Глава 2

Утро следующего дня было, как обычно, слишком суматошным, чтобы возвращаться ко вчерашнему. Дуг ушел раньше, чем она успела с ним попрощаться. Прибираясь в кухне, Глэдис задумалась, жалеет ли он о том, что произошло, или нет. В глубине души она была совершенно уверена, что Дуг непременно что-нибудь скажет ей по поводу вчерашнего разговора, поскольку долго молчать было не в его характере. Глэдис все еще тешила себя надеждой, что вчера он слишком устал или, напротив, пытался не очень удачно «завести» ее, чтобы потом вместе посмеяться над ее горячностью. Но ей не давала покоя мысль: Дуг держался как-то уж очень спокойно, словно он для себя уже раз и навсегда все решил. Но если он на самом деле относится столь пренебрежительно ко всему, что она делала и о чем мечтала до того, как они поженились, тогда… Тогда все это очень и очень печально.

Когда раздался телефонный звонок, Глэдис как раз загружала в посудомоечную машину последнюю порцию тарелок, рассчитывая потом спокойно отправиться в темную комнату, где ждали ее отснятые пленки. Она обещала сыну, что сделает фотографии к понедельнику, нужно было спешить.

Должно быть, это Дуг. Глэдис сняла трубку. На сегодня у них был запланирован поход в ресторан, и ей казалось, что она получит куда больше удовольствия, если муж попросит прощения за свое вчерашнее поведение.

– Алло? – сказала она в трубку и улыбнулась, почти уверенная, что услышит голос мужа. Звонил Рауль Лопес, сам в прошлом знаменитый репортер, а ныне – один из самых известных в городе агентов, представлявших интересы фотожурналистов и фотографов. Агентство, которое теперь возглавлял Рауль, когда-то сотрудничало и с отцом Глэдис.

– Ну что, Мать Года, как делишки? Все еще фотографируешь младенцев на коленках пьяных Санта-Клаусов? – спросил Рауль вместо приветствия.

На прошлое Рождество Глэдис действительно снимала сирот в местном приюте, и хотя это была обычная благотворительная акция, Рауль никак не мог ей этого простить. Или, по крайней мере, забыть. Вот уже много лет подряд он твердил Глэдис, что она разменивается по мелочам, зарывает свой талант в землю, и, с его точки зрения, это является настоящим преступлением перед мировой общественностью и перед фотожурналистикой. «О себе я уже не говорю», – добавлял обычно Рауль. Вот уж кто не страдал от ложной скромности. И каждый раз, когда Глэдис делала для Рауля какую-нибудь небольшую работу, он снова начинал надеяться, что она наконец вернется в мир фотожурналистики.

«Восстанет из гроба», как он выражался.

Три года назад Глэдис сделала для Рауля великолепный фоторепортаж о положении детей в Гарлеме. Этой работой она занималась в свободное время, пока ее собственные дети были в школе, и ухитрилась ни разу не пропустить своей очереди по автопулу. Дуг, правда, всячески выражал ей свое неудовольствие. Но Глэдис уговаривала его так долго и упорно, что ему не оставалось ничего другого, кроме как уступить. Ее «гарлемская серия» удостоилась региональной премии фотожурналистов.

– Все нормально, Рауль. А ты как? – спросила она.

– Неплохо. Только работы, как всегда, невпроворот. Особенно тяжело бывает уламывать звезд, которых я представляю. Ибо не все они имеют представление о том, что такое здравый смысл. Ты случайно не знаешь, почему творческим людям бывает так трудно принимать разумные решения?

Услышав эту тираду, Глэдис решила, что у Рауля, похоже, действительно выдалось не самое легкое утро. «Надеюсь, – подумала она, – он не собирается сделать мне какое-нибудь безумное предложение?» Правда, Глэдис уже давно предупредила агента, чтобы он не предлагал ей поездок на озеро Танганьику – снимать крокодилов из-под воды, но Рауль время от времени нарушал уговор.

– Какие у тебя планы? – спросил Рауль чуть более сердечным тоном, и Глэдис оценила его старания. Рауль был человеком раздражительным, вспыльчивым, резким в суждениях, но Глэдис он все равно нравился.

– Вообще-то, я собиралась мыть посуду, – сказала Глэдис, бросив взгляд на моечную машину, которая все еще стояла с выдвинутыми поддонами. – Интересно узнать, как это зрелище сообразуется с твоим представлением обо мне? – добавила она с улыбкой.

– Прекрасно сообразуется, – пробурчал Рауль. – Хотелось бы знать, когда твои дети наконец вырастут? Искусство не может ждать вечно!

