Глава 3

Решив собрать самые необходимые вещи, я сходила в наш разрушенный дом. На участке вовсю кипела работа. Бригада строителей разбирала завал. На первом этаже три женщины споро укладывали в ящики неразбившуюся посуду и кухонную утварь. Я попросила их отдельно упаковать минимум необходимых для жизни на даче вещей, потом вытащила из своего шкафа кое-какие шмотки, вернулась в домик для гостей и принялась складывать сумку. Внезапно мне на глаза попались грязные джинсы и мятая футболка.

Я разозлилась на себя: надо же, успела обзавестись барскими привычками. Жизнь с домработницей приучила меня не думать о стирке и глажке. Вечером, особо не напрягаясь, я кидаю в кресло одежду, а на следующий день она оказывается выстиранной и выглаженной. Но сейчас я не дома, а в гостях, Ирка же лежит со сломанной лодыжкой, а «Канди» погибла под обломками, придется стирать брюки в тазу.

Я взяла джинсы и решила проверить карманы. Очень хорошо помню, как несколько лет назад я засунула в стиральную машину курточку, в которой лежала записная книжка Кеши. Сами понимаете, в какой гнев впал Аркадий, обнаружив у себя на столе изумительно чистый, абсолютно без всяких записей блокнот.

Внезапно пальцы нащупали что-то плоское, я вытащила слегка помятый конверт и цокнула языком. Надо же! Как я могла забыть! Раненый шофер попросил меня передать письмо некой Кларе. Я же хотела отдать послание милиции, но, узнав о несчастье в Ложкине, забыла про все. Кстати, меня обещали вызвать в качестве свидетеля и не позвонили. Хотя следователь небось пытается соединиться со мной, я дала телефон дома, но провода оборваны, аппарат не работает, номера моего мобильного он не знает. Вот чушь собачья!

Я повертела заклеенный конверт. Ни адреса, ни телефонного номера, вот имя женщины я помню хорошо – Клара. Ну-ка попробуйте найти ее, без фамилии! Может, адрес есть внутри?

Пару минут я колебалась. Совать нос в чужие письма более чем неприлично. Мне бы жутко не понравилось, начни кто-нибудь изучать мою корреспонденцию, но сейчас что делать?

Я все-таки вскрыла конверт и вытащила из него доллары, мятые, достаточно старые, видно, давно ходящие по рукам. Кстати говоря, мне такие нравятся намного больше, чем новенькие хрустящие банкноты. Последние запросто могут оказаться фальшивыми, а истертые баксы гарантированно настоящие. Пять купюр, все по сотне. Еще я обнаружила записку, на которой круглым, ровным почерком было выведено: «Аня Кауфман, Институт полиграфии и печати».

Я повертела деньги в руках. Пятьсот долларов – большая сумма, просто так ее шоферу никто не даст. У нашей семьи нет наемного водителя, мы просто не нуждаемся в его услугах, потому что сами великолепно водим автомобили, а вот у Сыромятниковых служит молодой человек по имени Гена, и я знаю, что его зарплата как раз и составляет полтысячи американских рублей. И как теперь поступить?

Я схватила трубку.

– Да, – проорал полковник, – говори скорей, недосуг мне болтать.

– Фу, как грубо! – возмутилась я. – Небось служебная инструкция предписывает тебе вежливо сказать: «Дегтярев», а не вопить, словно голодный бизон.

– По своему мобильнику я разговариваю как хочу! – перешел в диапазон ультразвука приятель. – Что тебе надо?

– Помнишь, я рассказывала о раненом шофере?

– Быстрее!

– Меня обещали допросить как свидетеля и молчат.

– Значит, ты им не нужна.

– Но я очень…

– Это все?

– Нет!!!

– Что еще?

– Надо узнать имя водителя и в какой больнице он лежит!

– Зачем?

– Ну… понимаешь, я нашла…

– Потом побеседуем.

