Читать книгу «Бегемот под майонезом» онлайн полностью📖 — Дарьи Донцовой — MyBook.
image

Глава вторая

После визита к профессору мы с Риной отправились в кафе и от души полакомились яблочным тортом. В марте мой вес зафиксировался на семидесяти двух килограммах, я ощутила себя колибри, купила короткую юбку, свитерок в обтяжку и радовалась жизни до сегодняшнего утра, пока не посмотрела в зеркало и не увидела у глаз множество морщин. Я расстроилась, до сих пор у меня не было «гусиных лапок» и прочих частей тела этого водоплавающего. В голове возник вопрос: что делать? Я попыталась сосредоточиться на поисках ответа, но напряженную умственную деятельность прервал звонок мобильного – Иван разыскивал меня.

– Когда приедешь? – спросил мой супруг, он же начальник.

Вместо того чтобы ответить: «У меня выходной», я сказала:

– Могу выехать через десять минут.

– Отлично, – обрадовался Иван, – ждем.

Умение застегивать пуговицы правой рукой, держа при этом чашку кофе в левой, давно отработано мною до автоматизма. Еще я могу добраться до офиса за считаные минуты. Но не стоит хвалить меня за оперативность, мы живем неподалеку от места работы.

Когда я вошла в переговорную, там уже сидели Димон, Ада Марковна, Никита Павлович, Иван, незнакомая мне девушка и… врач Алексей Николаевич. Кого, кого, а его я совсем не ожидала здесь увидеть. От врача пахло дорогим одеколоном, который выпускает фирма «Аква ди Парма».

– Все на месте, – обрадовался Коробков. – Господин Буркин, что случилось?

Доктор слегка смутился.

– Я в хорошем физическом состоянии, есть некоторые возрастные изменения, но они ожидаемы. Я регулярно прохожу обследования. Последнее было месяц назад. Ничего настораживающего у меня не нашли.

Алексей на секунду умолк, потом продолжил:

– Да простят меня дамы, но речь пойдет о диарее. Пару недель назад у меня случилось расстройство кишечника. Ел я как обычно, рестораны не посещал, в гости не ходил, дома прекрасно готовят, продукты всегда свежие и отменного качества. В метро я не езжу, у меня машина. Руки мою, зубы чищу. Экзотических фруктов, тараканов в желе не пробовал и не собираюсь на них даже смотреть, среду обитания не менял, ничем не болел. Занимаюсь регулярно фитнесом, в доме оборудован зал. Максим, мой тренер, с нами пятнадцать лет. И он, и вся его семья лечатся в нашей с женой клинике, я точно знаю: все Афанасьевы здоровы. Члены моей семьи: два сына, столько же невесток, две внучки, жена и ее отец. Старший, Гена, музыкант, Ира, его жена, певица. На нашем участке у них репетиционная база. Туда приезжают разные люди, но я с ними никогда не сталкиваюсь. Наследниками старший сын пока не обзавелся. Он сначала хочет влезть на вершину шоу-Олимпа. Младший, Володя, владеет кондитерской, они с женой Любой сами все пекут, у них есть две маленькие дочки: Катя и Лера. Тесть мой – Рогов Матвей Николаевич, милый дед, старается помогать нам по хозяйству. Образования у него нет, в школе он до четвертого класса учился. Лет ему много, но здоровье крепкое. Домработниц у нас две. Наталья живет в доме. Анна приходит три раза в неделю ей помогать. Есть шофер и няня Елизавета. Все служащие, кроме няни Лизы, живут с нами много лет, работали в семье еще до того, как мы за город перебрались. К нянюшке претензий нет, она служила медсестрой в больнице, потом получила образование психолога. Любит детей, прекрасно с ними занимается. К чему такой обстоятельный рассказ? Диарея, которая длится у меня более недели, настораживает, она может оказаться одним из симптомов рака кишечника. Учитывая, что еда качественная, домашняя, контактов с инфекционными больными у меня нет, в семье все в нормальном состоянии, я испугался, сдал кучу анализов и сделал КТ и МРТ. Ну, и выяснилось, что в моем организме присутствует триамотин[1]. Это слабительный препарат, его продают без рецепта, но я никогда такой не принимал.

Буркин замолчал.

– Вы подозреваете, что кто-то вам его подливает? – уточнил Димон.

– Да, – кивнул Алексей, – на фоне дел, которыми вы занимаетесь, моя проблема просто ерунда. Но я хочу знать, кто и почему решил приклеить меня к унитазу.

– Может, это дурацкая шутка? – предположил Коробков.

Буркин повернулся к Димону.

– Дети у меня взрослые, внучкам два года, подростков, которым такая забава могла бы показаться веселой, в доме нет. Обо всех, кто живет или часто находится в доме, я вам рассказал. Я голову сломал, обдумывая ситуацию. Ни жена, ни дети, ни дед, ни служащие, ну, никто не способен на подобный поступок.

– Вы часто скандалите? – поинтересовалась Ада Марковна. – Проживание на одной территории чревато выяснением отношений.