– Придется ему подождать, – вздохнула Глэдис. Она вовсе не была уверена, что Дуглас позволит ей когда бы то ни было вернуться в фотографию. Рауль упрямо не оставлял своих попыток уговорить ее взяться за какое-нибудь головоломное задание, надеясь, что в один прекрасный день она «возьмется за ум», «пошлет к черту зануду-мужа», «сдаст в пансион свою сопливую команду» и рванет из Уэстпорта в какую-нибудь «горячую точку».

– Уж не собираешься ли ты снова просить меня отправиться куда-нибудь в Тибет, чтобы проехать на ослике от Лхасы до Пекина? – спросила она шутливо. Именно с таким предложением Рауль обратился к ней несколько лет назад, когда Глэдис была на восьмом месяце беременности. С тех пор эта фраза стала для них чем-то вроде кодового обозначения заданий, связанных с дальними и продолжительными поездками, которые Рауль продолжал предлагать ей с завидной регулярностью. Впрочем, изредка он находил более разумные задания, наподобие гарлемского репортажа. И в глубине души Глэдис была очень довольна, что Рауль не спешит вычеркнуть ее из своих «звездных списков», хотя в телефонных разговорах он не раз называл ее «пропащей» и «дохлым номером». («Я знаю, что обращаться к тебе – это дохлый номер, но попытка – не пытка…» – так начинался примерно каждый третий их разговор.)

– Что ж, ты почти угадала… – проговорил Рауль. – Конечно, не в десяточку, но все-таки близко. – Он словно обдумывал, как бы получше начать, но Глэдис прекрасно знала, что Рауль не из тех людей, которые будут звонить по делу и мямлить. Наверняка у него все было заранее просчитано и расписано, просто Рауль опробовал на ней один из своих «подходцев». У него самого никогда не было ни жены, ни семьи. Он решительно не мог понять, почему ради мужа и детей Глэдис готова снова и снова отказываться от увлекательных путешествий, от карьеры, от успеха, наконец. Талант у нее, по мнению Рауля, был редкостный, поэтому он совершенно искренне считал ее отказ от карьеры никому не нужной жертвенностью.

– Ну так что же? – поторопила Глэдис, и Рауль наконец решился взять быка за рога, хотя заранее знал, что она скажет «нет». Знал и все-таки надеялся.

– Нужно смотаться в Корею, – сказал он деловито. – Заказчик – воскресное приложение к «Таймс мэгэзин». Редактор решил поручить это кому-то из моих звезд, поскольку в штате журнала нет фотографа высшего класса. А дело такое: одна сеульская фирма предлагала состоятельным бездетным парам детей для усыновления. Все бы ничего, но распространился слух, что детей, которые никому не приглянулись, в конце концов убивали. Впрочем, работа достаточно безопасная, особенно для тебя. Нужно только помнить, что фотографии умеют говорить сами за себя, и поменьше выступать. Главное – снимать, остальным займется общественное мнение и полиция. Поняла?..

Рауль немного помолчал, но, не дождавшись ответа, добавил почти умоляющим голосом:

– Это просто фантастическое задание, Глэдис! Когда репортаж появится в журнале, будет настоящий взрыв. Газеты будут просто драться из-за этих материалов, если «Таймс» решит пустить их в продажу. Фотографии нужны, чтобы придать статье, так сказать, наглядность, и я бы предпочел, чтобы их сделала именно ты, а не кто-то другой. Здесь, во всяком случае, нужна именно такая рука, именно такой глаз, как у тебя. К тому же ты любишь детей, и я подумал… Словом, с какой стороны ни посмотри, эта работенка словно специально предназначена для тебя.

Слушая Рауля, который все больше и больше воодушевлялся, Глэдис тоже почувствовала волнение. Со времен ее гарлемского репортажа ни одно задание не трогало ее столь сильно. Но что она скажет Дугласу и своим собственным детям? Что она уезжает в Корею? А кто заменит ее в автопуле, кто будет готовить для них обеды и ужины? Кто будет гулять с собакой? Глэдис занималась всем этим – и многим другим тоже – на протяжении многих лет, и единственным, кто ей помогал, была приходящая домработница, которая два раза в неделю убирала квартиру.

Но даже для двоих работы было слишком много.

– Это надолго? – робко спросила Глэдис, надеясь, что не больше недели. Тогда она могла бы попытаться нанять дополнительную прислугу или уговорить Мэйбл, чтобы та возила детей в школу.

Последовала пауза. В трубке было хорошо слышно, как Рауль с присвистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Эту его привычку Глэдис хорошо знала – он поступал так всякий раз, когда ему предстояло сказать что-то неприятное для собеседника.

