Глава двенадцатая

Любой дикарь может танцевать.

– Джейн Остин^[40] –

Елена

Я прислонилась к стене, стоя возле приоткрытой двери заднего выхода, и прижалась спиной к твердой холодной поверхности. На улице клубился туман, примешиваясь к каплям пота, стекающим по голому животу. До меня доносился шорох шин по асфальту, вой полицейских сирен и периодические взрывы смеха в баре неподалеку.

– Это ты хорошо придумала. – Сьерра подошла ко мне и убрала светлые волосы со вспотевшего лба, скрутив пряди в пучок.

Я обернулась. Занавес поднялся и спустя некоторое количество кульбитов, вращений и прыжков, опустился вновь. Выступление оказалось успешным. Танцевальные номера основывались на истории человека, погибшего ради любви: эдакая современная версия Ромео и Джульетты. Я играла Смерть.

Постановка отличалась размеренностью с толикой драматизма, но от эмоционального содержания щемило душу. Кто сказал, что у каждой истории должен быть счастливый конец? Ведь именно трагические финалы производят самое сильное впечатление, оставаясь в памяти дольше всего…

Мне всегда нравились грустные концовки. Я была реалисткой, а не романтиком.

Мы немного поболтали со Сьеррой о ее двухлетнем сынишке и о том, как живется одиноким матерям, а потом решили, что Бенито, пожалуй, скоро надоест меня ждать.

– Скоро увидимся, Сьерра. Прямо завтра на вечеринке, если ты там будешь.

– Конечно! Мама посидит с Нейтаном. Пожалуйста, скажи, что твой горячий кузен тоже придет.

Я наигранно застонала, закатив глаза.

– Угу.

– Отлично. Тогда до завтра. – Сьерра подмигнула мне.

Я поправила топ с открытым плечом, взяла сумку и направилась к главному выходу. Едва успев выйти за двери зала, почувствовала чью-то руку на плечах.

– Знаю, что уже сделал последнее предложение, но вдруг кое-что вспомнил: я еще не предлагал китайскую еду.

Покачав головой, я изобразила улыбку, хотя ни за что на свете не осмелилась бы идти к машине с обнимающим меня Тайлером. Я любила Бенито, но кузен работает на папа́. К тому же именно его отец (дядя Мануэль) ответственен за ту смерть, которую мне никогда не забыть.

Бенито ничего не делал. Он не вмешивался и только молча смотрел. В общем, мне как-то не верилось, что он не позволит этой истории повториться.

И именно в ту секунду, когда мы дошли до вестибюля и я уже собиралась убрать руку Тайлера с плеч, сердце резко остановилось, причем одновременно с моими ногами.

У дверей оказался Николас. Он привалился к стене, спрятав руки в карманы. В черном костюме, залитом светом люстр, он даже мог сойти за очаровательного джентльмена. Но стоило только взглянуть на лицо Руссо и встретиться с его мрачным взглядом, как делалось понятно: это лишь иллюзия.

А более всего меня волновало, что свирепый взгляд Николаса направлен на Тайлера.

Внутренности буквально скрутились в узел, и я скинула руку Тайлера в тот же момент, когда он заметил Николаса.

– Семья? – неуверенно спросил Тайлер.

– Ну… да. – В каком-то смысле это правда. Вдаваться в детали под жгучим взором Николаса я, конечно, не собиралась. Похоже, дон решил, что раз он становится членом семьи Абелли, в его обязанности теперь входит разбираться с парнями, которые крутятся возле меня.

Волна возмущения прокатилась по позвоночнику. У меня полно родственников (кузены и дяди), плюс вспыльчивый брат – мне не нужен очередной мужчина, сующий нос в мою жизнь. Но Николас всегда делал дела обстоятельно, поскольку даже Бенито не посмотрел бы на парня, посмевшего приобнять меня, с такой разгневанной физиономией.

– Значит, китайская еда не прокатит?

– Тайлер, просто уйди.