Алексей кивнул.

– Верно. Но у нас разные помещения.

Я удивилась.

– Вы говорили, что живете вместе.

– Вместе, но врозь, – уточнил доктор, – сыновья собрались жениться почти одновременно, старший в июне, младший в августе. Мы с женой предложили ребятам: «У нас есть городская квартира. Решайте сами, кому из вас она достанется. Другому купим апартаменты». Мальчики в один голос: «Нет! У нас другая идея». Мы их выслушали, потом поговорили с Даней, он лучший друг сыновей, талантливый архитектор. И в результате перестроили дом. Старый особняк, где мы жили до того, как дети решили стать семейными людьми, стал центральной частью нового здания, в ней живем я, Лена, дед Матвей и домработница Наташа. К дому пристроены два флигеля. В одном живут Гена с Ирой, в другом – Володя, Люба, девочки и няня. У всех отдельные входы, свои кухни, санузлы. Из боковых частей особняка легко попасть в центральную. Во двор выходить не надо, просто нужно открыть на первом этаже дверь и окажешься в коридоре, который ведет в гостиную центральной части. Кто хочет, может прийти к родителям без проблем. А мы быстро оказываемся у сыновей. Здание одно, но совместного проживания нет. На одной кухне женщины не толкутся. Никто никого не напрягает, не раздражает, не бесит. Вместе, но врозь! Кстати, у каждой семьи есть дверь во двор. При желании можно вообще избежать встреч.

– Гениально! – воскликнула Ада Марковна.

– Спасибо Даниилу, это его проект, – подчеркнул Алексей, – и он же за строительством наблюдал. Триамотин не яд. Вообще-то человека можно лишить жизни с помощью любого лекарства. Вопрос в дозе и в состоянии здоровья жертвы. Но меня слабительным на кладбище отправить трудно.

– Вы хирург, – напомнила я.

– Именно так, – подтвердил доктор.

Димон понял, что я хотела сказать.

– Возможно, кто-то хотел оконфузить вас во время операции.

Глава третья

Буркин закинул ногу на ногу.

– Балерина, артист цирка могут получить во время выступления травму, но я знаю истории, когда люди продолжали работать и со сломанной ногой. Помню объяснения одного спортивного гимнаста. Он с серьезной травмой получил золотую медаль. Я спросил его: «Как вы смогли столь безупречно выступить? Испытывали сильную боль, выполнить такую сложную программу в вашем состоянии невозможно». Он ответил: «Без боли нет результата. Соревнования как наркоз, не ощущаешь ничего, кроме драйва». И почти те же слова я услышал от известной балерины: «Без боли нет результата. Сцена лечит. Не ощущаешь дискомфорта во время спектакля. Душа танцует. И ты отключаешься от всего». У меня похожие ощущения. Некоторые операции длятся десять, двенадцать часов. Меня как в электророзетку втыкают, усталости нет. Пить-есть не хочется. В туалет не тянет. На столе больной, я не вижу никого другого, хотя реагирую на тех, кто рядом, обращаюсь к операционной сестре. Но мы с Настей пятнадцать лет вместе, ей можно ничего не говорить, я только руку протяну, а нужный инструмент уже в ладони. Вот когда все закончу, тогда сразу и пить хочу, и в сортир бегом. А в процессе операции я не человек, а хирург. Это сложно объяснить.

– Гости к вам часто приезжают? – поинтересовался Никита.

– Нет. В доме мы никого не принимаем. Если хотим с кем-то встретиться, приглашаем в ресторан, – ответил врач, – хотя очень не любим трактиры. Подливать мне слабительное никому из домашних в голову не придет.

– Такое поведение свойственно тинейджерам лет двенадцати, – заметила Дюдюля, – им чья-то беготня в сортир кажется смешной.

– В доме нет детей такого возраста, внучкам по два года, – напомнил Буркин.

– Алексей Николаевич, если хотите, чтобы мы нашли шутника, вам придется сейчас ответить откровенно, – сказал Коробков. – С кем у вас в семье напряженные отношения?

– Когда сыновья привели невест, Люба с Ирой нам с женой не понравились, – признался доктор.

– Почему? – спросила я.

Хирург пожал плечами.

– Ну…

– Не о таких женах они для сыновей мечтали, – засмеялась Ада Марковна, – обычная реакция родителей на потенциальную невестку или зятя. Какие парни-девушки могут им понравиться, они сами не знают, но не такие, нет, нет, не такие. Проходит время, ревность родителей утихает, и они принимают новых членов семьи.

