Цитаты из книги «Бенефис мартовской кошки»

Да уж, старая истина: друзья познаются в беде.

Мир тесен, плюнь – и попадешь в приятеля.

Если вы проснулись в плохом настроении, а на улице хлещет дождь, то лучше всего устроить себе маленький праздник. Сначала принять расслабляющую ванну, потом спокойно выпить кофе и отправиться шляться по магазинам.

– Сколько денег? – настаивали немки. – Что они про марки говорят? – насторожился постовой. – А ты откуда понял, что речь о валюте идет? – Так в школе дойч учил, – пояснил постовой, – кое-как изъясняюсь. Узнав, о чем идет речь, сержант нахмурился. – Так, переведите им, что за это преступление в России грозит тюрьма, но за триста марок я готов тихо похоронить несчастного в придорожной канаве! – Даже и не подумаю! Как тебе не стыдно! – Тогда уезжайте! – Нет. Кстати, ты уже не считаешь отсутствие презервативов столь страшным преступлением, коли отпускаешь меня? Постовой выругался сквозь зубы и поманил немок. Троица отошла в сторону и принялась размахивать руками. То ли мент и впрямь знал с десяток слов на немецком, то ли бюргерши владели зачатками русского языка, но минут через десять они договорились. Красивые бумажки перешли из кошельков «преступниц» в карман стража порядка, потом начали разыгрываться совсем невероятные действия. Сержант рысью сбегал в маленький домик, стоявший у дороги, приволок саперную лопатку и мигом вырыл могилу, куда и был уложен несчастный ежик. Немки, утирая слезы, торжественно возложили на крохотный холмик букетик сорванных тут же чахлых темно-синих цветочков, патрульный торжественно снял фуражку. Очевидно, это был единственный еж на территории России, которого хоронила служба ГИБДД. Не хватало только прощального салюта и военного духового оркестра. С чувством выполненного долга немки влезли в «БМВ» и укатили. Улыбаясь, словно кот, который от души нализался сметаны, мент пошел в будку. Я завела мотор и, не удержавшись, высунулась в окно: – Эй, погоди! – Чего надо? – По-моему, ты продешевил. Мог с них все пятьсот марок содрать. Патрульный притормозил, на его лице отразилась досада. – Да? Каким это образом? – Должен был им сказать, что ежей положено хоронить в презервативах, – с самой серьезной миной заявила я и, не дожидаясь ответа, унеслась. Дома я рассказала всем о происшествии в консерватории. – Меня это не удивляет, – пожал плечами Аркадий. – Стоит тебе куда-нибудь пойти, как мигом начинаются неприятности. – Бедная мусечка, – заорала Маня, – представляю, как ты испугалась! Эх, жаль, дядя Саша уехал! Действительно, полковника нет. Теперь он живет вместе с нами, в Ложкино, а Аркашка, чертыхаясь, возит его каждое утро на работу. Александр Михайлович машину не водит и учиться ремеслу шофера не собирается. По-моему, он просто боится. Всякий раз, когда я везу куда-нибудь приятеля, он делается меньше ростом, словно усыхает в объеме, и судорожно вздрагивает, если сбоку проносятся машины. На днях мы ехали по МКАД. Сначала Дегтярев стонал: – Тише, тише. – Успокойся, – ответила я, – тут нельзя ехать меньше восьмидесяти в час. – Почему? – Сметут. – Ой, тише, – взмолился полковник, – ой, грузовик.

Откровенно говоря, никакого желания помогать отвратительному парню я не имела, но меня саму заинтересовала ситуация: – Погоди, сейчас. Was ist los?[5] Фрау затарахтели, как пулеметы: – Мы случайно раздавили в лесопарковой заповедной зоне на проезжей части это несчастное животное. Ей-богу, не нарочно. Он сам выкатился прямо под колеса. – Да, – кивнула я, – ежики иногда пытаются пересечь магистраль, ночью их практически не видно, не расстраивайтесь так, проезжайте спокойно. – Как же! – всплеснули руками законопослушные бюргерши. – А штраф? Сколько положено в вашей стране платить за такое нарушение? На сколько марок выпишут квитанцию? Я подавила вздох. Действительно, примерно в полукилометре отсюда установлен огромный щит. «Водитель, будь внимателен, ты въезжаешь на территорию заповедной зоны, разведение костров и рыбалка строжайше запрещены». И висит международный знак Гринпис. Только никому из наших людей и в голову не придет подобрать сбитого ежика и обратиться к постовому.

