Обмен

– Вы же знаете, почему я здесь, верно? – спросил Вудс после некоторого молчания.

– Предполагаю.

– А именно?

– Из-за этой девушки, которая покончила жизнь самоубийством.

– Да. Из-за неё. Только Вы забыли уточнить, что она увлекалась Вашими книгами. И, как я понял, одна из них очень напоминает её жизненную ситуацию.

– Естественно. Я живу среди людей, стало быть, что удивительного в том, что одна из моих книг напоминает реальность? Вопрос в другом, кто как это воспринимает. Ведь Вы сами сказали, я написал около шестидесяти книг, и самоубийств от них пока не было.

– Возможно. И все же я не вижу в Вас какого-то огорчения, сочувствия, печали.

– Да. Возможно. Может, потому что я не знал эту девушку?

– А её мать?

– Знаете, в этом городе много всяких людей. Вы, может, слышали, что у меня нет охраны, что я сам хожу по магазинам, что в моём доме нет даже прислуги, хотя я вполне могу себе это позволить. Все, что у меня есть, это мнение людей, которые, стоит заметить, очень хорошо ко мне относятся. И даже самоубийство этой девушки ничего не изменит.

– В них или в Вас?

– Книги я точно писать не перестану. Это ведь искусство, оно обязано влиять на людей, – вздохнул Стейт и несколько сбавил тон, – знаете, недавно я был в музее. Ненароком. Рабочая поездка никак не предвещала заезд туда. Но там я увидел нечто, что меня очень вдохновило. Точнее, произвело очень сильное впечатление.

– И что же это?

– Скульптура девушки в легкой накидке, которая развивается на ветру и обволакивает её. Понимаете? Ветер. Скульптору удалось поймать ветер. Причем, он сделал это руками, не с помощью фотографий или компьютера. Нет. Лишь молоток да руки. И вот, спустя века, я смотрю на эту статую и не понимаю, как можно было создать нечто подобное. Как столь сложный элемент, как ветер, смог быть заточен в камне. Непостижимо…

– И?

– И я понял, что должен сделать. Я должен создать свою скульптуру. Точно такую же, но уже в литературе. Понимаете? В моем творчестве. Нечто превосходящее все и вся.

– Здесь Вы меня не удивили, – улыбнулся Вудс, – эта мысль очень часто посещает творческих людей.

– Да. Только у всех она разная, – заметил Стейт, допивая скотч.

– Вы про то, что некоторым хватит и половины Вашего признания? В Вашу защиту могу сказать, что многие из Ваших книг признаются критиками шедеврами.

– Вы сейчас говорите как мой агент. У него на каждое моё произведение есть отдельная похвальба.

– Может, он в чём-то прав?

– Наверное. Но я не вижу здесь чего-либо особенного. Все эти деньги, вся эта слава, они ничто по сравнению с той статуей! И знаете что?

– Что?

– На ней я обнаружил пыль. Её даже не протирают! Ужасно, да?

– Наверное, а что? Что надо сделать?

– Ну, для начала я хотел выделить им деньги, но потом я подумал, что, возможно, она продается.

– Вы купили музейный экспонат?

– Да. Только не спрашивайте сумму. Она хоть и большая, но никак не превышает настоящей ценности этой статуи.

– А можно на неё посмотреть?

– В принципе, да. Если честно, мне тоже любопытно Ваше мнение. Ведь Вы интеллектуал, – Стейт улыбнулся, – а мы все общаемся на одном языке.

Писатель поднялся и направился к двери. Вудс последовал его примеру. Комната, в которой хранилась статуя, была здесь же, в довольно большой комнате, чем-то напоминавшей музей. Здесь было несколько старинных книг, картин и, наконец, в самом центре, она – девушка в платье.

– Вот. Прошу, – указал рукой на статую Стейт.

– Да. Впечатляет, – согласился Вудс, обходя статую, – удивительно! Сколько ей лет?

– Несколько сотен и скульптор неизвестен.

– Вы были абсолютно правы, это создано обычным молотком и руками, просто невозможно поверить.

