Глава 9

Увидев в моих руках коробку, Суля не сумела скрыть радости.

– Давайте его сюда! – потребовала она.

Я поставила упаковку в центр стола.

– Сначала стулья ^[7].

– Какие? – округлила глаза девушка.

– Забудь, – улыбнулась я, – это шутка. Прежде чем стать обладательницей плеера, ты должна дать мне интервью.

– Спрашивайте, – кивнула Суля.

– Фира долго работала горничной?

– Около года, – задумчиво произнесла девушка. – Сначала радовалась, что ей повезло, потом жаловаться принялась. Действительно, несправедливо получилось.

– Хозяева мало платили? Или оскорбляли прислугу?

Суля с тоской покосилась на пустую тарелочку, где раньше лежали пирожные.

– В «Парадизе» хитрая система, домработница включена в квартплату. Фирке в конторе конверт выдавали. Ясно?

– Не совсем.

– Дом-то пустой, – объяснила Суля. – У богатых свои причуды, напокупали квартир.

– Забавно, – кивнула я.

– У одних по пять спален на одного, а нас шесть человек в двушке, – вздохнула Суля. – Разве это честно?

– Жизнь вообще несправедлива, – пресекла я ее попытку жаловаться на судьбу. – Давай-ка о Фире. Что плохого случилось у Ветровых?

– А ничего, – надулась девчонка. – Белье постирай-погладь, ботинки почисти, полы помой, пыль протри. Как утром в семь на работу заявишься, так до восьми юлой и крутись.

– Катерина приказывала Фире мыть полы зубной щеткой?

– Скажете тоже! – фыркнула Суля. – Конечно нет. Хватало обычных дел.

– Если Фира тяготилась службой горничной, ей следовало пойти учиться, – менторски заявила я. – А если ничего другого не умеешь, приходится с тряпкой в руках носиться.

Суля вынула из сумочки сигареты.

– Мы с Фиркой в одной группе учились, – пояснила она. – Но у нее мать умерла, а отец не растерялся и через месяц женился. У мачехи две своих дочки. Вот она мужу и сказала: «Нечего Фирке у тебя на шее сидеть, пусть работает. Образование и вечером получить можно, так многие делают, и никто не помер».

– Ясно, – кивнула я. – И Фира пристроилась в «Парадиз». Странно, однако, что в пафосный дом взяли девочку без опыта.

Суля повертела в пальцах сигарету.

– Ну теперь уже можно рассказать… Фирка любовь с Герой Выгузовым крутила. А отец Герки в «Парадизе» главный электрик…

– Можешь не продолжать. Понятно.

– Только не повезло Фире, – вздохнула Суля, – у остальных горничных лучше получилось.

– Полагаешь?

– Конечно. Они просто в служебном помещении сидели, – затарахтела Суля, – телик зырили, задницы на стульях полировали. А Фирка туда-сюда носилась, в доме-то одни Ветровы жили. Остальные жильцы редко показывались, у них раз в десять дней пыль с мебели сметут, и шоколадно. Зарплата же у всех горничных одинаковая. Где справедливость?

– С этим мы разобрались! – шлепнула я ладонью по столешнице. – Уже договорились: в мире нет справедливости. Что Фира рассказывала о Ветровых?

– Ну… ничего.

– Совсем? Не может быть.

– Ерунду всякую.

– Выкладывай.

– Ну… телика у них не было. Представляете? Вообще! Они его не смотрели! Никогда! Зато музыку слушали. Аппаратура навороченная! И пластинки хозяин покупал, все, типа, Чайковский. Цирк! Еще у Олега аллергия, поэтому у них животных не было. – Суля наморщила лоб, вспоминая. – Катерина дома не готовила, но у них всегда в холодильнике полно деликатесов. Один раз Фирка растворимый суп себе развела, так хозяйка ей по первое число вломила: «Не желаю эту гадость нюхать! Хочешь жрать – ступай в рабочую столовую, здесь тебе не харчевня». Вот сука!

– Какие отношения были у хозяев?

– Хорошие, они не ругались. Прямо любовь-морковь! Фирке через день постельное белье менять приходилось. Понимаете?

– Кто к ним в гости заходил? – не успокаивалась я.

– Тихо жили, оргий не устраивали. Из дома на работу и назад. Это Олег. А Катерина по тусовкам бегала. Но у нее служба такая, – захихикала Суля. – Ловко некоторые устраиваются! И развлекутся, и пожрут, а оказывается – они пашут. Мне бы так!

