Было уже начало восьмого утра, когда из палаты вышел дежурный кардиолог. Он сказал, что у Энн только что случился еще один сильнейший приступ. Объяснять, насколько серьезно ее положение, не было никакой необходимости – все, кто собрался в коридоре, поняли это. Выслушав новости, Роберт закрыл лицо руками и заплакал. Глядя на него, Эрик невольно подумал, что, если бы его любовь способна была помочь Энн, она бы уже давно пришла в себя.

Для всех это была долгая и тяжелая ночь, которая сменилась столь же тягостным утром. Диана отправилась искать больничный кафетерий, чтобы принести всем что-нибудь перекусить. Возвращаясь в комнату ожидания, куда они перебрались из коридора, она столкнулась в дверях с дежурным кардиологом. Выражение его лица было официально-отрешенным, и Диана сразу догадалась, что это значит. Машинально она сделала движение, чтобы помешать ему войти, но было поздно – Роберт поднял голову и повернулся к двери. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: случилось самое худшее.

Прежде чем врач успел заговорить, Роберт резко вскочил и вытянул перед собой руки ладонями вперед.

– Нет! – выдохнул он и покачал головой, словно заранее отказываясь верить тому, что еще не было произнесено вслух. – Нет! – повторил он. – Не желаю ничего слушать!

Роберт все еще казался испуганным и потерянным, но в его взгляде отразилась какая-то непонятная решимость. Никто из собравшихся в комнате ожидания не видел его таким. Перед ними был незнакомец – чужой и страшный человек, от которого можно было ожидать любых непредсказуемых поступков.

– Мне очень жаль, мистер Смит, – негромко сказал врач. – Ваша жена не перенесла очередного сердечного приступа. Мы сделали все, что было в наших силах, но она так и не пришла в себя. Миссис Смит скончалась несколько минут назад. Мне очень жаль… – повторил он. – Примите наши соболезнования.

Роберт стоял, глядя на него невидящими глазами. Внезапно он покачнулся, и Аманда с рыданием бросилась отцу на грудь. Ни она, ни Роберт никак не могли поверить, что они потеряли Энн. Это казалось невероятным! Всего несколько часов назад Энн была жива и здорова и ужинала в компании старых друзей, и вот теперь она умерла… Роберт никак не мог этого постичь и неловко прижимал к себе дочь непослушными руками. Диана и Эрик тоже плакали, а Джефф и Майкл стояли, крепко обняв друг друга, и не пытались скрыть своих слез.

Врач заговорил о необходимых приготовлениях. Он объяснил, что тело останется в больнице, пока кто-нибудь из родственников… Слушая его, Роберт неожиданно разрыдался.

– Ка-какие приготовления? – спросил он хриплым, прерывистым голосом.

– Вам необходимо обратиться в похоронное бюро, мистер Смит, – пояснил врач. – Они сами сделают все необходимое. Еще раз – примите мои соболезнования.

С этими словами он вернулся в отделение интенсивной терапии, чтобы переговорить с сиделками и заполнить необходимые документы, а Роберт, его дети и друзья остались в комнате ожидания и молча стояли в самой середине, мешая другим посетителям, которые пришли навестить своих родственников. На часах было почти девять утра субботы, а этот день всегда бывал в больнице самым оживленным.

– Знаете что, пойдемте пока к нам, – негромко предложил Эрик и, вытерев глаза платком, крепко взял Роберта под локоть. – Выпьем кофе и поговорим, так? – Он бросил взгляд на Диану, и она кивнула в ответ.

– Действительно, пойдемте к нам, – сказала она, беря за руку Аманду и направляясь с ней к двери. Роберт, которого поддерживали под руки сыновья, последовал за ней, последним шел Эрик.

Пройдя по коридорам больницы, они спустились на лифте на первый этаж и вышли на улицу. Стояло морозное зимнее утро. Дождь наконец прекратился, и лужи на асфальте подернулись тонким ледком, который хрустел под ногами, точно битое стекло. На горизонте громоздились темные кучевые облака, грозившие новым проливным дождем или – если принять во внимание резкое похолодание – снежным бураном, но Роберт ничего не видел, не замечал. Он словно ослеп, оглох и онемел – он не чувствовал, как его сажали в такси, как везли по знакомым улицам Нью-Йорка, как помогали подняться по лестнице и войти в лифт.

