Я никогда не интересовалась машинами. И тем более гонками.
Еще год назад подумать не могла, что буду работать на одного эгоистичного гонщика и даже начну разбираться в каких-то моментах.
Ну, например, что гоночный болид отличается от обычной машины. И это не из-за внешних различий. Тут как бы я не совсем дура…
Понемногу привыкаю к скорости. Та, что видится на экране, отлична от реальной. Когда я только увидела все вживую, у меня спирало дыхание, и я в корне не понимала, как добровольно можно засесть в маленькое пространство этой машинки и ехать под триста километров в час. Чистое безумие.
Майк Марино такой. Безумный. Скоростной. Наглый на поворотах. Рисковый. Симпатичный все же. То, как выглядят эти гоночные машинки, мне нравятся.
Сейчас итальянский гонщик в черном комбинезоне. Надевает балаклаву, шлем, застегивает крепления и садится в кокпит. Смешное название, правда?
Он выезжает на своем болиде на трассу и разгоняется до запредельных значений, я и моргнуть не успеваю.
Сердце всегда рушится в пятки, когда я слышу рев мотора.
Двадцать болидов отъезжают свои круги, дальше идет обсуждения внутри команды. Первые дни чемпионата – это что-то вроде презентации. Новая машина, обновления, какие-то фишки… Довольно многообещающие интервью руководителей.
Здесь жарко и постоянно хочется пить. Я плохо спала, сейчас меня клонит в сон.
– Нас не знакомили… Алекс Эдер.
Парень в черном гоночном костюме подходит к нашим командным вагончикам. Он тяжело дышит, значит, недавно выбрался из своего болида.
В его руке бутылка с водой.
Алекс протягивает мне руку, сняв гоночную перчатку.
Гонки, как и любой другой вид спорта, накидывает парню очки. Он сразу видится сильнее, привлекательнее и притягательнее.
Даже влажные волосы, капли пота на висках и заломы от шлема у глаз совсем не смущают. Наоборот.
Вот Эдер сейчас такой.
А Марино нет. Тот ужасен априори.
– Таня, – пожимаю руку.
– Вы выглядите потерянной.
– Привыкаю к этому спорту, – слегка смущаюсь. Алекс смотрит с большим вниманием, которому не хочется придавать значения. – Я не фанат машин и скорости.
– Вы только никому здесь об этом не говорите, – издает короткий смешок и отпивает из бутылки. Взгляд уходит в сторону. Алекс машет кому-то, кричит на немецком короткую фразу и возвращается ко мне.
Я нахожусь в том месте, где мечтает оказаться любая. Напротив меня желаемый для многих гонщик, а работаю я пусть и на придурка, но все же тоже известного гонщика.
А я всего лишь Таня Жемчужина, из Сибири. И как меня сюда закрутило?
– И я тоже не люблю скорость, – добавляет шепотом, наклонившись.
Эдер выше меня. Мне приходится запрокидывать голову.
– Вы же гонщик!
– Ну… Тогда тоже никому не говорите об этом. Вам можно доверять, Таня?
Его английский ужасный. Грубый и лишенный плавности. Алекс ведь австриец. Но мое имя в его исполнении звучит мягко и довольно интересно.
– Я работаю не на вас, Алекс Эдер. И на вашем месте не стала бы доверять такую информацию чужому человеку. Вдруг завтра утром вас будут ждать интересные заголовки?
Ловлю себя на том, что флиртую. Прошло полгода с моего последнего флирта, когда я зареклась смотреть в сторону парней, у которых машинное масло вместо крови.
Гонщик на мгновение зависает, потом смеяться начинает. Сколько роликов видела и сколько статей читала, но чтобы Эдер улыбался или смеялся – такого не видел никто.
И это определенным образом расслабляет. Парни-гонщики такие же, как и все. Кроме Марино, разумеется.
– А я с твоим менеджером познакомился, Майк!
Спина покрывается и без того липким потом. Я чувствую взгляд итальянца, его дыхание и недовольство каждой клеточкой.
Вот Марино уже в поле моего зрения.
Он тоже в черном гоночном комбинезоне. Его волосы мокрые, пряди липнут ко лбу, и он их взлохмачивает.
Выглядит мрачным. Окидывает меня взглядом, будто только увидел, и тяжело вздыхает.
Может, заезды были неудачными для этого придурка? Надо бы спросить, хотя… Я не его гоночный инженер. Пусть он разбирается с «кокпитом» Марино.