– Но…

Внезапно Дектярев совсем елейным голосом просюсюкал:

– Леночка? Вы сегодня чудесно выглядите! Заходите, садитесь. Чай? Кофе? Или, может, сходим в кафе? Это рядом, в двух шагах. Рекомендую данное заведение: мороженое, кофе, тихая музыка…

– Ты с кем разговариваешь? – возмутилась я.

– Я занят, – зашипел в трубку полковник, – пришла важная свидетельница, надо ее приветить, мне просто категорически не до тебя с твоими глупыми вопросами, позвони позже, а еще лучше – покалякаем дома, вечером.

Я не успела произнести и звука, как из трубки понеслись короткие противные гудки. Сказать, что я обозлилась, – это значит ничего не сказать. Ах вот оно что! Леночка! Сюсю-мусю! Со мной, между прочим, Дегтярев никогда так не говорит! И в какое кафе он собрался повести эту тетку? Небось она жуткая уродина! Отвратительная баба! «Мороженое, кофе, тихая музыка». Лысый Ромео! Ну погоди!

Задохнувшись от возмущения, я вновь принялась набирать номер сотового полковника. О черт, сорвалось! Попробуем снова, восемь… пи-пи-пи! Беда с этими кривыми номерами. Дегтяреву нужно давно приобрести прямой номер. Но каждый раз, когда кто-нибудь из домашних говорит ему: «Александр Михайлович, до тебя трудно дозвониться», полковник начинает возмущаться: «С моей зарплатой я только такой номер себе могу позволить».

Конечно, если разгуливать с бабами по ресторанам, никаких средств не хватит! Кстати, меня Дегтярев в кафе не приглашал ни разу! «Леночка»!

Наконец мне удалось соединиться с приятелем.

– Сейчас я временно не могу ответить на ваш звонок, – послышался ровный голос полковника, – оставьте свое сообщение после звукового сигнала.

Я просто задохнулась от возмущения. Нет, каков! У него явно свидание! Выключил мобильный! Невиданное дело! Александр Михайлович даже ночью не отсоединяет аппарат. Сейчас же часы показывают полдень, а у него голосит автоответчик!

– Надеюсь, ты не заказал своей Леночке три порции взбитых сливок, – прошипела я, – это слишком калорийное кушанье для дамы. И потом, у нее начнется понос, не забудь приобрести имодиум. Подумай о своем давлении, не пей много, на улице жара. Кстати, ты уверен, что Леночке так уж нравятся толстые, лысые, одышливые мужики предпенсионного возраста, похожие на старых мопсов? Проверь по своим каналам, может, она судимая и хочет с твоей помощью получить «чистый» паспорт.

Произнеся эту тираду, я сунула в сумочку телефон с конвертом и пошла к двери. Съезжу в институт полиграфии к этой Ане. С легкостью отыщу ее, небось там не ходят по коридорам стада дам по фамилии Кауфман. Наверное, Аня знает, кто такая Клара.

Сев в «Пежо» и набрав на своем мобильном номер справочной, я мигом выяснила адрес института полиграфии и понеслась туда со всей мыслимой скоростью.

Проработав большую часть своей жизни в заштатном вузе, я очень хорошо знаю, что всеобъемлющей информацией о сотрудниках обладают тетки, сидящие в учебной части. Иногда даже кадровик не столь осведомлен, у него имеются лишь официальные данные: родился, учился, женился. А дамы, половину трудового дня посвящающие чаепитию, моментально выложат вам ценные сведения: Иван Иванович содержит любовницу, берет взятки, обожает коньяк и несовершеннолетних девочек. Короче, если хотите узнать о всех подноготную, ступайте в учебную часть, не прогадаете.

Войдя в большую комнату, где за обшарпанными столами восседали разновозрастные женщины, я снова ощутила себя нищей преподавательницей французского языка. В моем институте в учебной части был точь-в-точь такой же «пейзаж»: парочка допотопных шкафов со стеклянными дверцами, на которых висят сосборенные занавесочки, огромный железный шкаф, носящий гордое имя «сейф», штук шесть исцарапанных стульев и политическая карта мира на стене. Вот только электрочайник тут был другой, беленький, пластмассовый, а не железный, блестящий, и инспекторши щеголяли в китайских кофточках. В мое время они носили финские трикотажные костюмы.