Через пять минут они были уже в квартире Моррисонов. Там Диана усадила всех в гостиной, а сама отправилась на кухню, чтобы приготовить кофе и тосты.

– Я не понимаю… – проговорил Роберт, когда она поставила перед ним кружку крепкого кофе, куда, по совету Эрика, добавила хорошую порцию бренди. – Просто не понимаю!.. Еще вчера вечером Энн чувствовала себя отлично! Мы прекрасно провели время у Джона и Паскаль, и последнее, о чем мы говорили, перед тем как лечь спать, это о том, как хорошо нам будет летом в этом новом доме в Сен-Тропе…

– В каком новом доме? – машинально спросил Джефф, старший сын Роберта.

– В будущем августе мы собирались отдыхать во Франции с Донелли и твоими родителями, – объяснил Эрик. – И сняли там роскошную виллу. Как раз вчера мы все вместе рассматривали рекламный проспект и фотографии, и твоя мама чувствовала себя отлично. Впрочем, теперь я припоминаю, что она показалась мне усталой и бледной, но в этом не было ничего странного. Мы все знали, как много она работает, к тому же зимой большинство ньюйоркцев выглядят не лучше… Я, во всяком случае, не придал этому особенного значения.

Теперь Эрик казнил себя за это. Ладно – остальные, но ведь он врач, он должен был насторожиться!..

– Когда мы возвращались домой, – медленно сказал Роберт, – я спросил, как она себя чувствует. Мне тоже показалось, что Энн выглядит измотанной, но она сказала, что все в порядке. Она собиралась поспать сегодня подольше!..

…И уснула навсегда. Он не сказал этих слов, но фраза повисла в воздухе, и Роберт почувствовал, как в груди нарастает тупая ноющая боль. Он вдруг вспомнил, что не попросил у врачей разрешения взглянуть на Энн, но тут же подумал, что еще увидит ее. Наверное, увидит…

Он был просто неспособен думать о чем-либо, кроме своей потери. Роберту казалось, что, если бы он мог каким-то чудом вернуться во вчерашний вечер, события бы развивались совершенно иначе. Он бы заметил, непременно заметил, что Энн не просто устала; он бы вызвал к ней врача и сумел ее спасти. В глубине души Роберт понимал, что поправить уже ничего нельзя и что, думая об этом, он только напрасно себя мучает, но справиться с собой не мог. Это было сильнее его.

Он сделал только несколько глотков кофе, не прикоснувшись к приготовленным Дианой тостам. Кусок буквально не лез ему в горло, да и голода Роберт никакого не чувствовал. Единственное, чего ему хотелось сейчас, это снова увидеть Энн, обнять ее, прижать к себе…

– Что мы теперь будем делать? – спросила Аманда и прикрыла глаза рукой. Дочери Роберта уже исполнилось двадцать пять лет, но она еще никогда не теряла родных, никогда не сталкивалась со смертью лицом к лицу. Ее бабушки и оба деда умерли, когда она была совсем маленькой, и она их почти не помнила. За всю жизнь Аманда не похоронила даже канарейки – и вот теперь лишилась матери! Для нее этот удар оказался особенно жестоким и несправедливым.

– Я думаю, что смогу помочь вам с похоронами, – мягко сказал Эрик. – Сегодня же позвоню в фирму Фрэнка Кэмпбелла и попрошу его взять все приготовления на себя.

Фирма Кэмпбелла была солидной, уважаемой фирмой, широко известной в Нью-Йорке. Среди ее клиентов было немало знаменитостей.

– У тебя есть какие-нибудь идеи, пожелания? – повернулся он к Роберту. – Может быть… ты предпочел бы кремацию?

Этот вопрос нанес Роберту новый сильный удар. Нет, он не хотел никакой кремации. Он и думать об этом не мог. Он хотел, чтобы Энн, его Энн снова была жива, чтобы она сейчас же, сию минуту вошла в гостиную и спросила, смеясь, почему у них всех такие скорбные лица. Но, увы, этого никогда не случится. Никогда больше он не увидит своей Энн. Для Роберта это была настоящая трагедия, отнявшая у него счастье и грозившая окончательно и бесповоротно изменить всю его жизнь. Даже дети, у которых была своя жизнь, переживали это горе не так остро.

