Меня разрывает от отвращения к нему. И ненависти. Даже сложно разобраться, какое из чувств превалирует.
Варианта одеться плохо или небрежно – нет. Попытка такая была, но она провалилась, когда Тарас вышел из себя и залепил мне пощечину на глазах у водителя и ребят из охраны.
Я чувствовала себя униженной настолько, что боялась посмотреть кому-либо из них в глаза. Обнимала себя руками и хотела умереть. Никто и никогда не поднимал на меня руку. Кроме мужа, который якобы меня любит.
Достаю из шкафа длинное черное платье. Оно полностью закрыто, даже руки и шея. Туфли на высокой шпильке, дорогие украшения. Продав их, можно пополнить бюджет какой-нибудь африканской страны на несколько месяцев вперед.
И обручальное кольцо. Я ведь его снимаю каждый раз, когда возвращаюсь с таких мероприятий.
Там гравировка – «Моя навечно». Так пафосно и пошло звучит. И как хорошо, что мне достаточно смазать руки жирным кремом, чтобы снять ненавистный обруч. Вон, вампирше в «Ночном дозоре» палец пришлось отрезать, чтобы избавиться от кольца.
– Ты опоздала, – первые слова, которые говорит мой муж, когда я сажусь к нему в машину.
– Извини.
“Я бы вообще не спускалась, не приходила и в жизни тебя больше не видела,” – говорю про себя. Но лишь отворачиваюсь к окну и смотрю на сменяющие друг друга картинки города.
Усадьба Нефедовых – партнеры Тараса, – как и положено, находится в самом дорогом поселке под Москвой. Уже на подъезде чувствуешь богатство на вкус. Оно приторно-сладкое до скрипа на зубах.
И никогда мне не нравился. От него тошнота комом стояла в желудке, а выйти он не мог, раствориться тоже. Как проглотил кусок не пережеванной шоколадки и подавился. Горло саднит от этих ощущений.
– Тарас, Вероника, как хорошо, что вы приехали, – Катерина Нефедова – хозяйка всего, не знаешь кто представляет большую ценность в их семье, – прошу, проходите.
Целуем воздух около щек, чтобы не дай бог, не коснуться губами кожи и не оставить след. И вымученно улыбаемся. По крайне мере, моя улыбка точно вымученная.
– Мы надолго здесь? – спрашиваю, как только отошли от Нефедовой.
– Как скажу, так и поедем, – отрезает слова грубо, словно силой рвет.
Спустя четыре часа вновь сажусь в машину. Долгие, утомительные, безумные четыре часа. Готова получить уже свой «Оскар» за ту игру, что показывала всему этому обществу. Как-то читала интервью одного актера, так вот он однажды сказал: «Играть плохих людей, злодеев, достаточно просто, а вы попробуйте сыграть хорошего человека! Того, кому стоит верить».
Слова не претендуют на истину, но в чем-то с ним согласна. Я играла роль замечательной жены.
Теперь у меня дикая усталость, глаза закрываются, за ребрами давит сердце.
– Тарас, – шепчу еле-еле.
Водитель останавливает машину, за нами тормозит внедорожник, из него выходят двое парней – охрана, которую он иногда берет с собой. Для статуса. Ему ведь никто не посмеет угрожать.
– Когда это все закончится? Когда ты уже меня отпустишь?
– Объяснял уже сотни раз, – он злится. Нервно выходит из машины, громко хлопнув дверью. Обходит и открывает мою. Галантный, чтоб его, – отпускать я тебя не собираюсь.
Выхожу и облокачиваюсь на машину. Ноги не держат, руки свисают вдоль тела, не в силах даже поднять их, чтобы отыскать ключи в клатче.
– Я тебя больше не люблю, Тарас, – чуть громче говорю. Хочу хоть как-то достучаться. Вдруг получится? И именно этот тысячный раз сработает, – и ты меня не любишь!
– Я тебя не люблю? Сучка неблагодарная!
