Глава 8

– Она долго плакала, мать все не шла, девочка устала, – перечислил я возможные причины.

Боря поставил передо мной чайник и чашку.

– Когда приехали эксперты, тот, кто должен был забрать труп малыша, обнаружил, что Алик жив. Он начал реанимацию, крошку доставили в больницу, там он провел много времени, оттуда переместился в интернат для детей с психоневрологическими проблемами. Какой точно недуг был у ребенка, понятия не имею. Подробностей пока не нашел. Александр Гранкин жил в приюте до четырнадцати лет, потом умер.

– Четырнадцать лет? – изумился я. – Булкина сказала, что малыш скончался в клинике.

– Причина смерти Алика – инсульт, – сказал батлер.

– У ребенка? – изумился я.

– Ольге могли соврать, – предположил Борис, – ну чтобы она отстала, перестала им звонить. К сожалению, инфаркт мозга случается даже у новорожденных, редко, но бывает. Алика в детстве уронили головой о кафельный пол. Мальчик после этого тяжело заболел. Я уверен, что инсульт связан с падением Алика.

– А что с девочкой? – спросил я.

– Пока я обнаружил только вершину айсберга, – признался Борис, – точно известно, что ее определили в детдом на улице Верховой, это в области.

– Вот те на, – удивился я. – В столице ей места не нашлось?

– Сам удивился, – сказал батлер, – но, поскольку это дело давнее, я подумал, вдруг тогда как-то иначе все было. Стал изучать вопрос. Ан нет, Тату с пропиской в Москве должны были отправить в столичный интернат. Но что оказалось? Наталья Гранкина на самом деле имела регистрацию в Кулешове по месту жительства матери. Она и дети были прописаны в селе. Алик очутился в столичной клинике, а потом в московском детдоме из-за травмы. Специализированные детские учреждения для таких больных тогда были только в столице.

– Как так? – спросил я. – Почему они прописаны за городом?

Боря взял мышку.

– Похоже, подруги проделали какую-то махинацию с жильем. Лариса продала свою московскую квартиру Ольге, уехала из Москвы, поселилась в деревне в избе, которая ей досталась по наследству.

– Продала? – повторил я. – Странно!

Борис посмотрел на меня.

– Иван Павлович, речь идет о том времени, когда никакого порядка на рынке жилья не было. Черт-те что тогда творилось, простите за выражение. Эпоха расцвета черных риелторов, обмана стариков, у которых не было родни, зато имелись столичные квадратные метры. И сейчас мошенники есть, а тогда они стадами бегали. Что-то Булкина с Гранкиной задумали. У Ольги было непрестижное жилье в пятиэтажке первой серии…

– Стойте, стойте, – пробормотал я, – если память мне не изменяет, Булкина говорила о наличии у нее четырехкомнатной квартиры. А вот у Ларисы была крошечная однушка. Женщины съехались жить на территории Ольги, а конуру Гранкиной сдавали.

– Учитывая вашу прекрасную память и отменный слух, а также запись беседы… – завел батлер. – Вы же ее сделали?

Я поднял руки.

– Каюсь, грешен. Клиентка велела мне положить телефон на стол и выключить. Но она не учла, что мобильных может быть и два, и три. А у меня в придачу в кармане был очень чуткий звукозаписывающий аппарат. Мобильный может подвести, а в диктофоне я всегда уверен. Обманул я Булкину. Некрасиво, конечно, но…

– Иван Павлович, – остановил меня Боря, – вам не надо оправдываться. Закончим работу и уничтожим запись. Выпейте лучше чаю, залейте бунтующую совесть. Вы слукавили во время беседы с Ольгой. Невелик грех, если учесть, что полученные сведения нужны для помощи ей же. А вот госпожа Булкина ввела вас в заблуждение. Что весьма глупо, так как затрудняет нашу работу. На Ольгу Михайловну в те годы была записана крохотная двушка. Возможно, вы посещали такие квартирки. Пятиэтажка без лифта и мусоропровода, ее двушка была на первом этаже. Вошли в дом, сделали пару шагов, слева дверь в квартиру. Открыли ее, попали в тесный коридорчик, примерно метр длиной. Это, так сказать, прихожая. Два шага вперед – и у вас выбор, куда направиться. Например, налево, там второй коридор, он еще меньше первого. В нем дверь в совмещенный санузел. Втискиваетесь в него, справа сидячая ванна. Впереди умывальник, руки моете и умываетесь, передвигая длинный кран, прикрепленный к душу над ванной. Рядом расположен унитаз, он похож на детский горшок, который водрузили на высокую подставку. Выходите из санузла задом, развернуться в нем трудно. Ежели вам не надо освежиться, то идете мимо двери в ванную. Еще шаг, и кухня. Пять квадратных метров. Или четыре с половиной. Двухконфорочная плита, крохотная мойка и такой же разделочный столик. Использовать в этом пространстве хозяйки пытались не то что каждый сантиметр, а даже миллиметр. В «апартаментах» две комнатушки, в «большой» тринадцать метров, в маленькой семь.

– Некомфортно, – пробормотал я.

