Глава 6.

Воспоминания из дневника Милы.

Каждая девочка с детства, насмотревшись мультфильмов, мечтает о своем принце. Он спасет ее от опасности всего лишь поцеловав, а потом они сыграют свадьбу на все королевство и будут править своей страной долго и счастливо. Моим принцем оказался Глеб Навицкий. Мальчишка, которого я знала с детства.

Первый раз мы с ним встретились лицом к лицу, когда чета Навицких пригласила нас на пикник, который устраивала Наталья Матвеевна в честь приезда Глеба из-за границы после одного английского пансионата для мальчиков. Мне было девять лет. Значит ему тринадцать. Дети. Тогда мы были детьми.

Мы расположились на заднем дворе дома, рядом с небольшой, но такой красивой беседкой. Ее делали на заказ, так рассказывала мать Глеба моей маме. Я бродила по саду и восхищалась цветами. У Натальи Матвеевны были редкие виды роз: темно-бордовые с внешней стороны лепестка и практически белые с внутренней, темно-фиолетовые, махровые – равнодушным остаться не удастся никому. В саду спокойно и тихо, аромат, сплетенный из воздушных оттенков различных растений, проникал под кожу. Казалось, я насквозь пропиталась этим божественным нектаром.

И потом зачем-то решила пойти в дом. Посмотреть, что прячется там. Любопытная Мила. Мама бы ругала за такую бестактность. Но ничего не могла с собой поделать. Я тихо пробралась через заднюю дверь, что вела на кухню и прошла внутрь. Все как я и думала. Стильно, чисто, до стерильного скрипа и … пусто. Я не вижу здесь жизни. Это меня огорчило. После такого живого сада я думала увидеть здесь дом счастливой семьи, что вечерами пьет чай с пирогом и разговаривает о важном. Как у нас. Но противное чувство внутри меня подсказывало, что здесь все по-другому.

Я решила подняться на второй этаж. Витиеватая и широкая лестница выполнена из мрамора. Этот материал красив. Особенно прекрасны римские статуи, что папа показывал мне, когда мы были в музее. Но это в очередной раз подтверждает, что здесь не только нет жизни, но и стоит холод. Мрамор – это холодный материал, бездушный. Только талантливый художник может вдохнуть в него жизнь.

Я прошла по коридору, где увидела несколько дверей. Толкнула первую из них и очутилась в комнате. Здесь не пусто. Здесь интересно. Небрежно заправленная кровать, какие-то книги на столе, подхожу ближе – комиксы, на английском. А еще разные журналы про машины. У этой комнаты странный хозяин. Дверцы шкафа закрыты неплотно, я вижу много вещей там, что неряшливо лежали на полках. За такое действие меня бы тоже сильно поругали. Они просто не понимают, что не всегда беспорядок в шкафу значит беспорядок в голове. И сейчас я рада, что за мной никто не наблюдает. Я тайный воришка, что пробрался в чужое логово. Так запретно, что немного дрожат колени, и я прислушиваюсь к каждому шороху.

Подхожу к прикроватной тумбе, на ней книга, с потрепанными углами и загнутыми листами – еще одна вещь, за которую бы получила выговор. Книги должны быть в порядке. Книги – мое лицо, к ним нужно относиться бережно, аккуратно. Они – ценность. Спорить никогда не решусь.

За всеми этими воспоминаниями и разглядыванием не моей ценности пропустила, как открылась дверь.

– Эй, ты кто такая? – голос громкий, немного обиженный.

– Я? – Паникую, сильно, потому что фантазия – не моя сильная сторона.

– И что делаешь в моей комнате? – не унимается мой безымянный собеседник и двигается в мою сторону.

– Я искала комнату… гостевую, – пытаюсь выкрутиться. – Я Мила. Мила Апраксина, – решила я представиться и протянула ему руку.

– Как генерал, чтоль? – поднял он одну бровь.

– Генерал?