– Что я могу сделать, па? – негромко спросил Джефф. Майкл – младший сын Роберта – ничего не сказал, но повернулся к отцу, давая понять, что на него тоже можно рассчитывать. Оба уже сообщили страшную новость женам, а еще несколько минут спустя Диана вышла из комнаты, чтобы позвонить Джону и Паскаль.

Донелли были потрясены, когда она сказала им, что Энн умерла сегодня утром. Сначала они даже не поверили, что это не какой-то идиотский розыгрыш, а самая настоящая правда.

– Энн?.. – переспросила Паскаль. – Не может быть! Вчера вечером она была в полном порядке! Нет, я не верю, не могу поверить!.. Что же случилось?

Диана рассказала все, что знала, и Паскаль, не сдержавшись, заплакала. Через полчаса она и Джон тоже приехали к Моррисонам и привезли с собой огромную корзину бархатисто-черных роз.

Только в час дня Роберт вернулся наконец в свою квартиру. Он предпочел бы остаться с друзьями, но ему нужно было переодеться. В квартире все еще горел свет. Некоторое время Роберт как сомнамбула бродил по комнатам, машинально щелкая выключателями. В конце концов он забрел в ванную. Полотенца, которыми он укрывал Энн, пытаясь согреть ее, в беспорядке валялись на полу, и, глядя на них, Роберт снова почувствовал, как спазм перехватывает горло. То, что случилось, было так нелепо, несправедливо и страшно, что он никак не мог постичь ужасную истину: он потерял свою жену.

Он долго не мог справиться с собой и отдышаться. Наконец Роберт оторвался от косяка и, по привычке направившись в спальню, опустился на все еще разобранную постель, но почувствовал запах духов Энн и вскочил точно ужаленный.

Вечером они с Эриком вместе отправились к Кэмпбеллу и вместе прошли через новые мучения, связанные с необходимостью заказывать цветы, выбирать гроб, обсуждать детали предстоящей церемонии. Роберт выбрал для Энн очень красивый гроб – полированный, красного дерева, с блестящими латунными рукоятками, обитый внутри белым бархатом. Странным образом эти заботы немного отвлекли его – во всяком случае, он как-то держался. Служащий похоронного бюро сказал, что Энн привезут из больницы ближе к вечеру, и он ждал этого почти с нетерпением. Но когда Роберт увидел Энн в гробу, он не выдержал. С душераздирающим криком он упал возле него на колени и прижался лицом к неподвижному и холодному телу жены. Диана, которая была с ним в траурном зале, тоже плакала, и только Эрик держал себя в руках. Именно он вывел Роберта на свежий воздух и поручил его заботам детей.

Вечером Роберт поехал ночевать к Джеффу. Для него это было большим облегчением – Роберту было страшно даже подумать о том, чтобы возвращаться в пустую квартиру, где все напоминало ему об Энн. Аманда тоже поехала не к себе, а отправилась домой к Майклу и его жене Сьюзен. Ей, как и отцу, не по силам было оставаться в одиночестве в этот страшный день.

Донелли и Моррисоны в этот вечер тоже были вместе. Ужинали они подавленные и удрученные, в полном молчании. Невозможно было представить, что они потеряли Энн. Ведь только вчера она сидела с ними за одним столом, улыбалась, шутила, а сегодня ее не стало. А Роберт словно стал другим человеком – так тяжело он переживал смерть жены. Казалось, в нем тоже что-то умерло и никогда не воскреснет.

– Мне не хотелось бы показаться бестактной, – осторожно начала Диана, когда все четверо уже пили кофе, – но нам нужно решить один вопрос…

– Что делать со всей этой едой? – невесело пошутил Джон. Они заказали еду в одном из ближайших ресторанов, но никто из них так и не притронулся ни к пицце, ни к цыпленку, ни к ветчине. Ни у кого из четверки не было аппетита.

