Цитаты из книги «Черт из табакерки»

Темочка – замечательный двоечник. Больше всего на свете он любит покушать, причем особых пристрастий в еде не имеет. Ест все подряд, ему нравится сам процесс. Результат налицо, вернее на теле. Весит Темка значительно больше меня, впрочем, это неудивительно. Учение дается ему с трудом: ну не лезет наука в детскую голову. В дневнике ровными рядами стоят двойки, но в четверти, да и в году волшебным образом выходят вожделенные тройки, и Темочка переползает в следующий класс. Впрочем, любым чудесам находятся вполне реальные объяснения. Во-первых, Темка милый и абсолютно неконфликтный ребенок. Учителя частенько используют его в качестве тягловой силы: просят донести до дома неподъемную сумку с тетрадями или переставить парты. Артем никогда не отказывает, его любят, и учительская рука сама собой выводит «удовлетворительно».

– И это все? – А чего надо? – удивился мужик. – Государство заботится о таких людях. Еще хуже. Спаси нас, господи, от необходимости просить у нашего государства помощи.

– Вот предположим, нашла на улице человека без памяти, что делать? – Как это нашла, – буркнул мужик, – валялся в канаве?

Приехавшая «Скорая» тут же вызвала милицию: Зоя умерла. Началась томительная процедура. Сначала прибыли два парня, которые изъяснялись как индейцы, или глухонемые, в основном знаками с небольшой долей междометий. – А-а-а, – пробормотал один, – ты, это, того, в общем. – Да, – отреагировал другой, – оно, конечно, надо бы. – Ну давай, – велел первый. – А-а-а, – протянул второй, – надо, да? – Да! – припечатал первый. Следом появился мужик постарше, владевший все же словарным запасом людоедки Эллочки. Он быстро навел порядок.

Зоя осталась буквально на улице, хорошо хоть успела вытащить коробочку с документами. Начались хождения по мукам. Как она добиралась до Москвы, Зоя не могла вспоминать без слез.

– Я ее дочь, – неожиданно произнес мой язык.

Красть тут нечего, а для сексуально озабоченного мужика найдутся кадры помоложе.

И потом, Ван Гог явно был психически болен, ухо себе отрезал, а вспомни его гениальные картины… Между прочим, Достоевский болел эпилепсией! Томуся поморщилась: – Ван Гога не люблю, его полотна патологичны, сразу понятно, что у живописца были проблемы с головой. Нарушенные пропорции, какие-то завихрения. – Ну это ты хватила, – возразила я, укладываясь в кровать, – а Эль Греко? Вот уж у кого беда с пропорциями. Лица вытянуты, руки длиннее ног кажутся… – У Эль Греко, возможно, был дефект зрения, – зевнула Томуся, – он, должно быть, писал как видел, а видел искаженно. Ван Гог же воспринимал действительность болезненно.

– Всегда считала, – продолжала Томуся, – что ненормальный патологичен во всем. Ну, например, ест мыло и пытается мыть руки в цветочном горшке.

В нашей крохотной «хрущобе» есть еще пятиметровая кухня, ванная размером с ракетку для настольного тенниса и прихожая, где еле-еле уместилась вешалка