– Да… неважно… Читала? – показывает на книгу, которая все еще была в моих руках, я так крепко ее сжала, что острые углы больно впились мне в ладонь. Даже не обратила внимание, теперь останутся следы. Что я скажу маме, если она заметит?

– Нет, – смущаюсь и откладываю в сторону, – я, наверное, пойду. Поищу комнату. Еще.

– Ну иди. Мила Апраксина. А я Глеб. Глеб Навицкий, – улыбнулся мне.

– Ну пока, Глеб Навицкий.

Странная встреча, в странном доме. У нас не могла быть обычная судьба. Она такая же странная, как и мы все. И сейчас я, Мила Апраксина, выхожу замуж за Глеба Навицкого. Наверное, знай Глеб об этом в то лето, в нашу с ним первую встречу, то выгнал бы меня из своей комнаты и никогда больше не приближался. И я бы так никогда и не узнала, понравилась ли ему та книга, что лежала у него на тумбочке, или нет

Мое белое платье шили на заказ. Я не знаю имя дизайнера, не знаю, как правильно называется материал и из какой страны его везли. И, честно говоря, оно было ужасным. Плохо так говорить, я видела старания мамы, видела восхищение в ее глазах, даже слезы. Поэтому не смогла сказать и слова, боялась разочаровать. В тот момент, когда я стояла перед зеркалом, в этом пышном, нелепом платье, что весило целую тонну, я снова позавидовала Глебу. Он просто может сказать то, что думает, то, что хочет. Это ли не прекрасно? Может, это шанс научиться у него делать так же. Нет, это не наплевательское отношение к близким. Это когда себя ты ценишь больше. Меня такому не учили, а очень бы хотелось.

Так вот, платье. Оно ужасно: тесное, тяжелое и жаркое. В нем было так жарко, несмотря на то, что за окном очень прохладно. Я терпела. И ждала, когда же закончится этот день.

Глеба я увидела через окно. На нем был темно-синий костюм, белоснежная рубашка и … бабочка. Глеб Навицкий и бабочка. Хочется улыбнуться. Он снова заставляет меня смеяться. Его волосы растрепались от ветра, а может, он сам так захотел – придать небрежность своему образу. Надо признаться, получилось. Ему очень идет. Глеб вообще не задумывается, что о нем могут подумать. Даже в день собственной свадьбы. Высокомерный мажор. Улыбаюсь этой мысли.

Было много камер. Эти вспышки перед глазами, от них становилось плохо. Мелькают, как надоедливые мушки, искажая картинку, что и так не доставляла удовольствие. Мне не нравится моя свадьба. Я пишу это, и мне грустно. Хотелось все по-другому. Очень хотелось. Но не получилось.

Передо мной много незнакомых мне людей. Все подходят, обнимают, но не нарушая такого важного пространства, все, как по учебнику по этике. Мужчина преподносят мою ладонь и с тыльной стороны оставляют след своего дыхания. Не губ, а всего лишь дышат мне в руку. Ужасно и противно. Глеб стоит рядом и недовольно смотрит вокруг, оценивает обстановку. Хочется обмолвиться с ним хоть парой слов. Спросить его впечатления. Но я трушу. Внутренний барьер стоит, кажется, что он либо отмахнется от меня, либо высмеет. И то и другое было бы обидно.

Я не была принцессой из мультфильма. Я была Милой Апраксиной. Той, кого выдали замуж по нужному сценарию.

Организатор свадьбы часто общается с мамой, не со мной, они между собой решают какие-то важные вопросы. Очевидно, меня они не касаются. Жаль. Я, возможно, могла бы что-то сказать им. Хотя, кому я вру. Я бы ничего не сказала. Я все еще та трусиха, что тайно пробралась в дом Навицких и боялась каждого шороха. Страх быть застуканной. А сейчас страх быть неуслышанной.

Что было дальше? После сотни поздравлений? А может их было больше? Думаю, надо было бы как-то записывать. Мама может поинтересоваться.

Танец. Первый танец молодых. Интересно получилось. Сейчас расскажу.

