрела и обычным своим голосом ответила: «Спасибо, Марина Гавриловна, устала немного. И сумку где-то потеряла. Вот же странно, где я ее могла посеять и не заметить этого?» Я вынесла ей ридикюль, который в кабине подобрала. Якименко удивленно заморгала: «Вы нашли мою сумку?» Мне стало понятно, что она ничего не помнит. Знаете, у моей мамы была сестра. Так вот, тетя Леля, царствие ей небесное, впадала порой в истерические припадки – орала, рыдала, швырялась разными предметами… потом вдруг замирала, моргала и… перед вами была уже другая женщина, которая не ведала, что недавно творила. Ох, как мне Наташу жаль стало! Подумала: вот как она, бедная, смерть Вадима переживает…
Рассказчица тяжело вздохнула.
– На следующий день Ната вечером позвонила мне в слезах, стала говорить: «Одна сижу, мне страшно, я никому не нужна, помогите, побудьте со мной». Я пришла, стала ее чаем поить, успокаивать, говорить, что мы со Светой никогда ее не бросим. Она слегка утешилась, я ей капелек дала, отправила отдыхать. Ну прямо как Звонкову сейчас. А утром Света ее мертвой нашла.
Меня царапнуло беспокойство.
– Наташа накануне кончины вела себя, как сегодня Светлана?
– Да, – кивнула Марина Гавриловна. – Я даже подумала, увидев ее, когда мы с вами сюда пришли: бедная Света так нервничает, так переживает – еще бы, Наташа ведь ей как сестра была…
Я вскочила.
– Где спальня хозяйки?
– Последняя дверь по коридору, – удивилась пожилая дама. – А что случилось?
Поспешив в указанном направлении, я бесцеремонно вошла в комнату, приблизилась к кровати, глянула на лежащую Светлану и попыталась разбудить ее. Не сумев этого сделать, вытащила мобильный.
– Света, очнись, Света… – суетилась пожилая соседка, прибежавшая следом, – деточка, открой глаза…
– Сейчас приедет «Скорая», – пояснила я, поговорив по телефону, – Светлану надо срочно отправить в больницу.
– Боже, она заболела! – перепугалась Марина Гавриловна. – Что за напасть? Вадик, потом Наташа, теперь Светочке плохо…
Я молча стояла около кровати. А мысленно продолжила скорбный список: еще скончались муж и жена Рыльские, и Елена после устроенной в нашем офисе истерики начала рыдать, жаловаться на тягостное одиночество, пришлось отправить ее в клинику. Что происходит? Федя полагает, что Рыльских отравили. Пусть так. Но как яд мог попасть в организм Наташи Якименко, а потом Светланы Звонковой?
Я повернулась к Марине Гавриловне и нечаянно задела локтем красивую фарфоровую вазу, стоящую на тумбочке. В одну секунду предмет интерьера очутился на полу. Дзынь! Верхняя часть вазы треснула, но не разбилась полностью. А металлическая подставка осталась цела.
– Ой, как нехорошо получилось! – запричитала Калинина. – Это тот самый ночник, за которым Наташенька в квартиру Рыльских ходила. Он и Свете очень понравился, она лампу себе взяла. Действительно оригинальная вещица. Одна беда, видите?
Марина Гавриловна показала на прикроватный столик.
– Ножки у ночника металлические, впиваются в столешницу и царапают покрытие.
Мне стало неловко.
– Я заберу ночник, наверное, можно стеклянную часть отдельно купить? Думаю, найду в интернете подходящую.
– Дам вам пакет, – деловито сказала соседка. – Я за Светочку горой! Всегда ее интересы блюду, почти каждый вечер заглядываю к ней. Вас удивляет, что мы дружим? Смутила большая разница в возрасте? Светлана и Наташа были лишены материнской ласки, а моя дочь давно живет в Америке. За океан часто не полетаешь – дорого очень, да и несколько часов в лайнере для меня слишком тяжелое испытание. Я, считайте, одинока, а девочки – сироты, вот мы и потянулись друг к другу. Что со Светой? Она в обмороке? Может, положить ей на голову холодный компресс? Нашатырь! Сейчас принесу.
– Не надо, – остановила я рванувшуюся к двери Калинину. – Медики вот-вот прибудут. У Светланы вчера были гости?
– К ней иногда заглядывают знакомые, но в основном по праздникам, – начала объяснять Марина Гавриловна, – раньше Ната с Вадиком забегали. Правда, вместе редко, у боксера свободного времени почти не было, чаще Наташа одна приезжала. Но если с Рыльским появлялась, то следом всегда прибывали Никита и Лиза. После смерти Вадика Волковы здесь ни разу не показывались.