И снова эта пощечина. Должна была привыкнуть, но не получается. По телу проходит разряд тока от места, где мазнула его ладонь. Рефлекторно прикладываю ледяную руку к щеке.
На нас вновь смотрят парни из охраны и водитель. В этот раз я обвожу их взглядом, прошу помощи. На их глазах ударили женщину! А они стоят, и … безмолвно смотрят. В их глазах серое безразличие.
Меня трясет всю от накатившей обиды и злости. Так не хочется чувствовать себя беспомощной, но не получается. Я правда никак не могу себя защитить.
– Иди сюда, – цедит сквозь зубы и вдавливает мое тело в свое.
Не успеваю опомниться, как он сминает мои губы в поцелуе. Удерживает голову и языком проталкивается в рот. Я чувствую вкус алкоголя, сигар и дурацкой рыбы, которую я терпеть не могу. Горькая слюна обволакивает мой рот как противное лекарство.
Мне неприятно и гадко. Уваров стал противен, и я не хочу чувствовать его на своем теле и во мне.
– Блядь, такая же вкусная, – отстраняется, чтобы сказать это, и снова целует. Яростно, подавляюще, по-животному.
Не могу оттолкнуть.
– Может, мне подняться, а? – спрашивает.
– У… у меня месячные, – вру. Мне тяжела только мысль, что он может поиметь меня, даже не раздеваясь, в коридоре. Как однажды…
– Ну, есть еще способы, – и опускает взгляд на губы.
Пальцем обводит границы, с силой надавливает на них, кружит и удовольствие испытывает.
– Пожалуйста, Тарас. Не сегодня, – прикрываю глаза.
– Завтра. Я приеду к тебе завтра. Будь готова, – безразлично говорит, словно не терзал мои губы зубами и пальцами несколько секунд назад.
Чуть отталкивает в сторону, садится в машину, и все эти мужики выезжают со двора.
Несусь в квартиру, будто за мной кто-то гонится. Смахиваю непрошенные слезы, размазывая косметику.
Гадкие чувства впрыскивается в кровь, заменяя собой все нужные клетки.
Я не хочу. Не хочу больше этого.
Предел любого человека можно узнать. Не бывает тех, кто готов постоянно терпеть. Это как болевой порог, он у всех разный. Мой предел наступил только что, мой болевой порог меня размазал по стенке несколькими минутами ранее.
Я хватаю свой телефон и набираю его.
– Да? – рычит грозно. Черт, внутри трясется все от паники, стоило услышать его звериный рык.
– Влад, я согласна, – выпаливаю из пушки, пока не передумала.
– … на что? – удивленно спрашивает. Я даже как-то в ступор впала. Теперь все произошедшее уходит на второй план. На первый вытесняется другое – он все забыл? Как… как он мог?
– Я согласна на условия твоего договора, – выговариваю каждое слово. Четко, без промедления.
Пусть лучше он, чем Уваров.
Молчание. Долгое.
– … ты куда, блядь, это ставишь? Мозги свои переварил как обеденный бульон? – ругается на кого-то. Стараюсь ровно дышать, но получается скверно. Воздуха будто перестало хватать, каждый вдох стал короче, – перезвоню.
Влад скидывает звонок первым.
– Доброе утро, – здороваюсь с официантами. Сегодня я первый раз в жизни опоздала на работу, даже летучку с утра не успела провести.
– Доброе утро. Вы сегодня какая-то другая, Вероника, – Ксения всматривается в мое лицо. Очевидно, подмечает темные круги под глазами и слегка опухшие веки. Косметика иногда плохо скрывает бессонные ночи.
Бессонные…
Влад так и не позвонил мне. Легла в кровать в неведении, есть у меня путь к спасению или… от меня отказались.
– У вас все хорошо?
Что за привычка лезть в чужие жизни?
– Разумеется. И мужчина за первым столиком минуты три глазами ищет свободного официанта. Тебе напомнить твои обязанности, Ксения? – строго говорю.