Глеб удивился, что есть такая традиция, пытался отшутиться, как мог. Он хотел бы сбежать. Да, если бы я умела читать мысли, определенно это было бы оно. Я спрятала улыбку за бокалом. В его глазах была такая растерянность, захотелось пожалеть. Ну правда, он так волновался. Глеб Навицкий, получается, ты не умеешь танцевать?

С общими аплодисментами мы выходим в центр. Потом Глеб берет меня за руку и немного прижимает к себе. Двигаемся медленно, вокруг оси. Напряженно и топорно.

– Глеб?

– Что, Мила? – выделил он мое имя.

– Может улыбнешься?

– Так? – он специально и наигранно улыбается. Получается очень смешно, но до безумия очаровательно.

– Смешно.

– Нет, это не смешно, – грустно выдохнул он, – Это пи*дец какой-то. Мне двадцать три, а меня женили, как девку какую-то.

– Ты посмотри на это с другой стороны.

– С какой еще стороны? – Глеб раздражен. Не хочу, чтобы это было вызвано моим с ним общением. – Она будет в любом случае еще хуже.

– Ну как же? Тебе уже не придется искать ее. Жену то есть, женщину свою, – немного путаюсь, волнуюсь. Глеб засмеялся. Ему смешно то, что я ему сказала. Нравится? Ему правда понравилось?

– Знаешь, а ты права. Если будем вот так общаться, может, и потерплю тебя. Будем что-то вроде друзей.

– Друзья? – тихо спрашиваю я.

– Ну да. Просто друзья.

– Значит, просто друзья.

Танец закончился тихим аккордом. Все хлопают. Мама плачет, она осторожно вытирает слезы уголками салфетки, что так бережно подбирала к общей цветовой гамме. А мне стало грустно и одиноко. Глеб забрал свою руку и направился к выходу. Больше я его в тот вечер не видела.

Глава 7.

Глеб.

Слышу, как за мной захлопнулась дверь. С таким тяжелым звуком, будто тысячи тонн упали на меня, придавив к земле. Делаю вдох полной грудью. Воздух по-осеннему прохладный. Приятно ощутить на себе дуновение ветра после душного помещения.

Бежать, куда глаза глядят. Не оборачиваясь ни на один звук, даже на мольбу в голосе. Все это представление, никчемное и жалкое. В него еще кто-то верит и с улыбкой смотрит. Лжецы и лицемеры. От этого всего фарса на душе камень, как та дверь, что упала меня. Она и есть мой камень.

Сажусь в машину и с ревом стартую с места. Противный визг шин – любимое сопровождение любой гонки. У кого-то уши в трубочку от него, у меня же – сплошной экстаз.

Трасса свободна, невиданная щедрость со стороны жителей мегаполиса. Может, за это время, что был в ресторане, что-то произошло в мире? Авария? Природные катаклизмы? Конец света? Да пох*й.

Еду по дороге. Нога на педали газа, упирается в пол. Пульс начинает частить, чувствую стук сердца – ритм быстрый, но слаженный. Сильнее обхватываю руль руками, слышу скрип от трения моей кожи и кожи обводки. Все внимание на дорогу. Я – скорость, мы одно целое. И дорога. Убери хоть одно составляющее – и все рухнет.

Мать с отцом никогда не разделяли этой мании. Не интерес, а именно мания. Я болел машинами и гонками с детства. Помню первую модель гоночной машины, мне ее подарила бабушка. Toyota Supra. Одна из ультрапопулярных машин для гонок. Она получила свою славу благодаря запоминающейся внешности, компьютерным играм и фильмам. Только позже я узнаю, что в мире существуют доработанные варианты мотора с мощность около 1000 л.с., что дает им право тягаться в гонке на прямой с современными суперкарами. Как это не может не восхищать? Как это не может стать манией? Она стояла у меня на полке рядом с кроватью, и каждый день я ею любовался, проверял все детали, подклеивал то, что отрывалось. Мои детские пальчики играли с ней вечерами. Один на один, когда уже наступала ночь, и в доме все спали. Я выходил из своего укрытия, освещая свою комнату фонариком, и играл, будто я пилот кара, а вот моя супер-машина.