– Фира жаловалась на сердце? – сменила я тему.

– Не-а.

– Она часто болела?

– Даже насморк не цепляла, – заверила Суля. – Когда ее в «Парадиз» брали, то заставили диспансеризацию пройти, анализы сдать. Так местный доктор прямо поразился, сказал Фирке: «Ты уникум. Девяносто процентов населения Земли являются носителями вируса герпеса, а у тебя никаких следов этой гадости. Проживешь триста лет». Сглазил, сволочь!

– А при каких обстоятельствах Фира умерла?

– В магазине, тут близко, – махнула рукой Суля. – Пошла босоножки покупать на лето, мерила обувь и упала. Продавщица сначала решила, что она пьяная, потом доперла и «Скорую» вызвала. Но разве к обычному человеку быстро приедут? Когда врачи заявились, Фирка уже… того…

Суля зашмыгала носом.

– Фира не упоминала о письме?

– Каком?

– Может, кто-то попросил ее передать Катерине конверт?

– Не знаю.

– Она не находила у двери хозяев записку?

– Какую? – изумилась Суля. – От кого?

– Не важно. Хоть что-нибудь странное с твоей подругой за некоторое время до смерти случалось?

– Вы о чем? – растерялась собеседница.

– Тебе виднее, – сказала я. – Допустим, с ней в метро познакомился интересный парень, или она нашла кошелек с деньгами, получила предложение поехать на Мальдивы…

– Ничего такого не было, – вяло улыбнулась Суля.

– Ну подумай хорошенько… – уговаривала я девицу.

– Обычная суета. Хотя… Фирка на красивый купальник копила, а заначку дома под своей кроватью держала. Там уже прилично набралось, и вдруг деньги пропали. Их мачехины дочки сперли, но не признались, – возбудилась Суля. – У Фирки денег вообще не осталось! Ни копеечки! Мерзавки все уперли! Вот гадюки!!! Фирка отцу пожаловалась, тот жене сказал, а она…

– Это неинтересно, – остановила я ее.

– А больше – ничего, – развела руками девушка.

– Ты хвасталась, что Фира не имела от тебя тайн!

– Верно.

– И какие у нее были секреты?

Суля опустила глаза и принялась пальцем гонять по столешнице крошку от пирожного.

– Некрасиво чужие тайны выбалтывать, – заявила наконец она.

– Ты получила плеер, – напомнила я.

Девушка быстрым движением схватила со стола коробку, положила ее себе на колени и затараторила:

– С Герой она спала. Фирку отец убил бы, узнай он правду. Ваще-то они пожениться хотели, но Фира красавчика с другой поймала, вот и разбежались. Герка ее тока-тока в «Парадиз» пристроил! Получила работу, а парня упустила. А потом и вовсе померла!

Суля взяла бумажную салфетку и промокнула глаза.

– Все, – подытожила она, – больше ничего!

– Подумай!

Девушка нахмурилась.

– В школе она уроки прогуливала! В субботу на занятия не приходила.

– Еще про детсад расскажи! – возмутилась я.

– Это я плохо помню, – на полном серьезе ответила Суля, – может, там и было чего, да только в мозгах не задержалось.

Я протянула ей свою визитку.

– Вдруг на ум придут интересные детали, сделай одолжение, звони в любое время дня и ночи. А как с тобой связаться?

– По мобиле Фиры, он теперь мой, – заявила Суля. – Так я пойду?

– Выходит, ты получила плеер ни за что, – сказала я.

Суля хитро прищурилась:

– Вы его сами покупали, никто вас не заставлял.

– Действительно. Главное в жизни – не растеряться.

– Обидеть меня хотите?

– Вовсе нет, просто размышляю вслух. Кстати, если вещь получена обманом, она долго не прослужит, – решила я испортить Суле настроение.

Она быстро прижала к себе упаковку с техникой.

– Я аккуратная, не сломаю.

– Где находится магазин, в котором умерла Фира?

– Рядышком, – девушка ткнула рукой в сторону метро, – прямо у газетного киоска.

Не поблагодарив Сулю, я вышла на улицу и двинулась в указанном направлении. Так, где тут лавка с ботинками?