– Три недели. Может быть – четыре, – промолвил он наконец, и Глэдис, закрыв глаза, опустилась на табурет возле телефона. Срок был совершенно нереальным, а ей так хотелось сделать этот репортаж! Но в конце концов, у нее были свои дети, о которых она должна была думать в первую очередь.

– Ты же знаешь, Рауль, что мне это не подходит, – сказала она со вздохом. – Я не могу. Зачем только ты позвонил? Чтобы сделать мне больно?

– Может быть, и да, – мрачно ответил агент. – Вдруг мне удастся добиться, что однажды ты проснешься и поймешь: миру нужно то, что ты делаешь. Прелестные милые картинки, снимки собачек и мордочки детишек, которые ты время от времени мне присылаешь – все это, конечно, хорошо, но ведь ты способна на большее! Я не говорю о том, что приобретет или потеряет искусство, но ведь может оказаться и так, что именно благодаря твоим фотографиям убийства детей прекратятся.

– Это нечестно, Рауль! – с горячностью перебила Глэдис. – Не смей заставлять меня чувствовать себя виноватой! Ты же отлично знаешь, что я не могу просто так бросить все и уехать на целый месяц. Ведь у меня четверо детей, муж и никаких бабушек или дедушек!

– Так, черт возьми, найми постоянную прислугу, которая за стол и жилье будет на протяжении месяца ухаживать за твоей сопливой командой. Или разведись. Ведь не можешь же ты вечно сидеть на одном месте и при этом оставаться классным фотографом! Ты и так уже потеряла четырнадцать лет. Просто удивительно, как о тебе до сих пор не забыли. Во всяком случае, чудаки, которые хотели бы поручить тебе ту или иную работу, все еще находятся. Ну а ты совершаешь большую глупость, когда обращаешься так со своим талантом!

– Как – так?

– Преступно! – отрезал Рауль, и Глэдис поняла, что агент рассердился всерьез. Это было особенно обидно, ибо в глубине души Глэдис сознавала его правоту.

– Я вовсе не «потеряла» четырнадцать лет, – возразила она в жалкой попытке оправдаться. – У меня четверо детей, и все они здоровы и счастливы. Что бы с ними было, если меня подстрелили бы где-нибудь на Мальдивах или в Никарагуа? Кто заменил бы им мать? Может быть, ты?

– Нет, конечно, – согласился Рауль. – Тут ты права. Но, если я не ошибаюсь, твои многочисленные дети уже достаточно большие, чтобы самим о себе заботиться. Во всяком случае, никому из них больше не надо менять пеленки и вытирать нос. И я не понимаю, что мешает тебе вернуться к работе, которую, как мне помнится, ты когда-то любила. Твой муж тоже не инвалид, ты ведь не кормишь его с ложечки и не выносишь за ним судно, не так ли?

Этот выпад напоминал прямое оскорбление, но Глэдис пропустила слова Рауля мимо ушей, ибо ей вспомнилось, что Дуг сказал ей вчера вечером. После этого Глэдис страшно было даже заговаривать с ним о том, чтобы куда-то уехать. Подобный шаг с ее стороны вполне мог обернуться серьезной катастрофой для их брака.

– Я не могу, Рауль, и ты это прекрасно знаешь, – повторила она еще раз и вздохнула. – Твой звонок… Он меня очень расстроил.

– Вот и хорошо, – безжалостно ответил Рауль. – Зато теперь ты, быть может, скорее сдвинешься с мертвой точки. И если я добьюсь этого своими звонками, я окажу огромную услугу всему человечеству.

– Ладно. Спасибо, что подумал обо мне. Надеюсь, ты сумеешь найти кого-то, кто сумеет отлично сделать этот репортаж, – сказала она в трубку, думая о корейских детях.

– Тот, кто сумел бы сделать этот репортаж так, как надо, только что от него отказался, – едко ответил Рауль. – На днях я тебе перезвоню, но имей в виду: так легко, как сегодня, ты от меня не отделаешься. Я не отстану, пока не услышу: «Да, Рауль. Хорошо, Рауль. Куда угодно, Рауль».

– Я и не собиралась от тебя отделываться. Ты бы лучше позаботился, чтобы для выполнения нового заказа мне не нужно было ехать куда-то к черту на рога.

– Посмотрим, что мне удастся сделать. Но обещать ничего не могу, – повторил Рауль. – А ты будь осторожна, Мать Года, береги себя и не давай своим отпрыскам садиться себе на шею.

– И тебе всего хорошего, – в тон ему ответила Глэдис. – Кстати, об отпрысках, – тут же спохватилась она. – Мы на все лето отправляемся на мыс Код. У тебя, кажется, есть номер того телефона?