Однажды это заметила моя няня. Она отобрала мое сокровище и разломала ее в своих толстых и сальных руках. Без жалости к детской игрушке и детскому сердцу. Сука, ненавижу. Я не спал и должен был понести наказание – это было ее оправдание. С тех пор я никак не могу найти эту модель, чтобы склеить ее заново.

Я знал всех победителей Формулы-1. Восхищался ими. В Библии сказано: “не создавай себе кумира”. Но как его можно не создавать, когда вот он стоит на пьедестале в каком-то немного нелепом венке и шампанским в руке. Он занял первое место. За него многие готовы пожертвовать всем, в том числе и жизнью. Трасса – это разговор со смертью, иногда он заканчивается не в твою пользу. Один из уроков, что я уяснил – никогда не теряй голову. Как бы не хотелось оказаться первым, помни о безопасности. Но так же, кто не рискует, то не стоит на пьедестале. А следовательно, и не пьет шампанское.

Он выиграл благодаря своему уму, своей стратегии, своей реакции и своему дару. Да, это дар. Я ведь хочу так же. И у меня будет так же. Кто меня остановит?

Еду по прямой. Только спустя время нервозность отходит, все произошедшее не кажется таким уж и ужасным. Это театральная пьеса, да, мне в ней отведена главная роль. Но ведь главная. А значит, в моих силах что-то внести новое в постановку. Возможно, со временем и отменить ее.

Возвращаюсь поздно. В доме выключен свет. Даже странно это, думал, после того, как сбежал с собственной свадьбы, отец будет поджидать меня у дверей дома. Ошибся я. Никого нет.

Открываю ворота. Они с шумом расходятся в стороны, пропуская меня и мою малышку внутрь. Второе правило – не паркуйся, как му*ак. Поставь свое чадо правильно. Машина – твое лицо. То, как она выглядит, то, как ты к ней относишься – важно.

Захожу домой. Тишина. Какая-то грустная. Я будто правда один в этом дома. Меня кинули. Смеюсь этой мысли. Потому что парадоксально. Всегда хотел этого, а осознав, стало не по себе. Но я ошибся. У лестницы большой белый сугроб – свадебное платье. Похоже на растаявшее мороженое. Мерзкое зрелище. Недалеко валялись туфли.

Поднимаюсь наверх. Открываю дверь в комнату и включаю свет.

– Черт!

На кровати Мила. Спит. Сложенные ладошки подложила под голову и тихо посапывает. Даже не шелохнулась. Устала. Я подхожу к ней ближе, всматриваюсь в ее лицо, мягкие женские черты. Небольшой курносый носик, аккуратный, длинные темные ресницы и губы. Они не полные, не такие, как у каждой на сегодняшний день. Бантик. Ее губы выглядят как бантик. Усмехаюсь этой мысли. А потом Мила резко распахивает глаза.

– Я попался, да? – признаюсь я, ведь отпираться глупо.

– Что ты делаешь? – ответила она будто и не спала вовсе: голос бодрый, без хрипотцы.

– Как что? Пришел за супружеским долгом. У нас вроде как брачная ночь, – решил я с ней поиграть. Мы ведь друзья? А друзья могут подстебывать, так?

– Утро, ты хотел сказать, – не испугалась. Чувствую, что передо мной неплохой соперник. Возможно, и правда не все так плохо. Будет интересно, думаю.

– Значит, утро.

Начинаю раздеваться, не отрывая от нее свой взгляд. Обвожу ее тело, что прячется под одеялом. Медленно расстегиваю пуговицы на рубашке, вынимаю ремень из петель, открываю молнию, снимаю брюки и откидываю их в сторону ногой, как нечто ненужное, лишнее. Берусь за край боксеров.

– Если это шутка такая, Глеб, то мне не смешно.

– Отчего же?