– Верно, – согласился Алексей, – первое время и я, и Лена старательно улыбались девочкам, опасались, что те поймут: мы не очень им рады. Но этот период длился недолго. Ира и Люба стали нам дочками. Родители и у той, и у другой скончались, девушки не москвички. В столицу приехали учиться. Ира – это взрыв эмоций, у нее, как у многих творческих личностей, нестабильная психика, она мечтает стать звездой мирового масштаба. Нервничает постоянно. Любаша другая. Для нее основное – семья, муж, дети! Никаких амбиций, завладеть сетью ресторанов по всему миру это не для нее. У них с Вовой успешное заведение, много посетителей. И сын, и невестка прекрасные кондитеры. Один мой бывший больной в знак благодарности за успешное лечение сделал щедрое предложение. Он предоставит Володе помещение под второе кафе без арендной платы с возможностью выкупить его в рассрочку, без процентов. Но ни Вова, ни Люба не обрадовались, невестка донесла до меня решение семьи.

– Папочка, спасибо тебе огромное, но мы с Вовчиком хотим просто жить. Наша кондитерская приносит доход, его хватает на безбедное существование. Низкий поклон вам с мамой за возможность жить у вас под крылом и знать, что вы всегда поможете. Сейчас у нас есть время на общение с дочками, на совместный отдых и поездки. Два кафе – это другая жизнь. Придется работать без перерыва. А зачем? Нам сейчас и так хорошо.

Жена Гены активная, быстрая, все у нее в руках горит. Она терпеть не может вести домашнее хозяйство. На пыль, разбросанные вещи ей наплевать. Готовить она не умеет и учиться не хочет. Люба – обстоятельная, аккуратистка, сварить суп, пожарить котлеты ей в радость. В ее флигеле идеальный порядок, чистота нереальная. Но обе такие разные женщины не способны на шутки в духе подростков, подливать мне слабительное им и в голову не придет. И какой в этом смысл? Убежал я с конференции и засел в сортире. Дальше что? Если б я был простой сотрудник, тут можно мотив придумать: кто-то хочет получить мое место, вот и устраивает перформанс. Но я владелец и главврач медцентра, смотался в сортир, вернулся, а все сидят и ждут меня.

– Если домашних вы исключаете, то давайте перейдем к тем, кто работает в клинике, – предложил Никита.

Доктор покачал головой.

– Нет. Лекарство я получаю дома. Никогда не хожу в кафе, которое у нас работает на первом этаже. Я категорически против еды из общепита. В прежние времена повара без медкнижки на пушечный выстрел к столовой не подпускали. Сейчас существуют те же правила, да нужный документ можно в Интернете купить. Столовая мне не принадлежит, ее хозяин арендует у нас площадь. Все у него в порядке, работники здоровы, нужные бумаги у них есть.

Буркин повернулся к Димону.

– Вы, наверное, помните студенческие строительные отряды?

– Конечно, – улыбнулся Коробков, – я каждое лето в них работал, строил коровники в Рязанской области. Наилучшие воспоминания о тех годах остались.

Алексей вынул из своей сумки бутылку воды и одноразовый стакан.

– А меня направили помогать на кухне в одном столичном ресторане. К работе в отряде это отношения не имело, но командир попросил, пообещал мне хорошую зарплату. Я согласился и вскоре узнал, как обстоят дела за кулисами ресторана. На всю жизнь потерял желание есть что-либо вне дома. Беру с собой обед, при моем рабочем кабинете есть комната отдыха, в ней кухонная зона: СВЧ-печь, холодильник, кофемашина и небольшой запас чего-то к чаю. Нет! Слабительное я получаю дома. Хочу объяснить, почему я пришел именно к вам, а потом скажу, какая у меня идея.

– Слушаем, – кивнул Иван Никифорович.

– Когда я открыл медцентр, он размещался на первом этаже жилого дома, – начал Буркин, – я его задумал как стоматологическую клинику. Почему? Мой близкий друг – классный дантист, я предложил ему работу. Время было трудное, конец восьмидесятых. Наум согласился, он не мог найти службу, кормить детей было нечем. У меня благодаря Розенблату дела успешно пошли. Как-то раз поздно вечером к нам пришла дама, мы уже закрылись, но она взмолилась: «Умоляю, помогите мне. Боль адская».

Наум помог Ирине Леонидовне, она стала к нам регулярно ходить и привела своих знакомых. Моя маленькая клиника сначала разрослась от небольшого центра с разными специалистами, затем стала крупным заведением со стационарами, поликлиниками. Но я никогда не забуду, какую помощь Рина мне оказала, я ее уважаю, люблю и знаю: она никогда не выдает чужие секреты. Я пришел к вам, потому что уверен: сын и невестка Ирины Леонидовны мне помогут, от них никакая информация не уйдет. Елена Матвеевна, моя жена, знает о существовании Рины, но никогда с ней не пересекалась. Я уверен, что слабительное подливает кто-то из близких, но не хочу масштабного расследования. Не хочу ставить в известность членов семьи о том, что обратился в особую структуру. Мое желание: найти безобразника и тет-а-тет побеседовать с ним. Поэтому я предлагаю такой план. У моего отца был младший брат Юрий Ильич. Он давным-давно уехал жить в Екатеринбург, связь его с родителями оборвалась. Но я знаю, что Юрий скончался, а у него осталась дочь.

Буркин улыбнулся мне.