– Нет. – Диана покачала головой. – Что нам делать с этой виллой в Сен-Тропе? Может быть, все-таки съездим туда отдохнуть? До августа еще далеко…

– Раз уж ты рискнула быть бестактной, – заявил Джон, – я тоже хочу сказать свое слово. Если придется делить расходы не на три, а на две части, арендная плата будет слишком высока. Пожалуй, стоит отказаться от этого варианта, если, конечно, вы не собираетесь швырять деньги на ветер. Я бы лично на такие расходы не пошел…

Паскаль поерзала на стуле и, виновато покосившись на мужа, слегка пожала плечами.

– Боюсь, мы уже не сможем отказаться от дома… – сказала она почти жалобно.

– Это почему?! – возмутился Джон. – Ведь мы еще даже не дали своего согласия!

Накануне вечером они договорились, что пошлют факс во Францию в понедельник из офиса Энн.

– В том-то и дело, что мы, э-э-э… согласились. Более или менее…

– Вот тебе и раз! – Джон сердито взглянул на жену. – Что это значит – «более или менее согласились»?! Я не понимаю!

– Как бы вам объяснить… – Паскаль обращалась теперь не столько к нему, сколько к Моррисонам, словно ища у них поддержки. – Ведь мы все признали, что дом очень хороший, правда? Я ужасно боялась, что кто-то его перехватит, поэтому позвонила маме и попросила ее поехать в риелторское агентство и внести аванс. Я была уверена, что вы не будете против, ведь вилла вам так понравилась!

– Превосходно… – процедил Джон сквозь стиснутые зубы. – Насколько я знаю твою мать, с тех пор как мы поженились, она не купила тебе и тюбика зубной пасты без того, чтобы ты не вернула ей деньги. С чего бы это ей вздумалось выложить денежки за дом, да еще авансом, фактически до того, как мы приняли окончательное решение?

И он смерил Паскаль суровым взглядом.

– Я сказала, что мы вернем ей деньги, – ответила Паскаль, виновато глядя на мужа. Впрочем, особой вины она за собой не чувствовала – не могла же она предвидеть того, что случилось с Энн!

– Позвони своей матери, пусть расторгнет договор и заберет деньги назад, – твердо сказал Джон.

– Боюсь, это невозможно, ведь это был не просто аванс, а… В агентстве мне сказали: если мы хотим, чтобы они придержали виллу, пока мы не дадим окончательного ответа, придется внести некоторую сумму. Если бы мы согласились, она бы пошла в счет аренды, а если отказались – деньги остались бы агентству… Таковы правила. Я же не знала, что Энн… что мы…

– Но почему, Паскаль?! Почему ты так поступила?! Кто тебя просил? – вскричал Джон. Казалось, он был вне себя от злости, но на самом деле Джон почти не сердился. Внезапная смерть Энн потрясла его, и теперь он давал выход своим эмоциям. – Боюсь, – добавил он ледяным тоном, – теперь тебе придется отдыхать в Сен-Тропе одной и за свой счет. Вряд ли кто из нас захочет составить тебе компанию. Роберт вряд ли поедет туда без Энн, а нам без него тоже будет… не слишком уютно. Так что о вилле придется забыть.

– Ну почему же? – негромко возразила Диана. – Впереди полгода, а точнее – шесть с половиной месяцев. Я надеюсь, что к этому времени Роберт немного придет в себя. Не исключено, что это путешествие пойдет ему на пользу. Он немного отвлечется, развеется… Смена обстановки всегда благоприятно действует в… в подобных случаях, к тому же если с ним будем мы, это его утешит. Я считаю, не стоит отказываться от дома. Раз уж решили – нужно ехать!

Эрик посмотрел на нее и согласно кивнул.

– Думаю, моя жена права, – сказал он. – Сначала я тоже подумал, что наш отпуск накрылся, но… В том, что говорит Диана, есть смысл.

– А что, если Роберт откажется? Не захочет – и не поедет? – возразил Джон. – Мы же не можем его заставить! В этом случае нам придется платить и его долю, а это немалые деньги! Нет, никуда я не поеду! И платить я тоже не собираюсь!

– В таком случае за этого жмота заплачу я! – с горячностью воскликнула Паскаль. – Какой же ты все-таки тип, Джон Донелли! Рад любому предлогу, лишь бы сэкономить! Ну, если ты такой, я заплачу за тебя из своих денег, а ты можешь оставаться дома, или лучше отправляйся-ка ты к своей мамочке в Чикаго! Ведь вы с ней – два сапога пара!