– Я рад, что на Вас это влияет именно так, скажу честно, я иногда могу просидеть тут часами, наблюдая за ней.

– Только не говорите, что придумали ей имя.

– Не скажу, – Стейт обошел статую и указал рукой на небольшую аккуратно выгравированную внизу табличку, – покажу.

– Это что значит? – спросил Вудс, вглядываясь в незнакомые символы.

– Афродита. В переводе с греческого.

– Поразительно. Ах да, совсем забыл, Лизи Паркер просила взять у Вас автограф. Если не возражаете, конечно.

– Для Лизи? Конечно. Это хорошая девушка. Подождите меня в кабинете, я сейчас приду. Обычно я не храню у себя своих книг, только рукописи. Но недавно ко мне приезжал агент и остановил одну копию. Я её сейчас принесу.

– Сказать по правде, мне пора. Это было приятное времяпрепровождение, но мне завтра улетать. Я бы хотел выспаться.

– Что ж, тогда пойдемте, я провожу Вас до двери. Книга там, на столике у входа.

Стейт вежливо открыл двери:

– Прошу.

Спускаясь по лестнице, Вудс постоянно ловил себя на мысли, что весь его диалог все время шел не по плану. Трудно вообще сказать, где он хоть немного входил в нужную колею. Этот Стейт Кинг обладал поистине великим обаянием или, правильнее сказать, шармом, никак не сочетающимся с его затворническим образом жизни.

– Что написать?

– Не знаю. Лизе от Стейта Кинга?

– Дорогой Лизе от Стейта Кинга. Девушкам так больше нравится, – улыбнулся писатель и протянул книгу.

– Спасибо, – пробубнил Вудс, – только я без подарка.

– Это ничего. Лучшим подарком было бы приглашение меня в Арчибальд. Поверьте, это очень важно, я почти уверен, что смог бы хоть немного, но повторить успех этой скульптуры, уже в литературе. А пока, пока мне нужен гранит и знания.

– Знания я вам дам. Но гранит?

– Для меня это одно и тоже, – быстро ответил Стейт.

Вудс посмотрел на почерк, плавный, четкий, идеальный. Таким, наверное, и должен быть почерк у столь известного интересного человека.

Дом. Балтрок. Лампа

Вернувшись домой в Балтрок, Вудс устало повесил пиджак на спинку стула и подошёл к окну. Мередит уже спала, но как обычно успела приготовить ужин, оставив его в холодильнике. Его любимая отбивная, она готовила её так прекрасно, что он о другом и помыслить не мог. Особенно когда вот так, галопом, по всем этим несчастным людям.

Вудс, включил любимую зеленую лампу. Перед тем как уснуть, у него ещё было пару часов, а значит, он мог занять свой ум чем-нибудь очень полезным. Доктор поднял портфель, и выложил папку с делом Чарли Броуди и копией своего заключения. Быстро пробежав по нему глазами, он с удовлетворением откинулся в кресле. Как всегда ювелирная работа.

А потом, его взгляд упал на край книги Стейта Кинга, который аккуратно, словно заигрывая, показался из сумки. Немного поразмыслив Вудс кряхтя, потянулся за ней. Все же должен он представлять, что из себя представляет творческий дар этого талантливого писателя. Да и Лиза вряд ли рассердится, если он немного ознакомиться с её кумиром.

Мягкая, черная, матовая, она сочетали всего два цвета: черный и оранжевый, позволяя читателю самому дорисовать остальные цвета. Вудс повертел её в руках. Качество было превосходное, на производство денег не пожалели.

– Тьма внутри, – вслух произнес Вудс, насупившись, – от истинного мастера ужасов Стейта Кинга, одного из самых ярких талантов двадцатого века.

Послюнявив палец, он перевернул заглавную страниц. Ох как же давно он не читал художественной литературы, все больше и больше отдавая себя конспектам и лекциям. Научным трудам, на худой конец газетным вырезкам, но никак не такой небольшой художественной книжке, написанной к тому же современником.