– Ладушки. – Тайлер отступил в сторону, вероятно, задетый моим тоном. – Тогда до завтра, Елена.

Беспокойство, сдавившее грудь, понемногу стихло: к счастью, Тайлер убрался восвояси и остался в живых. Клянусь, все мужчины в моей жизни были психованными, и вот в такие моменты я этот факт люто ненавидела. Однако сбежать по-настоящему я хотела только однажды в прошлом, когда еще казалось, что я просто-напросто прекрасная девушка, запертая в мире, где главенствуют наигранные улыбки, девушка, которой уготована ужасная судьба. Вечеринки, танцы, лживый смех – все это внезапно взорвалось, и я осталась в одиночестве в центре города, большого и пугающего до глубины души.

Конечно, я быстро поняла, что я чужая и меня уже запятнал мир, в котором я выросла. А мужчина с чистой совестью и ничем не замаранными руками никогда мне не подойдет. Я испортила жизнь хорошему человеку, а когда он касался меня там, где меня не касались никогда, мне хотелось, чтобы он был грубее. Я жаждала, чтобы в нем таилась тьма, как в тех мужчинах, которые всегда меня окружали.

Все знали, что нельзя влюбляться в парней из моего мира, и Николас не являлся исключением. Вы ведь не хотите, чтобы ваше сердце разбили на миллиард осколков? Но влюбиться мне не светило. Да я, кстати, и не планировала. Какой смысл оплакивать то, чего никогда у тебя не будет?

Спасибо, что Николас Руссо не был моим избранником. Он меня слишком отвлекал, слишком интересовал… Я бы не выжила.

Я поправила сумку на плече и двинулась ему навстречу, шагая в такт с собственным сердцебиением. Остановилась в паре метров: я бы ни за что не стала подходить к Руссо на расстояние вытянутой руки, когда он буравил пространство таким взглядом.

– А твой папа́ знает, что ты целуешь мужчин на сцене?

Вопрос поверг меня в замешательство, я стиснула ремень сумки вспотевшей ладонью. Похоже, Николас околачивался здесь так долго, что видел конец постановки. Где вообще носило Бенито? Судя по взгляду Руссо, меня собирались убить.

Я переступила с ноги на ногу.

– Я никого не целовала.

Технически, это было неправдой, но я твердо намеревалась вывернуться из щекотливой ситуации. Вдобавок Николас услышал, что Тайлер пытался меня куда-то пригласить, да и поцеловала на сцене я именно Тайлера… в общем, со стороны все могло смотреться хуже, чем было на самом деле. Для мужчин в моей семье это очень двусмысленно и сравнимо с тем будто я раздевалась перед конкретным парнем. Я же говорю – психованные. И мужики из семьи Руссо, похоже, ничуть не лучше.

Николас отлепился от стены и шагнул ко мне, а потом резко остановился.

– Неужто? И что ты тогда делала, объясни?

Мои щеки вспыхнули.

– Я играла Смерть. Я… высасывала из него жизнь.

Наверное, я неверно подобрала слова, поскольку Николас помрачнел еще сильнее. Вероятно, виной стал глагол «высасывать». Уф!

Взгляд Николаса забирался под мою кожу и заставлял краснеть с головы до пят.

– Абсолютно платонически, – сказала я.

Его глаза сверкнули.

– Если ты касаешься губами мужчины и что-то сосешь, в том нет ничего платонического.

А ему что, непременно надо так пошло описать целомудренный и легкий сценический поцелуй! По венам разлилась злость. Кто он вообще такой, чтобы говорить о том, кого можно или нельзя целовать? Подумаешь, выискался Мистер Я-Сплю-С-Мачехой-И-С-Кем-Попало!

Раздражение комком взбухло в горле, не давая возразить, поэтому я просто прошла мимо. Жених сестры успел снять спортивную сумку с моего плеча и последовал за мной. Я обернулась. Взгляд у Николаса был недобрый и сумрачный.