– С каких это пор ты стала такой щедрой? – сварливо огрызнулся Джон, и Паскаль грустно покачала головой. Ей не нравилось, как держал себя ее муж в этой непростой ситуации, но она понимала: все они слишком расстроены их общей потерей.

– Сейчас нам нужно особенно поддерживать друг друга, – сказала Паскаль с несвойственным ей смирением. – К тому же именно сейчас бедняжка Роберт нуждается в нас больше, чем когда бы то ни было, – добавила она, и Моррисоны дружно кивнули в знак согласия. Джон, таким образом, остался в меньшинстве, но он был слишком упрям, чтобы так легко сдаться.

– Я никуда не еду! – отчеканил он зло.

– Ну и не езди! А мы поедем, – спокойно сказала Паскаль и с грустью улыбнулась Эрику и Диане. – И пришлем тебе несколько открыток с видами Ривьеры, чтобы ты понял, чтó ты потерял.

– Возьми с собой свою мамашу, – едко посоветовал Джон. – Она будет чертовски рада!

– Возможно, я так и поступлю, – парировала Паскаль и повернулась к Моррисонам. – Итак, решено. В августе едем в Сен-Тропе.

На данном этапе это была самая простая из стоявших перед ними проблем, однако всем хотелось отвлечься от тяжелых мыслей и подумать о чем-нибудь приятном. И все же смерть подруги и состояние Роберта, который был буквально раздавлен свалившимся на него несчастьем, оставалось для них главным. Что они могли сделать для него – только быть рядом. Решение отправиться в Сен-Тропе без любимой подруги казалось им предательством, но Паскаль, чутко уловив общее настроение, в конце концов заявила, что Энн наверняка сама бы хотела, чтобы они не только отправились туда, но и взяли Роберта с собой.

– Боюсь, уговорить его будет нелегко, – заметила Диана. – Но время у нас, к счастью, есть. Давайте пошлем во Францию факс с официальным согласием, а с Робертом поговорим потом.

Она надеялась, что к тому времени и Джон тоже немного успокоится и не станет упорствовать. Но и ее не радовала перспектива отдыха теперь – когда Энн не стало и их будет уже не шестеро, а пятеро. А может быть, даже четверо.

Донелли отправились домой довольно поздно, но тем не менее они позвонили Джеффу, чтобы поговорить с Робертом – сказать, что любят его, и приободрить, но он все еще не пришел в себя и не мог говорить с ними долго. По его голосу Паскаль поняла, что Роберт с трудом сдерживает слезы, и сама едва не заплакала. Ей было непонятно, как он до сих пор держится – ведь Роберт был на ногах с четырех часов утра и, насколько Паскаль знала, не съел за это время ни кусочка. Она очень хотела сделать для него что-то, чтобы помочь ему, но не знала – что, да и вряд ли во всем мире существовало что-то такое, что могло утешить Роберта сейчас.

В конце концов Паскаль пообещала, что пойдет с ним завтра в траурный зал – проверить, все ли в порядке, и попрощаться. Похороны были назначены на вторник, и Джефф уже позвонил партнерам Энн по ее юридической фирме. Жены Джеффа и Майкла обзвонили всех знакомых и подруг Энн, чтобы известить их о несчастье, хотя некролог в газетах должен был появиться уже завтра. Роберт набросал текст еще днем, а Майкл отредактировал и отвез в редакцию «Нью-Йорк таймс».

Роберт лег спать в гостевой спальне в доме Джеффа и Элизабет, но долго не мог уснуть, хотя ему и казалось – у него не осталось никаких сил. От горя и голода (он так и не поел – просто не смог себя заставить, хотя под ложечкой давно точил голодный червячок) голова кружилась, а все окружающее виделось как в тумане. Лежа на кровати при свете ночника, Роберт думал об Энн, о том, как невероятно, несправедливо и жестоко происшедшее с ней. Еще никогда в своей жизни он не чувствовал себя таким одиноким и несчастным. Они прожили вместе тридцать восемь счастливых лет, и вот теперь все кончилось – кончилось в один миг, когда в палате интенсивной терапии остановилось ее нежное, любящее сердце.

И Роберт был абсолютно уверен, что и его собственная жизнь закончилась.