В.Г. Грабин берется за дело

Но вернемся к разговору Соркина с Грабиным на территории сочинского санатория. Собеседник настойчиво доказывал Василию Гавриловичу необходимость создания мощной танковой пушки. Он считал, что Главное артиллерийское управление РККА допускает ошибку, недооценивая важности артиллерийского вооружения танка. Эту же ошибку допускает и высокое начальство танкистов. Да и сами конструкторы-танкисты смотрят на проблему не лучшим образом.

Поэтому в области советской танковой артиллерии сложилось тяжелое положение. Например, Кировскому заводу было выдано задание на проектирование пушки Л-11, предназначенной для вооружения как средних, так и тяжелых танков. Соркин считал, что, во-первых, мощность Л-11 недостаточна, особенно для тяжелых танков, во-вторых, конструкция противотанковых устройств имеет органический порок, который при определенном режиме огня ведет к выходу орудия из строя.

Л-11 представляла собой переработанную пушку Л-10, которая начала свою историю с 1936 года. В 1937 году начали ее испытания. В 1939 году Л-10 переконструировали с баллистики 76‑миллиметрового орудия образца 1902 года на баллистику орудия образца 1902/30 гг. с длиной ствола 30 калибров и получили орудие Л-11. При массе снаряда 6,23 килограмма начальная скорость его полета должна была составлять 630 метров в секунду.

Попробовали установить Л-11 в башне танка БТ-2, но там ей оказалось тесно. Соркин – энергичный и широко эрудированный человек – неоднократно докладывал об этом начальнику ГАУ Г.И. Кулику и начальнику артиллерийской комиссии ГАУ М.М. Жеванкину, но они отвергали его доводы и поддерживали пушку Л-11.

– Вот если бы удалось создать для вооружения танков другую пушку, более мощную и совершенную, – доказывал Соркин, – то она значительно усилила бы мощь наших танков и ее обязательно приняли бы на вооружение вместо Л-11.

После продолжительного разговора Соркин предложил В.Г. Грабину взяться за создание для танка более мощной 76‑миллиметровой пушки. Это орудие должно быть полуавтоматическим, с ограниченным откатом, допускать стрельбу при переменных углах возвышения и склонения, удовлетворять максимальным удобствам заряжания, наведения и ведения огня с места и с ходу, иметь удобный гильзоуловитель и хорошую лобовую защиту.

Взгляды Василия Гавриловича на вооружение танков совпадали со взглядами Соркина. И его КБ могло бы взяться за создание специальной танковой пушки. Но были «но». Во-первых, денег для инициативных работ такого объема у КБ не было, а ГАУ вряд ли заключит с ним договор на конструирование специальной танковой пушки. Во-вторых, вопрос, поднятый Соркиным, надо сначала обсудить в КБ.

Соркин тут же исчез из санатория, пообещав скоро дать о себе знать. Но В.Г. Грабин не поверил в его успех, зная, что мощность орудий в то время недооценивалась не только в танковой, но и в полевой артиллерии.

Позднее Грабин в своих воспоминаниях писал:

«Соркин оказался энергичным человеком не только на словах, но и на деле. Спустя некоторое время он появился у нас в КБ и вполне официально, от имени ГАУ, предложил нам заказ на 76‑мм танковую пушку».

Ознакомились с тактико-техническими требованиями новой пушки. В КБ была создана специальная группа во главе с Петром Федоровичем Муравьевым, который не только владел методом компоновки и увязки отдельных агрегатов орудия, но и умел быстро налаживать хорошие деловые связи с людьми. Сразу же включился в дело и Василий Гаврилович.

В то время КБ-2 не имел опыта по проектированию танковых пушек. Его сотрудники не знали в достаточной степени и конструкции самих танков, вспоминает лауреат Государственной премии П.Ф. Муравьев. Он писал:

«Два с половиной месяца группа знакомилась с отечественными и иностранными танками, в конце концов пришли к выводу: орудие должно иметь минимальные габариты и вес, чтобы не увеличивать размеры боевого отделения».

