зик, где и погиб около двадцати минут назад. Дождь закончится через пару часов, так что до вечера успеем и туда.
Я молчу, чувствуя необычную пустоту внутри. В своей картине мира и вообще в самом своём существовании, в самоидентификации, человеку надо на что-то опираться. Для меня это всегда была честь рода Аблес, потом ещё и ненависть к Ашш-Ольгару, но с ненавистью теперь как-то странно и непонятно, она кажется какой-то не то чтобы чужой, но старой, потрескавшейся и отслоившейся. Она словно бы живёт отдельно, и её сложно становится примерить к живому Императору, слишком много вопросов рождается и расцветает. И вот Он собрался отобрать у меня и честь рода, вроде бы и ненавязчиво, но упорно демонстрируя не очень-то достойные лики моих родственников.
– Вы можете определить, когда последний раз использовалась та комната? – почему-то шёпотом спрашиваю я. Ашш кивает, и в серебряных глазах нет ни грамма сочувствия.
– Пять лет назад. А первый – около десяти-двенадцати.
– И… что там делали? – задаю глупый вопрос. – Зачем?!
Император пожимает плечами, явно не собираясь отвечать. То ли потому что я, потеряв всякий стыд и чувство реальности, спрашиваю что-то лишнее, то ли форма ему не нравится – не хватает «мой Господин», зато маячит истерика. Я сижу в кресле у камина, кем-то и когда-то немного отодвинутом – неужели Ашш снизошёл? – и чувствую холод, несмотря на пляшущий рядом огонь. А Он присаживается на подлокотник моего кресла, внимательно изучает голые ноги, выглядывающие из-под распахнувшегося плаща, и вдруг протягивает мне флягу.
– Выпей, Ика. Это приказ.
Я делаю большой глоток, наивно полагая почему-то, что там вино, и моё горло охватывает огнём, а затем, попав в давно голодный желудок, куда более крепкий, чем вино, алкоголь мгновенно ударяет в голову и ноги.
И только поэтому я спрашиваю.
– А Вы не можете управлять погодой? Совсем?
Император молчит некоторые время, насмешливо глядя сверху вниз – мне приходится задирать голову, ведь не смотреть я почему-то не могу.
– Ика, – говорит он, наконец, – открою тебе главный секрет моей долгой жизни. Действительно долгой для человека, которого ненавидят очень многие. Если хочешь оставаться в живых, о тебе должны знать как можно меньше. И, желательно, недооценивать на два-три порядка. Один – это минимум. Тебя должны недооценивать, а сама ты должна наоборот – знать как можно больше и оценивать адекватно. Лучше даже польстить своему врагу и переоценить, чем недооценить.
– Вы