Отхожу к бару и устало опускаюсь на высокий стул. Никогда себе ничего подобного не позволяла, но вся эта нервотрепка выбивает из колеи. Я банально от нее устала.
Просто хочется жить.
Про любовь уже и не мечтаю. Когда твой муж, пусть уже и нелюбимый, раздает пощечины направо и налево, перестаешь верить в чистое и светлое.
Становишься циничной, закрытой… неправильной. И единственное желание, чтобы никто и никогда к тебе не прикасался. Просто оставили в покое и дали дышать воздухом.
– Ваш кофе, Вероника Андреевна, – мило обращается бармен.
Я позвала его за собой в ресторан Игната с прошлого места работы. Мы знакомы с Матвеем – так зовут бармена – несколько лет. За это время подружились, если можно наши отношения так назвать. Проще говоря, он помогает мне, я ему. Ну и доверяю Матвею как хорошему сотруднику.
– Спасибо.
Забираю кружку какого-то кофейного блаженства: взбитые сливки, посыпка какая-то цветная, кокосовая стружка. И все это на кокосовом молоке. М-м-м… Когда я разберусь со всеми своими проблемами, куплю билет, ну, например, в Италию и буду валяться на берегу Средиземного моря, а по утрам выпивать чашечку вкусного кофе.
– У меня есть хороший крем. Тональный, – тихо говорит, практически шепчет.
Вопросительно уставилась на него. Это… несколько неожиданно. Матвей смутился и улыбнулся. Улыбка у него еще такая привлекательная, мальчишеская.
– Не-не, я просто боями занимаюсь. На работу не придешь с фиолетовым пятном на пол-лица. Учишься выкручиваться. Это профессиональный грим. Сейчас принесу.
– Мне незачем, Матвей.
Бармен вздыхает и указательным пальцем осторожно касается своей щеки. Повторяю и слегка нажимаю на скуловую кость. Больно.
Уваров так сильно вчера ударил, что образовался синяк, и Матвей его разглядел.
– А, это вчера. Дверью ударилась.
В глаза не смотрю. И он, и я прекрасно знаем, что этот синяк не от удара двери, а от сильной пощечины.
Матвей приносит тюбик какого-то светло-бежевого оттенка и передает мне.
– Заметили, что я в кофе чуть корицы Вам добавил? – ловко переводит тему, словно мы и не касались ее. Вот поэтому я предложила ему здесь со мной работать.
– Да. Благодарю. Кофе был восхитительным, – улыбаюсь ему в ответ и отхожу от бара, захватит тюбик с гримом.
Правую часть лица покалывает и печет. Ошпаривающий взгляд медленно проходится по моему телу, цепляет даже ступни в туфлях.
Влад стоит в коридоре, который ведет на кухню, руки скрещены на груди, сам прислонился к стене и выжидательно смотрит на меня.
Глядя на него, сложно представить, как с ним можно заниматься сексом. Он же это мне предлагал? Высокий и широкий как настоящий шкаф, гора мышц, не будет никакой возможности сопротивляться.
Сглатываю слюну и неровной походкой иду на его взгляд. Бессонов смотрит безотрывно, еще больший страх внушает.
Стоит ли заговорить первой? Спросить, почему так и не перезвонил?
Настроение Тараса я старалась улавливать, чтобы не нарваться, изучала, как не провоцировать и вообще общаться.
Здесь я не знаю ничего. Как с закрытыми глазами по лесу бродить: столько опасностей и препятствий. Самое простое – не двигаться, оставаться на своем месте.
– Симпатичный пацан, – рычит грубо, – сколько ему? Двадцать? Двадцать один?
– Двадцать три, – сипло отвечаю.
Бессонов переводит взгляд на Матвея, наблюдает какое-то время за ним. Смотрит коршуном, самой захотелось слиться с окружающей обстановкой, чтобы стать невидимой. Мот заметил, что за ним наблюдают, но просто приветливо улыбнулся и помахал рукой. Совсем еще мальчик…
– Идем, – приказывает.
