– Вы в курсе, что это наше место? – её голос раздался как эхо по коридору, холодный и безапелляционный.

Из соседней комнаты тут же выбежали две первокурсницы, держа в руках пакеты с ланчем. Их глаза на мгновение встретились с Лайзой и остальными, и под тяжестью этого взгляда они поспешили скрыться, убегая по коридору, словно вспугнутые птицы.

– Жестоко ты с ними, – заметила Джини.

– Не преувеличивай, – ответила Лайза, пренебрежительно махнув рукой, будто разгоняя несуществующие облака. Она вернулась на подоконник, как будто ничего не случилось.

Линда Кристал, которая до этого момента стояла в стороне, аккуратно стряхнула невидимую пыль с юбки и, словно бы решившись, взяла свою сумку Louis Vuitton.

– Куда это ты собралась? – Лайза прищурилась, в её голосе звучала явная нота приказа.

– Думаю, стоит прийти на занятие пораньше. Не хочу опаздывать, – спокойно ответила Линда, бросив быстрый взгляд через плечо.

– Я с тобой! – воскликнула Пасифика, хватаясь за свою сумку и устремляясь за Линдой.

– Зануды, – демонстративно закатив глаза, пробурчала Лайза, отвернувшись к окну. Её настроение явно испортилось, и она дала понять, что их оправдания ей абсолютно неинтересны.

Как только Линда развернулась на своих элегантных каблуках, её взгляд внезапно наткнулся на фигуру Донателлы Гилсон. Донателла, староста их группы и активистка всех возможных внеклассных мероприятий, словно из ниоткуда появилась прямо перед ней. Линда остановилась, едва не столкнувшись с ней, и сдержала раздражённый вздох.

Донателла, как всегда, выглядела безупречно, хотя её стиль явно был вдохновлён Лайзой. Её светлые волосы, уложенные в пышные волны, были копией прически Лайзы, даже цвет был подобран так, чтобы максимально соответствовать. Единственным отличием оставались её ледяные голубые глаза, которые холодно блестели, как две капли застывшего льда. Линда невольно заметила, что в этот момент Донателла выглядела почти как отражение Лайзы, но с каким-то мрачным оттенком, как искажённое зеркало.

– Что ж, смотрю, вся банда в сборе, – заметила Донателла, её голос прозвучал с саркастической ноткой. В руке она небрежно держала свой вечный блокнот, который всегда был с ней, и который она заполняла дотошными записями, как будто собирала улики против окружающих.

Вирджиния, которая до этого спокойно наблюдала за происходящим, шагнула вперёд, явно раздражённая появлением Донателлы. Её каштановые волосы развевались за спиной, когда она, прищурившись, выплюнула сквозь зубы:

– Что тебе нужно, До-оти?

Донателла, едва подняв глаза от своих записей, сухо ответила:

– Курение на территории кампуса запрещено. Я доложу об этом директору.

Линда, почувствовав нарастающее раздражение, саркастически усмехнулась и протянула свой телефон Донателле:

– Может, ещё и селфи с нами сделаешь? – её голос был пропитан ядом. – Честно, ты уже достала всех.

Донателла, не обращая внимания на провокацию, медленно прошлась по комнате, её каблуки громко стучали по бетонному полу, раздаваясь гулким эхом от стен. Её взгляд скользил по лицам присутствующих, словно она оценила каждого из них, прежде чем произнести с едва скрытой угрозой:

– Вы столько гадостей сделали людям. Кто за это заплатит?

Лайза, которая до этого момента стояла в стороне, лениво накручивая прядь своих светлых волос на палец, наконец подняла глаза и с презрением посмотрела на Донателлу:

– Кому, например? – спросила она с ноткой высокомерия.

Донателла не выдержала и резко выкрикнула, её голос поднялся до крика:

– Это неважно… Многим!

Прежде чем кто-либо успел осознать, что происходит, Линда, движимая гневом, шагнула вперёд и резко подняла руку, показывая Донателле средний палец. Её лицо перекосилось от ярости, слова слетели с её губ как кинжалы.

– Да пошла ты, – бросила Линда, не оборачиваясь. Она уже сделала шаг к выходу, когда добавила с презрением: – Передай директору привет, подстилка.

Но не успела она сделать и двух шагов, как внезапная, острая боль пронзила её затылок. Донателла схватила её за волосы, наматывая на кулак огненные пряди с такой силой, что Линда невольно вскрикнула. В воздухе замерли мгновения тишины, прежде чем обе девушки рухнули на холодный бетонный пол, как два бушующих вихря, и тут же комната наполнилась грохотом их яростной борьбы.