Сначала на пути мне попался вагончик с шаурмой, затем будка, торгующая журналами, потом замызганный стеклянный павильончик без вывески, на двери которого белело объявление. Я подошла и прочитала текст, написанный аккуратным женским почерком: «Мастерская одежды. Зашить одно место сорок рублей». Плохое настроение разом улетучилось. Нет необходимости покупать сборники анекдотов, достаточно просто посмотреть по сторонам. Вон чуть поодаль магазин с милым названием «Малышок». Все бы ничего, но встык к этой вывеске прикреплена другая: «Пиво, водка, сигареты». Ну и что получилось? «Малышок. Пиво, водка, сигареты». А что имели в виду хозяева салона красоты, назвав его «Кенгурия»? Там делают прически и макияж сумчатым? Или клиенты после посещения стилиста все как один походят на животное с сумкой на брюшке? Впрочем, вероятно, основное направление заведения эпиляция меха кенгуру восковыми полосками. И, похоже, магазин «Хлебурия», расположенный рядом, принадлежит тому же хозяину.

А вот и «Сапог-мегаход», мне явно нужно сюда.

В небольшом зале, заставленном стендами с обувью, тосковала за кассой ярко накрашенная брюнетка.

– Скидок нет! – лениво протянула она, не отрывая глаз от журнала. – Цены фиксированы, мы не торгуемся.

Я подошла к красавице и помахала перед ее носом рабочим удостоверением.

– Вау, опять! – встрепенулась продавщица. – Вы из-за той девки, что у нас померла? Ну ё-моё! Не вчера же случилось!

– Верно.

– Ну, блин, надоели! Я вашим ментам все рассказала! – злилась брюнетка.

– Давайте еще раз попробуем.

– А работать когда?

– Здесь нет ни одного покупателя, – улыбнулась я. – Если они появятся, прервемся.

– Хозяин у нас болван, – неожиданно пожаловалась торговка. – Вы только гляньте! На дворе июнь, а на полках одни сапоги! И никакого сэйла, ни рубля не скинул! Сказал: «Говорите людям, что прибыла новая коллекция, к сезону осень-зима готовимся, первыми хотим быть». Анекдот! Первее никого нет, мало долдонов, которые в июне валенки людям впарить хотят. Вчера я только стельки продала в лыжные ботинки!

– Куда? – засмеялась я.

Продавщица оперлась локтями на прилавок и тоже хихикнула. Но подтвердила:

– Точно-точно, мужик купил стельки в ботинки для лыж.

– Зачем они ему в жару?

– Да идиот какой-то, – сообщила брюнетка, – явно из дурки смылся.

– Тебя как зовут? – я решила перейти с продавщицей на «ты».

– Клеопатра.

– Красиво, – улыбнулась я. – Со мной проще – Лампа.

Клеопатра подняла голову к потолку:

– Погасла? Которая?

– Меня так зовут – Лампа!

Продавщица снова захихикала.

– Я думала, тока мои предки дураки, но твои, получается, еще круче. Свои зовут меня Клёпой. Ладно, спрашивай.

– Помнишь, что случилось с девушкой?

– А то нет! – поежилась Клёпа. – Не каждый день в магазине покупатели мрут. Ох и влетело мне от Рахмета…

– От хозяина?

– Ага.

– За что?

– Не понравилось ему появление милиции. Орал, как взбесившийся барсук: «Почему ты разрешила бабе тапки тут отбросить?» А я откуда знала? На ней не было написано: «Сейчас помру». Выглядела нормально, разговаривала вежливо, потом брык – и нету.

– Давай-ка подробно, в мельчайших деталях.

Клёпа скривилась.

– Пожалуйста! – взмолилась я. – У меня тоже есть начальник, вроде твоего Рахмета. Если не нарою интересных сведений, скандал закатит.

– Это они могут, – с сочувствием кивнула брюнетка. – Погоди, щас все вспомню.

Я вся превратилась в слух.

День, когда скончалась Фира, начался для Клёпы крайне неудачно. Утром она порезала палец, запачкала кровью белую юбку, а потом, открывая магазин, попала по больному месту щеколдой, и красные капли оросили футболку. Кое-как застирав ее, Клёпа устроилась за кассой, и тут косяком пошли идиотки. Они входили в торговый зал, окидывали взглядом полки и, произнося одну и ту же фразу: «Сапоги не нужны», – быстро уходили прочь.