– Она не мой менеджер, – скупо отвечает, присасываясь к пафосной бутылке номер «12». Это номер его болида.
Когда Марино был еще нормальным, я спросила, почему именно этот номер. Майк ушел от ответа, грубо бросив: «Я расскажу об этом только, когда буду умирать».
Больше я не спрашивала, а сейчас мне уже неинтересно. Двенадцать – мое нелюбимое число.
– Как это? – Эдер удивлен. Я справляюсь с тошнотворной волной.
– Но если она хочет сделать что-то полезное, то пусть… Принесет мне канапешки. Я видел в кафе у нас. Только без хумуса! – выкрикивает.
Укусить его хочется. Без подтекста. Просто клацнуть зубами и причинить ему боль.
– Ненавижу хумус, – расслабленно договаривает. Уже не мрачный, скорее повеселевший.
А я ненавижу тебя, Майк Марино!
– Что ж, тысяча евро – твоя максимальная цена, жемчужинка. И это с чаевыми.
В отель мы попадаем только поздним вечером. Я без задних ног, но, что странно, в хорошем расположении духа. Если закрыть глаза на подколы со стороны Марино.
Переступаю порог номера и тут же снимаю с себя юбку и блузку. Ополаскиваюсь под душем и мою голову. В этот момент вспоминаю выражение лица итальянца, когда я все же принесла ему желанные канапешки. Правда, те оказались с хумусом. Какая жалость…
С улыбкой на лице наношу лосьон для тела, вдыхаю приятный аромат и думаю об ужине, на который готова спуститься. За весь день я почти ничего не ела, только пила. Аппетит разыгрался.
Открываю дверь из ванной комнаты и напарываюсь на дерзкий взгляд Марино. Он посмел разлечься на моей кровати, застеленной белоснежным покрывалом.
Сердце ошпаривается от его бесстыдства.
– Ты все-таки покрасилась? – Взгляд не останавливается ни на секунду. Проводит им по открытым коленям, бедрам, груди, шее. Совершает самый быстрый круг и только потом смотрит в глаза. – И похудела.
Полотенце чувствуется тяжелым и вот-вот готово упасть к моим ногам.
– Что ты здесь делаешь? – говорю ровно, а внутри ребра чиркают друг о друга, стараясь произвести огонь.
– Возвращаю долг. Ты же проникла в мой номер, когда я был в душе.
Бессовестно намекает на нашу недавнюю встречу.
– У меня до сих пор психологическая травма, Марино, – мой колкий ответ лишь вызывает раздражающе-обаятельную улыбку у этого гонщика.
Готова вновь идти и вставать под прохладную воду. Итальянец смотрит на меня так, как раньше. Толика огня в глазах, учащенное дыхание. Я помню аромат его парфюма и горячую кожу. А если поцеловать Майка чуть ниже кадыка, то плечи Марино покроются мурашками.
Мне все в нем нравилось. До определенного дня.
– Поужинаем? – спрашивает без напряга.
Я, наоборот, прилагаю усилия, чтобы сохранить невозмутимость. Подумаешь, после эпичнейшего расставания, гонщик зовет меня разделить с ним ужин.
– Ты уверен, кому задаешь этот вопрос? – желание упереть руки в бока, но полотенце уже готово сорваться с меня. Это все тяжелый, душный взгляд неугомонного Марино.
– А ты сомневаешься?
– Когда дело касается тебя – на все сто процентов.
– Фух, Жемчужина, а ты все такая же горячая киска.
– Знаешь, о чем я жалею… – пропускаю мимо ушей его «горячую киску», – что полгода назад я согласилась пойти с тобой на свидание. Самая моя большая ошибка в жизни!
– По-видимому, я дал мало денег, раз ты такая недовольная. Стервозная.
Горло стянуло кожаными ремнями, изнутри хрип рвется. Я, кажется, проревела все обиды на этого итальянца, но от упоминания нашего последнего разговора, слезы подступают к глазам.
«Сто, двести, триста… Тысяча евро хватит? Ладно, за последний минет еще соточку накину. Хотя он был не ахти, жемчужинка».
И снова я одна большая рана, потому что посмела влюбиться в того, кто так протащил меня по острым словам.
– Пошел вон, – отступаю в сторону. Меня бросает в жар, я чувствую, как загораются щеки. Краснеют, словно они советский флаг.
– Значит, мало…
– Вон, я сказала. И не сметь приходить ко мне в номер. Не сметь упоминать как-то о нашем прошлом и давать гадкие намеки. Ясно?