– Но ведь автомобиль, судя по документам, принадлежит вам! – И что же? У меня нет никакой необходимости лазить в мотор. – А если сломается? Я пожала плечами: – Вызову представителей сервиса «Пежо-Арманд», пусть ремонтом занимаются профессионалы. Потерпев неудачу, мент отрывисто рявкнул: – Аптечка. Я вытащила черный чемоданчик: – Пожалуйста. Насвистывая, патрульный принялся перебирать содержимое, неожиданно глаза его радостно блеснули: – Так! Презервативов нет, непорядок. Я взвилась от злости: – Молодой человек, в силу возраста и положения я не занимаюсь сексом на заднем сиденье. Или вы считаете меня путаной? – Ну, для работы на дороге вы, пожалуй, старая, – схамил сержант, – но правила есть правила, индивидуальное средство защиты должно лежать между аспирином и валидолом, имеется список лекарств, могу показать! Квитанцию выписывать или как? Я уже хотела ответить: – Или как, – но тут же радостно воскликнула: – Погодите! Через секунду парень уставился на небольшой пакетик и протянул: – Ага, только что жаловались, что не занимаетесь сексом, а гондон в кармане таскаете! Я поджала губы. Ну не объяснять же юному наглецу, что днем в кафе вместе со счетом мне подали и пакетик из фольги. – Мы проводим сегодня день борьбы со СПИДом, – мило пояснила официантка, – это вам в подарок. Не желая обижать девушку, я сунула в карман «сувенирчик» и благополучно забыла о нем, и вот, пригодился. – Надеюсь, теперь я могу ехать? – Нет, – отрезал мальчишка, – презервативов-то нет. – Ты совсем с ума сошел, – не выдержала я, – а это что? – Он один, а положено четыре. – Что?! Сколько?! – Четыре! – Офигел, да? – Я при исполнении, – налился кровью противный мальчишка, – попрошу вас… – Что ты ко мне привязался, – заорала я, – пока ты тут в багажнике зря рылся, мимо десятки машин пронеслось, и половина из них нарушила правила. Вон, гляди, пересекают двойную, непрерывную осевую… Но договорить мне не удалось, потому что около поста притормозила машина с европейским номером, из ее недр выбрались две всхлипывающие женщины и направились к нам. Одна из теток держала в руках нечто, оказавшееся при более детальном рассмотрении мертвым ежиком. – О, das ist so traurig[3], – залопотала та, которая держала несчастного ежа. – So traurig[4], – подхватила другая. Милиционер уставился на немок, потом растерянно глянул на меня: – Чего им надо?

Глава 3 В Ложкино я ехала, чувствуя себя очень плохо. Болела голова, отчего-то заныл под коронкой давно мертвый зуб, и в довершение всего разыгрался гастрит, заработанный в те времена, когда приходилось бегать по урокам, питаясь бутербродами и печеньем. Мечтая о кровати, я ехала по шоссе и была остановлена инспектором. Высунувшись в окошко, я крикнула: – Ничего не нарушила, скорость не превышала, в чем дело? Довольно молодой парень, поигрывая полосатым жезлом, лениво оглядел новенький серебристый «Пежо-206», окинул взглядом меня и ответил: – Плановая проверка автомобиля. – Но он новый, куплен недавно, техосмотр пройден, талончик на ветровом стекле. – Огнетушитель имеется? Мальчишка явно хотел заработать и искал повод, чтобы «обуть» обеспеченную тетку, которая нагло разъезжает в новехонькой иномарке. Надо было просто открыть кошелек и дать ему пятьдесят рублей. Но внезапно меня охватила злость. Это с какой стати я должна поощрять разбой на дороге? Между прочим, я совсем не виновата. Ладно бы нарушила правила, тогда и раскошелиться не жаль, но просто так совать наглецу рубли?! Знаю, знаю. Сейчас вы начнете говорить про то, что у сотрудников ГИБДД крохотные оклады и огромные, многодетные семьи, но ведь врачи, учителя, пожарные тоже не могут похвастаться огромными зарплатами. Я вылезла из машины, открыла багажник и сунула красный баллончик парню под нос. – Вот. – Знак аварийной остановки, – мент решил просто так не сдаваться. Я ткнула пальцем в железный треугольник: – В наличии. Скрипнув зубами от злости, гибэдэдэшник велел: – Откройте капот. – Не могу. – Почему? – Не знаю, как это сделать!

– Видите ли, – замямлила я, страшно боясь, что юноша посчитает, что я намекаю на его нищенство, и обидится, – видите ли, в последнее время появилось новое поколение мобильных телефонов, с прямым выходом в Интернет. Кое-кто подключает свои аппараты к компьютеру секретаря и сообщает информацию. – Это как? – Ну набирает номер и диктует: «Завтра в десять утра встреча у Ивана Ивановича». Информация попадает на жесткий диск и сохраняется, нет нужды таскать органайзер, достаточно крохотного телефончика. – Да уж, – хмыкнул парень, – если носишь с собой фляжку, стакан, портсигар, то органайзер точно лишний. Я не нашлась, что возразить, и спросила: – Мне можно ехать? – Да, – сухо бросил юноша. – С вами свяжутся, если понадобитесь. – Отчего умер Стас? – Сейчас невозможно сказать, скорей всего, сердечный приступ, инфаркт, может, инсульт… Я вышла на улицу и побрела в сторону паркинга. Радужное настроение было напрочь испорчено. До чего хрупка человеческая жизнь. Только что Стас улыбался, наслаждался музыкой, разговаривал, и вот, пожалуйста, не прошло и трех часов, как его неподвижное тело отправлено в морг.