– Высота потолка два пятьдесят пять, – добавил Борис, – эти дома первой серии называли хрущобами. Свое имя они получили, потому что строить халупы решил Никита Хрущев, руководитель Советского государства. У него были благие цели, генеральный секретарь ЦК КПСС хотел расселить коммуналки. Потребовалось много дешевого жилья, которое должны были быстро построить. Люди выезжали из общих квартир, очень радовались собственным квадратным метрам. Своя ванная, нет расписания на двери, когда какая семья моется по утрам и вечерам. На кухне нет скандалов, все горелки твои! Въезжали в эти дома с песнями и слезами радости. Но вскоре понимали, что жить в этих хоромах трудно. Если чихнешь, то из соседних квартир кричат: «Будь здоров!» Не было никаких подсобных помещений. Где хранить лыжи, санки летом, велосипеды зимой? Куда спрятать ненужную детскую коляску? Сейчас-то она без надобности, малыш подрос, а вдруг второй появится? Не покупать же новую, это дорого! Повезло тем, у кого были гаражи, весь хабар стаскивали туда. А «безлошадным» что делать? И народ превратил в чуланы балконы. На них же и белье сушили. При первой возможности люди пытались уехать из этих «дворцов».

– Понятно, – остановил я поток объяснений Бориса, – мне повезло, я родился в семье писателя, отец купил просторную кооперативную квартиру. Мои одноклассники жили в таких же. А у Ольги все было иначе.

– Ее отца расстреляли, – неожиданно заявил батлер.

– По приговору суда? – уточнил я. – Или он попал в уличную перестрелку?

– Михаила Ивановича арестовали как члена банды врачей.

– Банда врачей? Но дело врачей было возбуждено в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году и быстро развалилось, потому что пятого марта умер Сталин.

– Ну это я так сказал: «банда врачей», – уточнил Боря, – все произошло, когда Ольге исполнился год. Семья тогда жила в приморском городке Марунинск. Михаил Иванович работал невропатологом в местной больнице, считался прекрасным доктором. Вскоре после рождения дочери на Михаила написали донос, дескать, он занимается подпольной частной практикой. Лечит людей с помощью капиталистического, чуждого советской стране метода под названием «гипноз».

Я потянулся за чайником.

– Надеюсь, вы шутите. Гипноз применялся в медицине с давних времен.

Борис показал на ноутбук.

– Здесь краткая информация. Могу поискать подробности. Пока я узнал лишь то, что Михаил Иванович вводил в состояние транса разных больных. Купировал таким образом панические атаки, разные страхи. Практиковал он не бесплатно. Больные понимали, что он лечит незаконно, но помалкивали, потому что до того, как прийти к Синяеву…

– Это фамилия отца Ольги? – перебил я батлера.

– Михаил Иванович Синяев, – кивнул Борис, – люди к нему обращались от безнадежности. Когда его арестовали, нашли у него обширный архив. Невропатолог заводил на клиентов карточки. Понятно, что стали опрашивать тех, кто прибегал к его помощи. Люди Синяева очень хвалили, говорили: «Никто не мог мне помочь, потом я случайно узнал про Синяева и выздоровел». Но, к сожалению, не всем так везло. Михаил Иванович взялся помочь женщине, которая до обморока боялась похода к стоматологу. Тряслась от ужаса, никогда не обращалась к дантисту. Понятно, что у нее развился кариес, потом пульпит, потребовалось удалить нерв. Бедняжка плакала от боли, но отказывалась от свидания с бормашиной. А потом в ее жизни появился Михаил Иванович, он загипнотизировал несчастную, отвез ее в клинику…

Борис оторвался от экрана.

– Иван Павлович, пока никаких подробностей я не знаю. Больная умерла в кресле дантиста. Выяснилось, что до нее у этого стоматолога погибли еще два человека, с ними тоже работал Синяев. Обоих врачей арестовали, стоматологу дали двенадцать лет, Михаила Ивановича расстреляли.

Я погладил Демьянку, которая положила голову мне на колено.

– Странная клиентка эта Булкина. Накормила меня ложью. Про квартиру нафантазировала. Про родителей сообщила, что они никогда ни в чем дурном не были замешаны. И вдруг такое!

Боря пошел в зону кухни.

– Возможно, она до сих пор не знает правды.

Глава 9

– Полагаете, что мать не рассказала девочке о судьбе ее отца? – предположил я.

– Екатерина Семеновна Синяева уехала с крошечной Олей в Москву. Где она жила, чем занималась, покрыто мраком. Есть информация, что, когда дочке исполнилось три года, у нее появился отчим. По странному совпадению он был полным тезкой родного отца – Михаил Иванович, но фамилия Воробьев. Он оформил брак с Екатериной и удочерил Ольгу.

Я взял ломтик сыра.

– Думаете, мать не открыла дочери правду?

– Вполне вероятно, – согласился батлер, – а вы бы решились рассказать ребенку, что ее отец расстрелян по обвинению в убийстве?

– Навряд ли, – после короткой паузы признался я.