– Как ты смеешь?! – кричала Донателла, её глаза горели бешенством, а лицо исказилось от ненависти. Она дергала Линду за волосы, тянула её вниз.

– Ты всегда была ничтожной! – Линда, ослеплённая яростью, не отступала. Её руки, схватив светлые пряди Донателлы, сжались, и она дёрнула их с такой силой, что Донателла громко пискнула. – Ты заслужила это! – Каждое слово Линды было как удар, выплёскивавшийся в хаосе драки.

Их тела хаотично метались по полу, удары каблуков скользили по бетону, создавая оглушительное эхо в пустой комнате. Донателла, вся в панике, отбивалась, но Линда была сильнее и намного злее. Её лицо перекосилось от злобы, она ещё сильнее вцепилась в волосы Донателлы, наклоняя её голову, пытаясь подмять под себя.

– Что, ты думала, что сможешь… – Линда выдохнула, но не успела закончить фразу, когда Донателла с визгом ударила её ногой по боку. Линда отшатнулась, но не сдалась, продолжая сжимать волосы своей противницы. Её злость только усилилась от этого удара, глаза сверкали диким огнём.

Сторонние наблюдатели – Вирджиния и остальные, замерли, наблюдая, как две девушки, забыв о своей светской репутации, превратились в хищниц, борющихся за власть. Вирджиния, стоя в стороне, с лицом полным возбуждения и предвкушения, словно не могла поверить своим глазам.

– Давай, Линдс! – её голос звенел от адреналина. Она буквально подпрыгивала от восторга, её глаза горели злорадством.

Комната заполнилась хаосом, звуки ударов, разорванной одежды и резких движений казались раскатами грома. Однако, внезапно, что-то изменилось. В один момент Донателла застыла. Её тело обмякло, руки безжизненно опустились вдоль тела, как будто вся ярость разом испарилась. Линда, не сразу поняв, что произошло, продолжала грубо трясти её, пока не почувствовала, как сопротивление исчезло.

Линда отступила назад, тяжело дыша, её грудь судорожно поднималась и опускалась. Она посмотрела на Донателлу, лежащую неподвижно на полу, и в этот момент её захлестнула волна ужаса. Вокруг стало странно тихо, как будто кто-то выключил звук. Линда, всё ещё находясь под воздействием адреналина, медленно опустилась на колени рядом с телом. Её руки задрожали, когда она коснулась головы Донателлы, пытаясь осознать, что произошло. Её пальцы ощутили что-то липкое и тёплое. Линда быстро отдёрнула руку и увидела кровь. Это была реальная, настоящая кровь, которая стекала из-под светлых волос Донателлы, медленно образуя маленький ручеек, который затем собрался в тёмный круг на холодном полу.

– О боже… – Линда прошептала, чувствуя, как ноги подкашиваются. Всё внутри неё кричало от ужаса.

– Ты её убила? – прошептала Лайза. Она нервно теребила ремешок своей серебристой сумки, не в силах оторвать взгляд от бездыханного тела.

Линда, ошеломлённая тем, что произошло, прикрыла лицо руками. Слёзы катились по её щекам, и она едва смогла выдавить:

– Я… я не хотела…

В комнате повисла гнетущая тишина, тяжелая и невыносимая. Казалось, воздух сам стал плотнее, давя на всех присутствующих. Пасифика, сжавшись в углу, пробормотала, дрожащим голосом:

– Что теперь делать?

Лайза, обычно уверенная и властная, медленно подняла глаза. В её взгляде блеснула тревога, как будто даже она не знала, что сказать. Слова застревали в горле, но молчать больше было невозможно.

– Если найдут тело, нас всех посадят, – наконец выдавила она

Джини, стоявшая чуть поодаль, резко обернулась. Паника в её глазах была очевидна.

– Почему нас? – она сделала шаг назад, будто хотела убежать от этой ужасной реальности.

– За соучастие, – твёрдо ответила Лайза. Это прозвучало как приговор, от которого нельзя было уклониться.

Внезапно Джордж, который всё это время молчал, спокойно кашлянул, привлекая к себе внимание. Его взгляд был пугающе сосредоточенным.

– Нужно спрятать тело, – сказал он, как если бы обсуждал что-то совершенно обыденное.

Пасифика резко отшатнулась, её глаза расширились от ужаса. Сумка выпала из ее рук.

– Ты серьёзно?!

Лайза, услышав предложение Джорджа, медленно кивнула.

– Думаю, это хорошая идея, – сказала она.