Я быстро откинула крышечку. – Это принадлежит Комолову. Видите, тут небольшой серебряный стаканчик, он помещен в «обложку» и почти герметично закрывается. Очень удобно, выпили, сунули назад в сумочку, и ничего не испачкается, не всегда же можно ополоснуть емкость, в которой был коньяк или кока-кола. – Однако у них в консерватории дорогие прибамбасики дают зрителям, – протянул мент, – стаканчик серебряный, футляр, похоже, из настоящей кожи… Я хотела было возразить, что в Большом зале не зрители, а слушатели, но не стала поправлять парня и просто еще раз повторила: – Стаканчик принадлежит Стасу. – Он носил его с собой? – удивился милиционер. – Зачем? Ну ладно раньше, когда стаканы граненые в буфетах стояли, но сейчас же кругом одноразовая посуда, за каким фигом лишнюю тяжесть таскать? Я посмотрела на его потерявшую всякий вид, очевидно, купленную на дешевой барахолке трикотажную рубашку и подавила тяжелый вздох. Имея в приятелях полковника Дегтярева, всю жизнь служащего в органах МВД, я хорошо знаю, какие нищенские оклады получают те, кто борется с преступностью. Ну откуда этому юноше знать об игрушках, которыми балуют себя богатые мужики? – Понимаете, – осторожно сказала я, – сейчас очень модно иметь при себе наборчик: фляжка, стаканчик и портсигар. Все выполнено в одном духе, обтянуто кожей, гладкой телячьей или фактурной, принадлежавшей при жизни крокодилу или другой рептилии… Ну фенька такая у обеспеченных людей. Еще бывает чехольчик для зажигалки, расчески, очечник и ключница. Парень кивнул: – Ясно, кошелек, органайзер… – Нет, нет, эти вещи, как правило, иные. – Почему? Я растерялась: – Не знаю, так принято. Портмоне должно отличаться от этого набора, а органайзер с собой вообще не носят. Допрашивающий вздернул брови: – Да? А как же записать нужную информацию? Мой «склерозник» всегда в портфеле.

Капельдинерша грустно ответила: – Московский соловей, так зовут ее в консерватории, давно улетел на Запад. Анечка поет теперь на лучших сценах мира, наше государство не хочет платить денег талантливым людям, считается, что выступать в Большом зале огромная честь, но ведь людям хочется кушать! Вот и уезжают, кстати, я помню Анечку студенткой, бедной провинциальной девочкой, которая поставила перед собой цель взобраться на вершину музыкального олимпа. Следует признать, Аня преуспела, она фантастически трудолюбива. Талант, конечно, хорошо, только он должен идти рука об руку с усердием. Знаете, сколько я перевидала молодых людей с уникальными задатками, которые исчезли в никуда? Не хотели трудиться и сгинули, а Аня при довольно скромных возможностях превратилась в звезду. Впрочем, извините, разболталась, давайте будить вашего спутника. Я тряхнула Стаса. Голова его упала на грудь, тело накренилось, и Комолов рухнул на стулья. Мы с капельдинершей завизжали, на звук мигом примчалось несколько теток, похожих, словно близнецы. Все одинаково причесаны, одеты в темные костюмы и светлые блузки. Поднялась суматоха, прибыла «Скорая помощь». Врач, разводя руками, констатировала смерть, тут же появилась милиция, меня отвели в довольно просторную комнату, и молодой человек, одетый в джинсы и вытянутую трикотажную кофту, начал устало задавать вопросы. Имя, фамилия, год рождения, местожительство… Я старательно отвечала. Умершего совсем не знаю, зовут его Стас Комолов, в антракте жаловался на плохое самочувствие, накапала ему валокордин. – Вы носите с собой лекарство? – уточнил дознаватель. – Нет. – Откуда тогда капли? – Дежурный дал, тот, который следит за порядком в ложе, такой симпатичный человек лет тридцати в синем костюме. Он сходил за валокордином и водой. Кстати, вот. Я раскрыла сумочку, вытащила лекарство, пустую бутылочку из-под воды и стаканчик. – Хотела вернуть валокордин, но не нашла служащего. Вы же, наверное, станете говорить с сотрудниками Большого зала, передайте в аптечку. А бутылку некуда выбросить. Парень ткнул пальцем в футляр из крокодиловой кожи. – Это что?