– Иначе что? – Марино моментально становится серьезным. Его челюсть напряглась, желваки – две выпирающие точки, о которые можно порезаться.
Подхожу к кровати, на которой лежит Майк, и хватаю его за руку. Глупая попытка поднять тело заканчивается тем, что я заваливаюсь на этого гонщика, а он… Подминает меня под себя.
Сил бороться как нет. Хотя я хочу. Очень хочу.
– Иначе. Что?
Его дыхание близко. И губы тоже. Последний раз, когда его губы были на таком расстоянии от моих, мы поцеловались.
– Ты меня домогаешься, Марино? – спрашиваю первое, что приходит в мой воспаленный происходящим мозг.
Я и думать не могла, что как-то еще встречусь с Майком. А тут он еще и сверху на меня улегся. Руку свою на бедро мое положил. Вверх ведет, и это по-прежнему приятно.
– Сколько?
– Что сколько?
Но я уже догадываюсь, о чем он. Вновь трясет от обиды и ненависти.
– Сколько стоит с тобой трахнуться? Те же расценки?
Марино ведет себя смело, пьяно. Его ладонь почти добралась до промежности. Та уже искрит, все пульсирует. Но я лучше умру, чем позволю Майку коснуться меня там.
Да и почему я вообще до сих пор реагирую на касания этого итальянца? Не Майк предатель, а мое собственное тело. Это уже не чертов храм, а самое настоящее неуправляемое вражеское логово.
– Пошел к черту.
– Триста евро?
Другой рукой развязывает слабый узел под мышкой. Начинаю пробовать вырываться.
– Отпусти.
– Четыреста?
– Ни за какие деньги я не буду с тобой спать. Ты мне противен. Всегда был. Твои поцелуи я терпела, а когда касался, я мечтала, чтобы это мучение закончилось, как можно скорее. Секс с тобой – самое худшее, что может случиться.
Мои слова – ледяной душ для Майка. Нет, я вовсе так не думаю. Каждое слово было сказано, чтобы удавить озверевшего гонщика. Ответить, дать сдачу.
Но мне вдруг тоже стало больно.
Марино зависает ненадолго, а потом встает и отходит в сторону, повернувшись ко мне спиной.
Полотенце сползло, и я быстро его поправляю. Сердцебиение похоже на гул, от которого закладывает уши. И глаза становятся очень влажными, их пощипывает. Мечтаю остаться одной.
– Что ж, тысяча евро твоя максимальная цена, жемчужинка. И это с чаевыми.
– Ты уйдешь уже?
– На ужин, значит, не пойдешь?
Фыркаю. После всего сделанного и сказанного? Что за упертость, которая родилась раньше него?
– Я иду на ужин с другим.
Его плечи совершают подъем, затем спуск и останавливаются. Крутой поворот и взгляд глаза в глаза. Во рту пересыхает от вида Майка Марино, который сейчас будто готов влезть в своего черного монстра и рвать с места до финишной черты. Опасный он, рассерженный.
– С кем?
– … С Алексом.
– Эдером? – очередь Майка фыркать.
– Допустим, – дыхание спирает.
Я не понимаю Марино. То он оскорбляет, то на ужин зовет, то… Словно ревнивый бык насупился и сверлит потемневшими глазами.
– И все это, – обводит мое тело сначала взглядом, потом указательным пальцем в воздухе, – для него? Кремами там намазалась, все такое…
Его лицо искривилось, а поджатые губы хотелось обвести, чтобы немного расслабить.
– Почему нет? Алекс мил, любезен. Симпатичен.
– И не противен.
– Это ключевое.
Замолкаем. Дышим как два огнедышащих дракона, готовые спалить все вокруг и другого в первую очередь.
– Приятного вечера, Таня.
– И тебе, Майк.
Медленные шаги в сторону выхода отдаются болючими ударами в солнечное сплетение. Я готова согнуться пополам и взвыть.
Два чертовых, но счастливых месяца вместе с итальянцем, а я с уверенностью могу сказать, что они перевернули мой мир. Сначала показали рай, а потом жестко им ударили, сбросив с облаков.
– У тебя же есть акция «Приведи друга»? Я рассчитываю все же на скидку. Ах, – щелкает пальцами в воздухе, как по нервам, – секс со мной самое худшее, что было в твоей жизни. Надеюсь, Эдер поправит это.
Дверь за Майком хлопает громко. Голова разбивается на сотни осколков.
О проекте
О подписке