И все же история его поглотила. Поглотила настолько, что он просидел не час или два, а ровно полночи, добив роман в один присест. И дело вовсе не в том, что там был лихо закрученный сюжет, или Стейт, смог удивить его своей изобретательной манерой письма, нет, Вудс заинтересовало нечто другое, что он не смог пока распознать.

Закончив читать, он отложил книгу и снова встал к окну. В его голове играло странное ощущение, что он где-то это уже видел. Эту манеру описания, этот ход изложения, это повествование о бедной девочке, которая подгоняемая отчимом влезла в петлю. Все как у дочки Чарли Броуди, отец которой чуть было, не продырявил писателя. Он снова сел за стол и опять, уже более детально ознакомился с повествованием.

Наконец до него дошло. Стейт Кинг, писал, как врач любитель, который после нескольких лет писательской сноровки, смог немного скрыть изначальное (первое) образование, но только вот почему он не слышал, чтобы он получил медицинское образование. Впрочем, он так мало о нём знал!

Вудс потер переносицу. Всё же он был немного стар, чтобы вот так, засиживаться пусть даже и с книгой. Хотя, это немного напоминает молодость, когда в студенческом общежитии, он ночи напролет готовился к экзаменам.

– Так и знала, что ты здесь, – устало сказала Мередит, облокотившись о дверной косяк, – и не поел, поди.

– Мери?

– Да, Джеймс. Мери.

– Извини. Надо было доделать пару неотложных дел, – Вудс вздохнул и опустил глаза, ему было неловко.

– И не поел, – укоризненно покачала головой Мередит, проходя в кабинет, – что же с тобой делать?

Она ласково потрепала его за щеки. Джеймс, улыбнулся. Они были в браке двадцать лет, но каждый раз, этот небольшой ритуал, заставлял его краснеть. Он попытался вырваться, но Мередит подняла его голову и посмотрела прямо в глаза.

– Тебе сорок три, отдых это важно дорогой, ровно, как и мой ужин, который я тебе оставила в холодильнике и если с тем, что ты задерживаешься, тут я готова мириться, то с игнорированием моей стряпни… Здесь ты ходишь по краю.

– Я понял. Исправлюсь.

– А это что, – она подняла книгу Стейта, – ты читаешь ужасы?

– Это подарок, – буркнул Джеймс.

– Кому? – спросила Мередит и заинтересованно повернула к нему голову.

Вудс, почему снова покраснел. В голове почти одновременно всплыли портрет Лизи, молодой помощницы и сцена из старого сериала, где жена застает мужа в кабинете с молодой любовницей. Вудс замешкался.

– Джеймс, – Мередит раскинула руки, – кому?

– Лизи Паркер, – выдавил он, – Она любит Кинга.

– Лизи? Это той молодой симпатичной девочке из Массачусетского университета твоей помощнице, так ведь?

– Да. Она очень любит этого писателя, и я подумал, почему бы и нет.

– Почему бы и не передать книжку, – задумчиво закончила за него Мередит и развернула книгу, – ого! Дорогой Лизе от Стейта Кинга. Как мило! Наверное, ей очень понравится.

– Мери. Это просто книга.

– Да. И ужин – это просто ужин. Который ты не съел, – спокойно ответила Мери, закрыв книжку и передав ему её в руки, – думаю, я его выкину, всё равно за ночь он испортится, а есть сейчас уже поздно.

– Мери.

– Да, Джеймс. Да, – сказала она, разворачиваясь к двери, – спокойной ночи, дорогой.

Как все это глупо! Он посмотрел в окно, затем словно направляемый невидимой рукой, открыл ящик стола и вытащил пачку сигарет. Он не курил уже месяц. Отчасти из-за того, что Мередит в очередной раз устроила небольшую взбучку, отчасти из-за того, что всё же решил в очередной раз бросить, это пагубное занятие.

Но теперь… А к черту! Джеймс достал сигарету и, бережно чиркнув спичкой, блаженно затянулся. Месяц мучений. И вот. Он снова с этой заразой. Джеймс подошёл к окну и открыл ставни. Всё же риск должен быть минимальным. Одно дело покурить, другое дело оставить запах табака. Две совершенно разные причины для небольшой семейной войны.