– Нет! – закричала Пасифика, панически начав собирать выпавшие из её сумки вещи. Её руки дрожали, она хватала каждую мелочь, словно пыталась ухватиться за реальность, которая ускользала от неё.

– Готова променять свою стипендию на жизнь в колонии? – произнесла Лайза, её слова, как ледяной ветер, пронзили Пасифику.

Пасифика замерла, её руки бессильно упали, вещи из сумки снова рассыпались по полу. Её взгляд метался по комнате, ища спасение, но нигде не было ни намека на выход. Она медленно покачала головой.

Лайза, удовлетворённая её молчаливым согласием, решительно подошла к Донателле, лежащей на полу, и схватила её за руку, теперь уже совсем холодную.

– Тащите её в подвал, – приказала она. – Там точно никто искать не будет.

Инди, до этого стоявшая в тени, нахмурилась, оглядывая тёмное помещение. Она тихо спросила:

– Ты уверена?

Лайза повернулась к ней, и в её голосе не было сомнений:

– Спортзал скоро снесут. Никто туда не сунется, – она крепче сжала руку Донателлы. – Поможете, или как?

Они переглянулись, и, тяжело вздохнув, друзья подняли безжизненное тело. Несмотря на хрупкость Донателлы, её вес оказался непосильным для их дрожащих рук.

Они медленно, словно во сне, тащили тело по извилистым коридорам заброшенного спортзала. Стены, когда-то украшенные спортивными трофеями и фотографиями, теперь были облезлыми и грязными, а тишина, царившая вокруг, казалась оглушительной.

Линда шла впереди, вся дрожащая от напряжения. Она пыталась не смотреть на лицо Донателлы, но каждый раз её взгляд неосознанно возвращался к безжизненным, открытым глазам. От этого зрелища её передёргивало, и она чувствовала, как внутри всё сжимается от страха.

Пасифика тащилась в самом конце, едва переставляя ноги. Мысли её метались, не находя покоя. Она старалась сосредоточиться на звуке своих шагов, но каждый раз, когда мёртвая тишина накрывала их, её сердце начинало стучать так громко, что казалось, его слышат все. В голове рождались образы одного ужаса за другим, каждый из которых был связан с тем, что они только что сделали.

Когда они добрались до лестницы, ведущей в подвал, страх охватил их ещё сильнее. Внизу было темно и сыро, оттуда веяло затхлостью и гнилью. Они еле спустили тело по узким, скрипучим ступеням, которые, казалось, вот-вот рухнут под их тяжестью. Лайза и Джордж двигались впереди, словно руководствуясь каким-то немым уговором, их шаги были слаженными и уверенными, несмотря на внутренний ужас.

Внизу их встретила заросшая плесенью комната с покосившимися стенами. Когда-то здесь тренировались спортсмены, но теперь от былой славы не осталось ничего, кроме разбитого инвентаря и тёмных пятен на стенах, напоминающих о давно минувших днях.

– Здесь, – тихо произнесла Лайза. Она указала на тёмный угол.

Они осторожно положили тело на пол, Джордж и Линда старались уложить его так, чтобы оно выглядело хоть немного естественно. Но вид Донателлы, лежащей на холодном бетоне, был ужасен – её волосы спутались, лицо побледнело, а губы приобрели мертвенно-бледный оттенок. Пасифика стояла в стороне, прикрыв рот рукой, словно боясь закричать.

– Что теперь? – отчаянно спросила Джини.

Лайза медленно подняла голову, её глаза метались по лицам каждого из друзей.

– Теперь нужно сделать так, чтобы никто ничего не узнал, – ответила она твёрдо. – Забудьте, что это произошло. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Мы просто продолжим жить, как будто этого не было

Когда они покидали подвал, каждый из них чувствовал на своих плечах тяжесть непосильной ноши – тайны, которая уже начала разрушать их изнутри. Тишина в спортзале стала невыносимой, каждый шаг отзывался в сознании тяжёлым ударом, как раскаты грома перед надвигающейся бурей.

Они договорились больше никогда не возвращаться сюда, словно это место было проклятым, и действительно, отныне спортзал стал для них символом того, что они потеряли – невинность, спокойствие, уверенность в том, что жизнь можно контролировать. Но правда всегда стремится выйти наружу, и чем глубже её закапывают, тем сильнее она прорывается на свет. Сколько бы они ни старались забыть этот день, он стал началом конца их «элитного общества». Между ними пролегла невидимая трещина, которая, словно медленный яд, начинала разрушать всё, что они когда-то считали незыблемым.