Я остановила соседку:
– Вчера или сегодня посторонние приходили?
– Да нет, – пожала плечами Марина Гавриловна. – Светочка недавно приболела немного – легкая простуда, насморк да кашель. Наверное, ее…
Калинина осеклась.
– Вы что-то вспомнили? – заинтересовалась я, глядя на бледное лицо Светланы, которая, мерно дыша, лежала с закрытыми глазами, никак не реагируя на наши голоса.
Соседка попятилась к двери.
– Наташа… Понимаете, за два-три дня до смерти у нее тоже насморк появился. И кашель. А к утру, что удивительно, респираторное заболевание прошло. Потом на Якименко накатила злоба, она впала в депрессию, заснула и не проснулась. Светлана в понедельник захлюпала носом, у нее сел голос, появился кашель. К утру простуда мистическим образом пропала. Я решила, что это аллергия, посоветовала выпить супрастин. Вчера Света была странная. Я решила к ней заглянуть и долго звонила в дверь. Она не открыла, хотя точно была дома, я знала. У меня появилось беспокойство, поэтому я воспользовалась связкой запасных ключей от ее квартиры. Света стояла на кухне и выглядела так, словно выпила спиртного.
– Звонкова увлекается алкоголем? – осведомилась я.
– Нет. Всего пару раз в году вижу ее слегка подшофе, на Новый год и в день рождения, – перечислила Марина Гавриловна. – Я подумала, что Светлана решила лечиться от простуды чаем с коньяком и не рассчитала дозу, ведь крепкие напитки в сочетании с кипятком действуют активнее. Подошла к ней, принюхалась, но ничего, кроме запаха духов, не почувствовала. На полу валялись разбитые кружки, тарелки, опрокинутые табуретки. Света на разгром взглянула и как-то по-детски протянула: «С чего это они упали? Марина Гавриловна, вы посуду уронили?» А сегодня Звонкова плакать стала, на жизнь жаловаться… заснула… а сейчас не просыпается… Прямо как Наташа! И разбитая посуда… Может, у Светланы тоже приступ ярости случился, только она одна в доме была, просто тарелки и кружки пошвыряла? Выходит, у них двоих одинаковое течение болезни. Надо же, какая-то неизвестная мне вирусная инфекция.
Калинина развернулась и опрометью кинулась в коридор, я поспешила за ней.
– Мне надо домой, – шептала соседка, возясь с замком, – приму душ, прополощу горло и нос мирамистином. Ой, у меня, кажется, температура… И насморк начинается, кашель…
Пожилая дама резко распахнула дверь своей квартиры и упала, едва переступив порог. Я растерялась. И тут подъехал лифт.
– Дурацкая кабина, – возмущалась полная женщина, выходя из подъемника, – такие в музее показывать надо. О, смотрите, Анна Семеновна, больная-то прямо на лестнице валяется.
– Что случилось? – сухо спросила другая медичка, более молодая. – Драка?
– Нет, – простонала Марина Гавриловна, – я просто споткнулась.
Вынув рабочее удостоверение, я шагнула навстречу бригаде «Скорой помощи».
– Надеюсь, с Мариной Гавриловной все будет в порядке. А вот со Светланой Звонковой, которая находится в спальне, сложная ситуация.
Примерно через час, когда я в своей «букашке» с черепашьей скоростью ползла в пробке, мне позвонил мужчина и хорошо поставленным голосом завел:
– Уважаемая Евлампия, вас беспокоит отец Нины Еськиной, меня зовут…
– Роман Борисович, – перебила я, – отлично вас помню, мы же знакомы не один год.
– Очень приятно, что узнали меня, – обрадовался профессор. – Евлампия, поскольку я являюсь гостем в вашей уютной квартире, то не могу ничего сделать без ведома хозяйки. Намереваюсь провести научный эксперимент, для него понадобятся детские музыкальные издания. Сейчас объясню вам, что это такое…
– Книги, которые играют простые мелодии, – сказала я.
– Верно, ангел мой, – одобрил мою сообразительность профессор. – Мне нужны те, где поизносят короткие фразы. К примеру: «Пора обедать», «Идем купаться». Вы разрешите их использовать?
– Непременно разрешила бы, только у нас в библиотеке таких нет, – засмеялась я.
– А где их берут? – спросил ученый.
– Я скоро буду дома и привезу книги, – пообещала я.
– Огромное спасибо! Очень мило с вашей стороны! – начал рассыпаться в благодарностях Роман Борисович. – Мне неудобно, что вас обеспокоил.
– Ерунда, – остановила я его, – все равно я обещала Кисе отвести ее после садика в магазин игрушек.