В успехе были уверены. Он основывался на том, что танковая пушка, в сущности, – лишь качающаяся часть полевой пушки, а полевое орудие конструкторы уже хорошо освоили. Разумеется, «качалка» полевой пушки и танковое орудие – не одно и то же. Но различий в конструкции все же меньше, чем сходства.

Сейчас установилось единство требований к танку: высокие огневая мощь и подвижность, хорошая проходимость, надежная бронезащита. Чему отдать предпочтение? В разное время слагаемые этого триединства менялись местами.

Подобный анализ всех советских и зарубежных танков наглядно показал В.Г. Грабину, что в советском танкостроении в тот период преобладала та же тенденция, что и на Западе: прежде всего отдавалось предпочтение скорости боевой машины и ее бронезащите, а потом уже вооружению. Некоторые наши танки были вооружены слабее, чем танки западных стран времен первой мировой войны. Например, 76‑миллиметровая пушка нашего тяжелого танка, сухопутного дредноута Т-35, обладала настолько низкой бронепробиваемостью, что ей не под силу было справиться даже с отдельными типами танков Германии.

Группа Муравьева энергично взялась за работу. На основании глубокого анализа Грабиным группа Муравьева пришла к выводу, что современные танки должны определять следующие характеристики: первая и основная – высокая огневая мощь (мощное пушечное вооружение); вторая – высокая скорость и хорошая проходимость на гусеничном ходу; третья – надежная бронезащита.

В.Г. Грабин в своих воспоминаниях писал:

«Много позже наше понимание задач танка нашло полное отражение в очень емкой формулировке, рожденной в пылу дискуссии: “Танк – повозка для пушки”».

Кроме того, грабинцы определили частные требования к самой пушке и отдельным ее агрегатам, которые сводились к следующему:

нельзя допускать вооружение танка полевыми или зенитными орудиями, так как конструкция танковой пушки обусловлена задачами танка и габаритами боевого отделения;

танковое орудие должно пробивать броню своего танка на расстоянии не меньше тысячи метров (прямой выстрел под углом встречи снаряда с броней, равным 30 градусам). Кроме того, оно должно быть перспективным в смысле повышения мощности;

в целях облегчения снабжения боеприпасами бронетанковых войск во время войны целесообразно при проектировании танковой пушки использовать патрон полевой, морской или зенитной артиллерии, принятой на вооружение армии, причем предпочтение должно отдаваться тому патрону, который выпускается в наибольших количествах и которым снабжение на поле боя наиболее легко достижимо.

В КБ-2 не располагали сведениями о существующей системе вооружения танков возможных противников, но твердо знали, что в будущей войне моторов развернется жесткое соревнование между броней и снарядом, поэтому грабинцы разработали желательную систему пушечного вооружения среднего и тяжелого танков, где в перспективе предусматривалось постоянное повышение калибра и мощности орудий.

Во времена, о которых идет речь, лобовая броня зарубежных танков, как и броня башни, составляла не более 40–45 миллиметров. Например, на легкие французские танки Р-35, поступившие на вооружение армии после 1935 года, ставилась броня 32–40 миллиметров, танки 2С располагали толщиной бортовой и лобовой брони 40–45 миллиметров, а испытывавшийся танк В-2 имел уже броню 40–60 миллиметров. Поэтому грабинцы на основании тактико-технических требований ГАУ решили новую 76‑миллиметровую танковую пушку приспособить к снаряду в 6,5 килограмма, что позволяло с расстояния 1000 метров пробивать броню в 45 миллиметров (при угле встречи с броней 30 градусов).