– Что вам надо? – суровым голосом осведомилась одна из гарпий.

– Подскажите, где я могу найти Аню Кауфман?

– В лаборатории, – вежливо ответила другая служащая, сидевшая у окна, – спуститесь в подвал, комната три. Только скорей всего ее на месте нет. Аня не каждый день на службу ходит.

– А должна бы, как мы, от понедельника до пятницы тут париться за копейки, – недовольно протянула баба, перелистывавшая бумаги.

Я сбегала вниз, обнаружила на двери замок и вернулась обратно.

– Ну, что еще? – пробормотала инспекторша в неимоверно яркой зеленой кофте.

– Там закрыто.

– Вам же сказали, Кауфман ходит на службу два раза в неделю.

– А где она сейчас?

– Понятия не имею, дома небось.

– Булочки трескает, с маслом, – хихикнула самая молоденькая из них, – очень подходящая для Аньки диета.

– Не подскажете ее телефон? – попросила я.

– Права не имею, – отрезала та, что в зеленой кофте, – вы вообще кто такая?

Я оглядела убогое помещение, сердитых теток и, не успев подумать как следует, ляпнула:

– Разрешите представиться, баронесса Макмайер, приехала из Парижа.

Четыре пары глаз впились в меня, четыре челюсти упали на грудь. Я горько пожалела о сказанном, небось после подобного заявления бабы обозлятся и не захотят со мной общаться.

Первой пришла в себя молоденькая.

– По-русски-то вы как мы говорите, – недоверчиво протянула она, – я тоже могу английской королевой назваться.

Еще раз поругав себя за глупость, я выудила из сумочки паспорт гражданки Французской республики и положила его на ближайший стол. Женщина, сидящая за ним, схватила документ и растерянно прочитала:

– Дария Васильеф.

– Дарья Васильева, – поправила я ее, – в документе не указывается титул. Мой муж – барон Макмайер, а сама я эмигрантка, родилась, училась и работала в Москве, отсюда и безупречное владение русским.

– Катя, – растерянно представилась тетка.

– Везет же некоторым, – с завистью протянула зеленокофточная.

– А зачем вам Анька? – жадно спросила Катя.

– Лечу из Парижа в Токио, – я принялась лихо врать, – в Москве всего на один день, меня попросили Ане посылочку передать.

– Можете у нас оставить, – предложила самая молодая.

– С ума сошла! – возмутилась Катя. – Еще сопрет кто, а нам отвечать. Пишите Анькины координаты, она тут под боком живет, через дом от института, небось на диване сейчас валяется.

– Не каждому так повезет, – пробубнила зеленая кофта, – две секунды до работы! Небось поэтому и толстая такая.

Глава 4

Сев в машину, я набрала номер: занято. Потом, включив автодозвон, посмотрела в окно: над Москвой колыхалась жара. Все-таки человек неблагодарное создание: если на улице мороз, он ноет и жалуется на холод, а стоит яркому солнышку взмыть над городом, как опять все недовольны, теперь нам жарко и душно. Кто ж виноват, что в нашем климате комфортных дней с температурой +25 градусов по Цельсию без дождя и ветра случается три, от силы четыре за год? Все остальное время либо холодно, либо жарко. Однако эта Аня просто удавилась на телефонном шнуре. Сколько можно болтать? Лично у меня терпение заканчивается на второй минуте. Хотя если вспомнить Машку, то разговор может затянуться и на три часа! Ладно, навещу Аню без предупреждения. Вон ее дом, буквально в одном шаге отсюда.

Когда госпожа Кауфман распахнула дверь, я невольно ойкнула. На пороге высился равносторонний квадрат: ширина примерно метр шестьдесят и высота такая же. Сверху, на прямых плечах, без всяких признаков шеи сидела крохотная голова со вздыбленными волосами.

– Вы ко мне? – неожиданно красивым, мелодичным голосом осведомилась женщина.