Ни одна из них не удосужилась пройтись по залу. А на одном стеллаже, между прочим, полно босоножек. Конечно, продавщице следовало сказать об этом женщинам, но Клёпа, расстроенная из-за травмированного пальца и двух испорченных вещей, предпочитала помалкивать. В конце концов, она получает твердый оклад, ей плевать на выручку Рахмета.

Около полудня наступило затишье, Клёпа спокойно читала журнал, когда в магазинчик вошла худенькая девушка. В отличие от остальных, она внимательно изучила ассортимент и спросила:

– Зелененькие сабо тридцать восьмого размера есть?

Клёпе страшно не хотелось шевелиться. Чтобы отделаться от покупательницы, она уже хотела соврать: «Нет, остались лишь маленькие». Но девушка вдруг сказала:

– Знаете, я копила на купальник, да заначку стырили. А тут деньги мне неожиданно перепали, вот и хочу обновку купить. Боюсь, как бы бабки опять не украли.

– Сейчас принесу, – устыдилась Клёпа и пошла в подсобку.

Когда она вернулась, в торговом зале творилось форменное безобразие. По залу с визгом носились озорники детсадовского возраста. Малыши уронили часть сапог, а их мамаша – растрепанная черноволосая смуглая тетка, – держа на руках худосочное создание в красном чепчике, сосредоточенно изучала ассортимент.

Клёпа сунула девушке коробку с сабо и возмутилась:

– Здесь не парк развлечений!

– Я хочу купить сапоги, – заявила баба и села на банкетку.

Дети, поняв, что мать временно забыла о них, устроили новый шабаш. У Клёпы закружилась голова, к горлу подступила тошнота.

– Успокойте их, – попросила она женщину.

– А то ж детки! – отмахнулась мамаша. – Им положено шуметь!

– Они другим мешают, – возразила Клёпа. – Видите, у окна девушка обувь примеряет.

– Заткнитесь! – заорала мамаша на ребятишек. Они перестали визжать, зато завелся карапуз у нее на руках – завизжал, как поросенок, увидевший хозяина с тесаком в руке.

– Как вы их выносите? – не сдержалась Клёпа.

– Кого? – изумилась покупательница.

– Детей! – рявкнула продавщица. – С ума сойти можно от их гвалта!

– Че? Сюда надо одной заходить? – пошла в атаку тетка. – Кровиночки мои тебе поперек горла? Своих родить не можешь, так чужих ненавидишь? Думаешь, эксклюзивом торгуешь? Говнодавы одни на полках стоят!

Клёпа вообще-то не дает себя в обиду, наглых хамок она легко ставит на место, но в то мгновение ей неожиданно стало совсем плохо. Желудок, словно скоростной лифт, стартовал вверх, лоб похолодел, а уши, наоборот, горели огнем.

– Наверное, на меня так суета подействовала, – объясняла она мне сейчас, – столько капризных детей разом к нам не заходило. Ну приведут одного, двух, те сядут на диванчик и ждут. А чтобы так носиться… Вот поэтому башку мне и заломило.

В общем, Клёпа чуть не свалилась в обморок. У нее сильно застучало в ушах, заколотилось в груди, задергалось в низу живота. И вдруг внезапно наступила тишина.

– Больше я сюда ни ногой! – ворвался в уши Клёпы противный голос многодетной мамаши. – И всем во дворе расскажу, как здесь покупателей встречают! Пошли, ребята!

Малыши высыпали на улицу, тетка ушла следом.

– Я еле-еле в себя пришла, – вздохнув, сказала Клёпа. – Прямо колотило всю! Такое ощущение было, будто я пьяная, и спать хотелось. Я еще подумала: замуж выйду – больше одного не рожу.

– Я тоже не люблю шума, – согласилась я.

– В клуб я нормально хожу, а ведь там музыка орет, и ничего! – недоумевала Клеопатра. – Но тут меня натурально повело!

– День с утра не задался, ты понервничала из-за пальца, – посочувствовала я. – Или, может, погода менялась, вот давление и запрыгало. И еще. Чужие дети вообще раздражают. Своим-то простишь любое безобразие, а посторонним нет.

– Знаешь, что меня больше всего обозлило? – призналась Клёпа. – Ладно, мелкие шкодили, что с них возьмешь, они ж маленькие. Мамаша, дура, нарожала сто штук, а воспитать не может. Но с ней девчонка была, уже взрослая. Так та сидела и вязала! Видела, как братья и сестры безобразничают, а не остановила их.