– Киса ходит в группу? – спросил профессор. – Как это мило! Прекрасно! Жизнь чудесна! Столько всего интересного появилось в последнее время. Жаль, что ничего подобного не было, когда была жива моя Танечка. Она так тосковала в одиночестве. У меня сердце разрывалось от сострадания, на нее глядя. Но что я мог сделать? Приходилось ходить на службу. В советские годы за соблюдением трудовой дисциплины очень строго следили, за опоздание даже увольняли. А групп вроде той, куда ходит ваша Киса, не было. Бедная моя Танюша! Ничего-то ей хорошего не досталось. Знаете, она прожила двадцать четыре года. Я по ней до сих пор тоскую. Евлампия, душа моя, не забудете про книжечки?
– Конечно, нет, – пробормотала я.
– Жду вас с нетерпением! – воскликнул профессор. – Евлампия, любезная моя, хочу угостить вашу Кису, но, естественно, обязан спросить у вас: что ей можно дать? Есть странные люди, которые, не поинтересовавшись у родителей об уместности предпринимаемого шага, могут дать малышу вредные сладости или неподобающие игрушки. Отлично помню, как один мой аспирант, замыслив подольститься ко мне, подарил моей дочке Розочке… резиновый череп. Хороша игрушка для трепетной трехлетней девочки! Как вам это, а?
Ответить я не успела, мобильный сообщил:
– Извините, связь прервалась.
Я выдохнула. Понятия не имела, что у Нины была сестра, которая скончалась в двадцать четыре года. Еськина никогда не рассказывала о трагедии, случившейся в ее семье. Хотя, если вспомнить, как Роман Борисович сокрушался об отсутствии во времена раннего детства бедной Танечки садиков для малышей, то становится понятно: безвременно ушедшая из жизни девушка, похоже, родилась сразу после Второй мировой войны или даже во время нее. И, оказывается, у Романа Борисовича есть еще дочь Роза, которой в три года преподнесли в дар резиновый череп. А я-то полагала, что хорошо знаю семью Нины…
Телефон снова зазвонил, я опять услышала голос профессора.
– Так чем можно угостить девочку? Я имею в виду вашу Кису.
– Она ест все, – ответила я, – в разумных количествах, конечно. Скажем, конфеты не более двух штук в день.
– Сегодня вы уже угощали Кису лакомством? – спросил Еськин.
– Нет, она утром ушла в садик, – пояснила я, – а воспитательница просит не давать детям сладкое, они завтракают в саду.
– Удобно попросить вас разрешить мне угостить малышку парой конфеток? – спросил Роман Борисович.
– Пожалуйста, пожалуйста, она очень обрадуется, – ответила я.
Притормозив у ворот детского сада, я припарковала машину, пробежала по дорожке до двери, открыла ее и увидела на стене прихожей объявление: «Дети выдаются на руки исключительно лицам родственного происхождения при условии опознавания. В посторонние руки дети выдаются при условии оформления лицами родственного происхождения доверенности на выдачу ребенка. Принимающее ребенка лицо должно быть в чистой одежде, обладать разумной речью, уметь ответить на вопросы о своей прописке. Лицам в грязной или спецодежде, имеющим на лице признаки алкогольного, наркотического и табачного отравления, разговаривающим нецензурной бранью или имеющим на лице симптомы таких заболеваний, как корь, краснуха, ветрянка, скарлатина, коклюш, дифтерит, аппендицит, СПИД, сифилис и прочие инфекции, дети не выдаются даже при наличии доверенности от лица родственного происхождения. Завсадом «Солнце рассвета» И.Ф. Бункина».
Я несколько раз перечитала объявление. В голове вертелись вопросы. Человек, написавший сей опус, учился в школе? Почему бы составителю сего дацзыбао не указать просто: пьяницам и наркоманам детей не отдают. Как можно иметь на лице симптомы аппендицита? Отросток слепой кишки находится в животе. И, кстати, разве его воспаление является следствием инфекции? Не подозревала, что аппендицитом можно заразиться.
– Можете не изучать плакат, – заговорила со мной женщина приятной внешности, выходя из коридора, – к вам, Евлампия Андреевна, мои предупреждения никак не относятся. Веди себя все родители как вы, у нас бы проблем не было. Ваша Киса чудо, а не девочка. А где ваша няня? Вы ее уволили?
– Нет, нет, – поспешила возразить я, – у нее отпуск.
– Очень милая женщина, – сказала заведующая садиком Инга Федоровна. – Давно заметила, если семья приятная, то и прислуга в ней соответствующая. Ваши на прогулке. У Кисы такой забавный комбинезон.
О проекте
О подписке