Влад разворачивается ко мне спиной и проходит по коридору в сторону кабинета.
Белая ткань его формы натягивается, когда мышцы играют при ходьбе, заставляют еще больше бояться Влада. Покрытые татуировками руки двигаются в такт его движениям. Только я не хочу смотреть по сторонам. Его вид со спины устрашающий, но манящий.
– Прошу, – открывает дверь, пропуская меня внутрь.
Она захлопывается. Мы остаемся с ним одни в небольшом помещении. Стены начинают давить, а потолок кажется слишком низким.
– Ты вчера звонила, – небрежно говорит и садится на большой кожаный стул.
Ему бы сигару в зубы и бокал виски, а на столе чтобы демонстративно лежало оружие.
– Звонила, – подтверждаю. Отказываться не столько поздно, сколько глупо. Мне и правда нужна помощь. Не я ли говорила, что пойду на все, лишь бы избавиться от Уварова?
– Ну и… – после паузы спрашивает.
– Я согласна, – повторяю. Снова чувствую себя униженной.
– На что?
Резко поднимаю взгляд и напарываюсь на его темные глаза, которые как раскаленное железо жжет, оставляя уродливое клеймо.
– Я принимаю твое предложение. Ты помогаешь мне с разводом в обмен, – останавливаюсь. Сказать вслух задуманное сложно, – на себя.
– Хорошо, – отвечает безразлично.
– Только…– прочищаю горло, – я хочу подписать договор.
Бессонов нахмурился, свел брови к переносице. Так он стал похож на предводителя клана итальянских мафиози. А потом громко засмеялся. Мои клетки задрожали от его смеха: низкого, хриплого, грубого.
– Ты сейчас серьезно?
– Вполне.
Взглядами впиваемся друг в друга.
Влад достает из ящика чистый лист, ручку и начинает выводить какие-то слова. Долго что-то пишет, пока мои нервы выдергивали из тела как ниточки.
– Итак, я, Бессонов Владислав Сергеевич, беру на себя обязанность по разводу Уваровой Вероники Андреевны и ее мужа. В качестве вознаграждения и моральной компенсации за риски и непредвиденные расходы накладываю обязательства на госпожу Уварову. А именно:
Каждое слово громкое как удары деревянными палочками по барабану. Оглушают, заставляя сердце сжиматься сильнее.
– Выполнять мои просьбы по первому требованию, не общаться с господином Уваровым без моего ведома, предоставить все сведения, которые могут скомпрометировать вышеуказанного ублюдка, готовить ужины, убираться в квартире и делать массаж каждый вечер.
Перечислил все на одном дыхании и откинулся на спинку стула.
– Все так? – спрашивает устало и смотрит на часы.
Да ничего не так. Меня смущает все, от первого до последнего слова.
– Какие просьбы следует выполнять по первому требованию?
– Любые. – Отрезает.
Влад разворачивает ко мне лист, исписанный аккуратным почерком. Так и не скажешь, что он мужской.
– Подписывай. Сама же хотела.
Трясущимися пальцами забираю предложенную ручку. Не дышу.
Сложно пока уложить в голове все, что сейчас происходит. Я и правда сдаю себя в аренду этому типу?
– Можно добавить кое-что? – смущенно и тихо спрашиваю.
Я прекрасно понимаю, что эта бумажка просто ширма. В случае опасности, которая будет исходить от Бессонова, она меня не спасет. Зачем я это все затеяла – не понимаю. Может, когда проговариваешь все, ты стараешься минимизировать риски? Расставить границы?
Все так сложно…
– Если ты про секс, Ника, то, разумеется, он будет. Неужели не видно, что я хочу тебя?
Дорого он готов заплатить за секс со мной. Эта мысль несколько согревает. Не я одна выкладываю все на кон.
О проекте
О подписке