– В маленьком городке шила в мешке не утаишь, – продолжал Борис, – а столица – идеальное место для того, кто решил исчезнуть.

– Мы отвлеклись от квартиры Гранкиной, – напомнил я.

– Верно, – согласился Борис, – возвращаемся. У Ольги Михайловны была неудобная двушка. А у Гранкиной – прекрасная четырехкомнатная квартира, которая ей досталась от покойного мужа.

Я почувствовал себя Ваней в стране лжецов.

– Покойного?

– Да, – подтвердил Боря. – Василий Петрович Гранкин, супруг Ларисы, сын академика. Он жил в прекрасных хоромах, они к нему перешли после того, как родители умерли. Василию на момент женитьбы на Ларисе пятьдесят стукнуло. А невесте только восемнадцать исполнилось. Она, наверное, происходила из необеспеченной семьи. Я не копался пока дотошно в ее биографии.

– Ольга говорила, что они с подругой ходили в один класс престижной школы, там богатые дети обучались, – вздохнул я. – Чем дольше вас слушаю, тем яснее понимаю: Булкина – та еще лгунья.

– Непременно пороюсь в биографии Ларисы, – пообещал Боря, – пока я узнал лишь самую малость. После школы она сразу выскочила замуж за Гранкина, а через год овдовела. По завещанию ей досталась отличная квартира, ну и еще что-то, наверное. У Василия Петровича никакой родни не было. Вдовий платок Лариса носила недолго, выскочила замуж во второй раз. И от этого супруга родила дочь Наташу. Ребенок не спас брак, он рухнул.

Я поморщился.

– Если верить Ольге Михайловне, что, как я понимаю, делать надо с оглядкой, то Лариса потом опять сошлась со вторым супругом. Алик – его сын.

Батлер пробежал пальцами по клавиатуре.

– Возможно, но мальчик записан как Гранкин, в графе «отец» у него прочерк.

– Мда, – крякнул я, – Ольга еще забыла мне сказать, что у Ларисы был первый муж. Впрочем, она могла считать эту информацию не важной.

– Примерно за год до смерти Лариса продала свою квартиру Ольге, – продолжал батлер, – сама, как я уже говорил, переехала в село. Но, может, обмен произошел только на бумаге? Лариса по-прежнему жила на старом месте, а Ольга в своей халупе? Просто на Булкину теперь были записаны две квартиры: неудобная малогабаритная двушка и роскошные апартаменты Гранкиной. Что они задумали? Ума не приложу!

– Был какой-то план, он не осуществился из-за смерти Ларисы, – предположил я. – Во время самоубийства матери Алику было семь месяцев?

– Восемь, – поправил Боря.

– А где его биологический отец? – поинтересовался я. – Куда он исчез?

– О нем в документах нет ни слова. Я нарыл пока обрывки информации, в четкую картину они не складываются, – смутился секретарь. – Иван Павлович, Ольгу Михайловну можно считать обеспеченной женщиной. У нее есть загородный коттедж. Но это не дворец, просто добротный дом вблизи Москвы. У нее просторная квартира в Центральном округе, новая иномарка. Судя по документам автоинспекции, Булкина меняет машины раз в три года. Она владелица не очень большого бизнеса, в ее клинике работают шесть специалистов, твердого заработка у них нет, они получат процент от суммы, которую клиент вносит в кассу. Ольга летает отдыхать за границу. У ее сына свое жилье, они с женой прописаны не у Булкиной. Деньги у Ольги есть, это не миллиарды, но у нее можно потребовать приличную сумму. Наша клиентка вполне могла стать объектом шантажа. Но при чем тут Алик? Почему деньги вымогают, используя образ несчастного ребенка? Какое отношение он имеет к гадалке-астрологу? Почему именно умерший малыш выбран для того, чтобы пугать Булкину? Пока ничего порочащего ее я не узнал. Два брака. Первый, с мужчиной по фамилии Кузнецов, быстро распался, – уточнил Боря. – От Кузнецова на свет появился сын Сергей. Второй союз с Булкиным тоже недолго продержался…

– Возможно, кто-то из бывших супругов решил, что пора ему Ольге отомстить за какую-то обиду, – предположил я.

– Нет, – возразил батлер, – они оба покойники. Первый погиб на дороге, второй умер от болезни. И скончались они давно.

– Кто из посторонних может знать о младенце, которого сестра уронила на пол? – пробормотал я. – Кто решил мстить Ольге Михайловне и почему? Чего добивается шантажист? Полагаю, заверения Булкиной об отсутствии в ее биографии порочащих поступков являются ложью. Есть нечто, чем даму можно шантажировать, но она не сообщила об этом мне, потому что боится признаться даже детективу.

– Глупо, – оценил поведение Ольги Борис. – Как можно вести поиск преступника, не зная полной картины? И вы правы, с какого боку тут Алик?

– Еще непонятный финт с квартирой Ларисы, – заметил я. – Почему она фиктивно продала ее подруге? Гранкина-то осталась жить на месте. Из окна своих апартаментов она и выпрыгнула.

– Надо спросить Булкину, – посоветовал Боря.