Туман сгустился, и я заморгала, оглядываясь в поисках машины Руссо. Она находилась на обочине, вся из себя черная и блестящая. Я не собиралась залезать в салон, планируя дождаться Бенито, и топталась на асфальте, пока Николас закидывал мою сумку на заднее сидение.

Хлопнув дверью, он развернулся ко мне.

– Ты всю ночь будешь здесь стоять или соизволишь сесть в машину?

– Где Бенито?

Николас открыл дверь с пассажирской стороны.

– У него дела с твоим отцом.

Я по опыту знала, что это означает только одно: сегодня в Нью-Йорке кое-что произойдет. Просто удивительно, что папа́ отправил Николаса меня сопровождать, особенно учитывая, как мне не доверяли в отношении мужчин. И почему отец попросил об услуге именно Николаса? От этой мысли стало еще тревожнее.

С другой стороны, я всегда чувствовала себя в безопасности, и волноваться, вероятно, не о чем, но если у отца имелись причины переживать за меня, то я рада, что он послал Николаса. Этот мужчина оставался в живых уже долгое время, несмотря на свору врагов.

Однако от перспективы оказаться запертой вместе с ним в автомобиле у меня что-то неприятно задрожало в животе. Наверное, так чувствуешь себя перед прыжком с парашютом. Я не знала, почему Николас всегда вызывал столь бурную реакцию, но вот он рявкнул: «В машину. Сейчас же, Елена», – и я вздрогнула. Никогда в жизни не чувствовала большего отторжения.

Мне хотелось заставить его сказать «пожалуйста», но, подняв глаза и столкнувшись с громом и молнией во взгляде Николаса, я мигом передумала и незамедлительно села в идиотскую машину.

Недовольство смешалось со смятением. Что Николас будет делать с информацией про Тайлера? Мне казалось, папа́ не против сценического поцелуя, но мужская рука на моих плечах и тема со свиданием… У меня скрутило желудок. Руссо мог понять это абсолютно превратно.

И я сразу же настолько возненавидела Николаса Руссо, что изо всех сил постаралась проигнорировать приятный и притягательный аромат, которым пропах салон автомобиля. Сандаловое дерево, кожа – в этом чудилась нотка опасности, заставлявшая пульс метнуться в точку между ног. Я пыталась не обращать внимания на запах, пока он атаковал чувства и размывал зрение. Он бросился мне в голову, как рюмка крепкого алкоголя, и я заняла себя пристегиванием ремня.

Когда Николас устроился рядом со мной и захлопнул дверь, машина моментально словно уменьшилась в размерах. В салоне воцарилась тишина, и я могла слышать собственное сердцебиение. Кроме того, внезапно здесь стало так тепло, как будто работал обогрев. Неужели жар исходил от Николаса?

Туман разбивался о лобовое стекло, стекая по нему каплями, изменяя окружающий мир. Я была вместе с Николасом в тесном пространстве, и этот факт вертелся в голове, погружая нервную систему в полнейший хаос.

Не сказав ни слова, Николас отправил кому-то сообщение. Вероятно, папа́. Я могла только предполагать, каково содержание послания… «Груз забрал без происшествий», – вот так, к примеру.

Я впилась ногтями в ладони.

Как мне вообще к нему обращаться? Никогда раньше не возникало трудностей, чтобы с кем-то заговорить, но стоило Николасу оказаться рядом, как все рациональные мысли вылетели в окно.

– Николас… – Я помедлила. – Может, мы начали немного не с той ноги… в прошлые выходные в церкви. Я не хотела на тебя так смотреть, честно.

Он покосился на меня. В глазах мелькнуло изумление, но даже оно не было простым. Николас все делал с загадочным оттенком. Словно он был на темной стороне.

У меня зарделись щеки.

– И я хотела извиниться. В самом начале у меня были сомнения насчет вашего брака, но я… думаю, что вы с Адрианой… подходите друг другу. – Я выдавила самую милую улыбку.

И не получила той реакции, на которую рассчитывала.