– Бога ради, простите, – забормотала я, – пыталась длительное время безуспешно дозвониться…

– Телефон сломан, – спокойно объяснила «квадратная», – мастера жду, а вы вообще кто?

– Можно войти? – улыбнулась я. – А то на лестнице как-то не слишком удобно.

Аня со вздохом посмотрела на меня. Ее темно-карие глаза пробежались сначала по моему лицу, затем по фигуре, слегка задержались на кофточке, оценили ее и остановились на джинсах… Наконец хозяйка приняла решение:

– Ладно, входите, только снимите туфли, вот тапочки, и обязательно помойте руки.

Я вошла в выскобленную до блеска прихожую, сменила обувь и под конвоем хозяйки была препровождена в ванную комнату.

– Кран сильно не открывайте, – велела Аня, – забрызгаете все, и мыло аккуратно положите.

Я оглядела выстроенные по ранжиру, идеально вытертые баночки и флакончики, полотенца, строго параллельно висящие на сушке, фен, помещенный в специальную подставку, и поняла: судьба занесла меня к классической старой деве.

Вообще говоря, дамы, никогда не выходившие замуж, не имевшие ни детей, ни любовников, к определенному возрасту распадаются на несколько групп. Одни пылают страшной ненавистью ко всему живому, особое неудовольствие у таких особ вызывают шумные малыши, хорошенькие девушки и нежно целующиеся парочки. Другие, наоборот, превращаются в чадолюбивых тетушек, воспитывающих племянников. Так вот, вторые, как правило, бодрые оптимистки, наплевательски относящиеся к домашнему хозяйству. Убрали кое-как – и ладно. Постирали, а гладить необязательно. Зато первые превращают чистоту в фетиш. Полы в квартире моются по семь-восемь раз в день, кухонные тряпки кипятятся, а потом гладятся с двух сторон, все чашки в буфете поворачиваются ручками в одну сторону. И горе тому, кто нарушит заведенный порядок.

Чуть ли не за руку Аня привела меня на кухню, которая по чистоте напоминала операционную, и указала на пластиковый стул с жестким сиденьем.

– Садитесь.

Сама же хозяйка устроилась в удобном, мягком кресле. Я сделала вид, что не поняла Аню, и попыталась, проигнорировав стул, шлепнуться во второе комфортное кресло, но хозяйка была начеку.

– Вам на стул, – железным тоном заявила она.

Пришлось покориться. Очевидно, после ухода гостей она относит пластиковое сидалище в ванную и там обрабатывает его хлоркой.

– Слушаю вас, – пропыхтела Аня.

Я вытащила конверт.

– У вас есть знакомая по имени Клара?

Брови толстухи взлетели вверх, в глазах заплескалось совершенно искреннее изумление.

– Кто?

– Среди ваших подруг нет случайно Клары? – повторила я.

– Нет, – покачала головой Аня. – Она чего, немка?

– Кто? – растерялась я.

– Клара ваша, не русское имечко. И вообще, зачем вы явились?

Я положила конверт на стол и как могла объяснила ситуацию. Аня взяла доллары и усмехнулась:

– Понятно! Вот придумали историю! Клара, шофер! Наврали, нафантазировали, чего правду-то не сказали? Вам где мой адрес дали?

– В институте, в учебной части.

– Катя?

Я на всякий случай кивнула.

– Во народ! – восхитилась Аня. – Ну все просто умалишенные. Нет бы попросту, нормально объяснить: «Анечка, меня направила Катюша, проверьте баксы». Какой стыд-то в этом? Фальшивых купюр сейчас полно…

Продолжая бубнить, она встала, тяжело переваливаясь, дошла до шкафчика, вытащила оттуда лупу, коробку, кисть и, сев снова к столу, начала священнодействовать.

Сперва Аня изучила купюры при помощи увеличительного стекла, а потом, невесть зачем, засыпала их порошком из коробки, смела его кистью, посветила на ассигнации чем-то похожим на карманный фонарик, помяла их в пальцах и сообщила:

– Без обмана, все чисто.

Я решила подыграть ей и сурово поинтересовалась:

– Точно? Не ошиблись?