– Конечно, есть. Желаю приятно провести время, Глэдис. А если сумеешь сфотографировать какую-нибудь шикарную яхту – позвони мне. Попробуем продать снимок.

– Между прочим, – заметила Глэдис, – гонорар за прошлые, как ты выражаешься, «шикарные яхты» покрыл мои расходы на детский сад за два года.

– Нет, Глэдис, ты совершенно безнадежна! – в отчаянии воскликнул Рауль.

На этом разговор закончился. Впервые за много лет Глэдис стало казаться, что в ее жизни не хватает чего-то настоящего, чего-то важного и большого. И что же ей теперь делать?

Глэдис чувствовала себя подавленной, но дела делать все равно надо. Отправившись после обеда за продуктами в супермаркет, она неожиданно столкнулась с Мэйбл. Подруга Глэдис выглядела значительно более веселой и оживленной, чем обычно; она была в короткой юбке и туфлях на шпильках, а подойдя к ней вплотную, Глэдис с удовольствием вдохнула запах дорогих духов.

– Где ты была?! – удивилась Глэдис. – Неужели ездила за покупками в город?

Мэйбл отрицательно покачала головой и, таинственно улыбаясь, сообщила заговорщическим шепотом:

– Я обедала в Гринвиче с Дэном Льюисоном. Мы прекрасно провели время и даже выпили по бокалу вина. Дэн – просто душка; во всяком случае, он умеет быть милым, и вообще он еще очень даже ничего. Если бы не эти его усы а-ля Кларк Гейбл, он был бы похож на херувимчика.

– Как я понимаю, бокалом вина вы не ограничились, – с несчастным видом заметила Глэдис. Радость подруги казалась ей неуместной.

– А ты чего такая грустная? – спросила Мэйбл. – Что с тобой?

Она действительно редко видела подругу в таком состоянии.

– Вчера вечером мы поссорились с Дугом, – объяснила Глэдис. – А сегодня мне позвонил мой агент и предложил очень интересную работу в Корее. Насколько я поняла, что-то связанное с незаконным усыновлением, причем от детей, которых никто не хотел брать, попросту избавлялись.

– Какой ужас!.. – воскликнула Мэйбл, бросая в тележку упаковку томатного сока. – Я бы на твоем месте радовалась, что тебе не нужно заниматься этим кошмарным делом. Это же наверняка опасно!

– А я бы хотела сделать этот фоторепортаж, – покачала головой Глэдис. – Но дело даже не в опасности. Главное препятствие состоит в том, что мне пришлось бы уехать из Штатов на три-четыре недели, а я не могу себе этого позволить. Словом, мне пришлось отказаться.

– Но тебе и раньше приходилось отказываться от заданий, – удивилась Мэйбл. – Почему теперь у тебя такое лицо, словно кто-нибудь умер?

– Ну, боже мой, – простонала Глэдис, – вчера Дуг наговорил мне кучу гадостей о моей карьере. Для него она – просто хобби, пустяк, каприз, не знаю даже, что еще… Словом, он не видит ничего особенного в том, что мне пришлось от нее отказаться. Оказывается, он считает, что нет ничего легче, чем зарабатывать на жизнь при помощи фотоаппарата, и что на это способен каждый, стоит только по-настоящему захотеть.

Мэйбл улыбнулась, но ничего не возразила. Зная, что Глэдис и Дуг ссорятся крайне редко, она только спросила:

– Что это на него нашло?..

– Не знаю. – Глэдис покачала головой. – Обычно он не такой… бесчувственный. Может, у него просто выдался на службе тяжелый день.

– А может быть, он действительно не очень хорошо понимает, от чего ты отказалась ради него и ради детей! – решительно заявила Мэйбл, и Глэдис снова покачала головой. В глубине души она опасалась именно этого и была удивлена тем, как много, оказывается, значили для нее признание и благодарность мужа.

– Я думаю, тебе все-таки следует настоять на своем и сделать этот корейский материал! – добавила Мэйбл, явно стараясь расшевелить подругу и подтолкнуть к решительному шагу.

– Почему дети должны страдать из-за того, что Дуг чем-то меня уязвил или задел? – возразила Глэдис. – К тому же я все равно не могу бросить их на целый месяц. Через три недели мы собирались на мыс Код… Нет, это невозможно.

– Тогда не упусти следующее задание.

– Если оно будет – следующее задание. Мне иногда кажется, что Рауль уже устал от моих отказов.

Действительно, в последнее время агент звонил ей все реже и реже, хотя, возможно, все дело было в том, что задания, которые могли подойти Глэдис по условиям ее теперешней жизни, попадались ему не часто.