Желая получить компетентное суждение по выработанной КБ перспективной системе вооружения танков, Грабин в конце 1937 года побывал в Автобронетанковом управлении Красной Армии. В беседе с его работниками выяснилось, что в управлении существуют другие взгляды на танковое вооружение. Сотрудники аппарата АБТУ восхищались танком БТ-7, особенно его скоростными качествами. В военных кругах довлела ярко выраженная концепция преимущества скоростных танков, способных в кратчайшие сроки покрывать большие расстояния и действовать на оперативных просторах. Стремительные повороты, огромная скорость, на которой преодолевались и речные броды, прыжки с берега – эти отличительные черты скоростных легких танков БТ – кружили головы некоторым специалистам, в том числе и сотрудникам АБТУ Красной Армии. Скорость этих танков на гусеницах составляла 53,4, а на колесах – 73 километра в час. В то же время на их вооружении состояла пушка калибра 45 миллиметров. «Мои попытки объяснить, что танк должен обладать еще и огневой мощью, – вспоминал В.Г. Грабин, – отбрасывались собеседниками как нечто второстепенное, не заслуживающее внимания».

Не нашел В.Г. Грабин поддержки и у начальника АБТУ комкора Д.Г. Павлова. Конструктор убеждал его на основании таблицы перспективного вооружения средних и тяжелых танков. Доводы, что каждый тип танка необходимо вооружить пушками соответствующего калибра, что калибр и мощь пушки тяжелого танка должны быть выше, чем калибр и мощь пушки среднего танка, а орудия среднего танка должны быть классом выше по мощности и калибру, чем орудия легкого танка, не помогли. Павлов, как и его сотрудники, стоял на своем, утверждая, что для танков специальная пушка не нужна, что калибр и мощь пушки влияют на габариты и массу танка, следовательно, на уменьшение его скорости.

– Если требуется увеличить скорость, – убеждал Грабин, – нужно ставить на танк другой, более мощный двигатель.

– Такой двигатель не всегда есть, – возразил Павлов. – Кроме того, у мощной пушки длинный ствол. А он при движении танка через ров или кювет может зачерпнуть землю. При выстреле длинное орудие может разорваться.

В первом доводе Павлова не было резона. Уже на танке БТ-2, принятом на вооружение в 1931 году, устанавливался старый авиационный двигатель мощностью 400 лошадиных сил, вследствие чего удельная мощность танка превышала 35 лошадиных сил на тонну массы, что даже в настоящее время вполне достаточно для любого быстроходного танка. На танках БТ-7 устанавливался двигатель М-17Т, который, как и двигатель М-5, устанавливаемый на танке БТ-5, ранее применялся в авиации.

Эксплуатационная мощность была ограничена до 400 лошадиных сил, что при боевой массе танка 13,8 тонны обеспечивало его удельную мощность 29 лошадиных сил на тонну массы.

Другое дело пушка. На танках того времени стабилизатора не было, да и наводка танковой пушки осуществлялась примитивно. Например, на БТ-2 37‑миллиметровая пушка образца 1930 года наводилась на цель с помощью плечевого упора. На танке БТ-5 уже устанавливалась танковая 45‑миллиметровая пушка, поступившая на вооружение в 1932 году и имевшая дублированный оптический прицел (телескопический и перископический). Эти орудия не подводили танкистов. Грабин поэтому считал, что нет препятствий для установки длинноствольных пушек на танках.

Но комкор Павлов был непреклонен и несколько раз подчеркнул, что главное в танке – скорость и броня, а не огонь.

Вернувшись на завод, В.Г. Грабин дважды собирал техсовет, рассказал о позиции АБТУ, отстаивал свою точку зрения. Взвесив «за» и «против», пришли к выводу, что все задуманное нужно осуществлять. Было ясно, что КБ находится у истоков нового направления работы.

Доказать свою правоту можно было только делом. И хотя тактико-технические требования к танковой пушке были явно заниженными, для начала нужно было сделать хотя бы ее, но сделать на максимально высоком уровне.

Танковой пушке присвоили заводской индекс Ф-32. В основу ее легла схема 76‑миллиметровой дивизионной пушки Ф-22, первенца КБ В.Г. Грабина. Такие ее механизмы, как ствол с затвором, накатник и люлька в то время конструкторов вполне удовлетворяли. Требовалось коренным образом переделать лишь тормоз отката: для танковой пушки он был непомерно громоздким.

Противооткатные устройства – вообще ответственный агрегат пушки. Дело в том, что в момент выстрела на дно канала ствола кратковременно действует колоссальная сила, достигающая у орудий среднего калибра 150 тонн. Уменьшить ее воздействие на лафет у полевой пушки удается применением противооткатных устройств. Дульный тормоз – массивная металлическая муфта с боковыми каналами – облегчает работу противооткатных устройств. Пороховые газы, выходящие вслед за снарядом из канала ствола, устремляются в боковые отверстия и уменьшается реактивная сила, действующая в направлении отката. Кроме того, в дульных тормозах реактивного типа возникают силы, действующие в направлении, обратном откату. Существуют тормоза и активного типа. В них пороховые откаты, встречая на своем пути плоские поверхности, расположенные перпендикулярно истекающим газам, толкают вперед ствол орудия и тормозят откат. В зависимости от калибра орудия дульные тормоза способны поглотить от 20 до 70 процентов энергии отката.

Если говорить о танковой пушке, то она имеет свои специфические особенности. У нее нет лафета и механизма горизонтальной наводки. На первый взгляд кажется, это упрощает ее создание. Фактически же – усложняет. Дело в том, что пушка своей качающейся частью устанавливается на цапфах в амбразуре башни, объем которой ограничен. К тому же и казенная часть орудия, и противооткатные устройства также должны быть спрятаны в башню. Кроме того, и вся энергия отката передается на башню, а через нее на шаровой погон, на котором вращается башня. Это, как известно, слабое место танка.

Здесь уместно сказать, что В.Г. Грабину при создании дивизионной пушки Ф-22 запретили устанавливать дульный тормоз. Это табу распространялось и на танковую Ф-32, что еще больше усложняло задачу. Кроме того, ГАУ, очевидно, считая затею В.Г. Грабина бесперспективной, даже не определило конкретно марку тяжелого танка, для которого пушка предназначалась. Не увенчалась успехом и попытка Грабина получить чертежи боевого отделения какого-либо танка по выбору ГАУ. Выручили опять-таки Р.Е. Соркин и его коллега из АБТУ военный инженер В.И. Горохов. Каким-то чудом им удалось раздобыть и доставить на завод легкий танк БТ-7 выпуска 1935 года. Габариты его боевого отделения были меньше, чем у тяжелого танка, но у грабинцев выбора не имелось. Они рассудили просто: если новая пушка впишется в легкую «бетушку», то в любой другой вкомпонуется наверняка.

В общем, предстояло 76‑миллиметровую пушку вместить в габариты башни, где раньше находилась сорокапятка. Это была, пожалуй, самая сложная задача. Она требовала «сжать» все механизмы и агрегаты пушки как в поперечнике, так и по длине.

«Главная трудность заключалась в том, – пишет П.Ф. Муравьев, – что необходимо было обеспечить минимальный поперечный размер орудия и наименьшее расстояние от оси цапф до внутреннего контура гильзоуловителя. Кроме того, пушка должна быть абсолютно уравновешена относительно оси цапф. Надо было стремиться и к тому, чтобы до минимума уменьшить габариты башни и избежать выхода за ее пределы передней части люльки.

Расстояние от казенного среза до внутреннего контура гильзоуловителя определяет длину отката орудия, которая также должна быть как можно меньше. Это, в свою очередь, создавало дополнительную трудность в обеспечении нормальной работы полуавтоматики для открывания и закрывания клина затвора. Кое в чем проектирование было и облегчено: надо было создать лишь качающуюся часть и подъемный механизм. Верхним станком и лафетом должна служить башня танка».

При конструировании всегда так. Улучшаешь одно, ухудшаешь другое. То же самое случилось у пушкарей. Значительное сокращение габаритов пушки поставило под угрозу использование в ней полуавтоматического клинового затвора. Но какой-то выход всегда есть, только для поисков нужно время, а его иной раз не хватает.