Он язвительно хмыкнул и бросил телефон на приборную панель.

– Приятно слышать, но я все равно расскажу твоему отцу про роман с танцором.

Моя улыбка исчезла и внутри все похолодело.

Он вставил ключ зажигания и завел машину. По радио тихо звучала какая-то металлическая группа. Я невольно отметила, что это та же радиостанция, которую слушала Адриана.

– Подожди! – Я вскинулась, схватив ручку переключения каналов, как будто могла только так остановить Николаса.

Он посмотрел на мою руку, а потом перевел взгляд на лицо, явно намекая, что не собирается давать мне времени на раздумья и может приступить к решительным действиям.

– Поверь мне, между мной и Тайлером ничего нет! Это даже не было поцелуем! Я… лишила его жизни. Совершенно платонически.

Николас промолчал, но его неподвижная поза внушила мне надежду, что он хотя бы начал колебаться.

Я сглотнула.

– Николас, пожалуйста…

Он сверкнул глазами.

– Как меня зовут?

Я помедлила, открыла рот и закрыла его. Теперь я не хотела ничего говорить. У Николаса Руссо есть определенная репутация. Николас Руссо – чужой. Я почти не знаю его. И я не хотела звать его Нико. Но это имя могло легко сорваться с моих губ. Оно слишком хорошо звучало, перекатываясь на языке.

Минуту мы сидели в напряженной тишине, а потом он покачал головой.

– Обычно, когда чего-то хочешь от человека, пытаешься ему угодить. Одна из ключевых основ переговоров, – с полуулыбкой объяснил он мне, как будто общался с глупенькой девочкой, и я раздраженно вспыхнула.

– Не веду переговоры с теми, кто жульничает, – выпалила я, не успев себя остановить.

Николас провел рукой по лицу, стирая с него веселье.

– Туше. – Он оценивающе покосился на меня, впечатленный тем, что его спутнице хватило смелости дать отпор. Затем облизнул губы, и я утонула в его глубоком, серьезном голосе: – Тогда докажи.

Я нахмурилась.

– Что доказать?

– Что это было платонически.

– И как я должна?.. – Меня настигло осознание, и в животе взорвалась стая бабочек. Шок от понимания того, чего хотел Николас, заполонил собой все пространство, как самый очевидный слон в посудной лавке. – Ты серьезно?

– Да.

И вот теперь мне стало ясно, откуда взялась его репутация. Откровением стало не убийство его кузена и даже не сплетни о похождениях, а холодное, безразличное выражение лица Николаса. Я поняла: он загнал меня в ловушку.

Он ждал, что я скажу, что это неприлично. Тогда мое оправдание про «платоничность» развалится как карточный домик.

Я не представляла, почему его волновал Тайлер, но ставила на то, что Николас испытывал чисто мужское удовлетворение, когда держал сестру своей будущей жены подальше от тех, кто не является итальянцем. Вот Бенито всегда оставался в чертовой машине – почему меня не мог снова забрать он?

Попадаться в ловушку я не собиралась. А значит, оставалось только подловить Николаса Руссо на блефе.

– Хорошо. – Мой спокойный ответ повис в пространстве, как будто даже воздух от меня такого не ожидал.

В глазах Николаса что-то мелькнуло. Он пожевал нижнюю губу, вероятно, удивленный, что я не угодила в яму, которую он выкопал. Я смотрела на его губы. В животе стало жарко.

– Хорошо, – повторил он следом за мной, и его взгляд стал непроницаемым.

«Что происходит?»

Он думал, что я блефую. А я не блефовала – как раз он должен был блефовать. Николас со мной игрался. Он хотел, чтобы я виляла: это сквозило в холодном выражении его лица. Маска, которую он нацепил на лицо, ничего не скрывала. Меня обожгло возмущением.

– Хорошо, – опять сказала я.

Мы пристально уставились друг на друга.

Никто из нас не собирался признавать свой блеф. Я – ради жизни Тайлера, а Николас – ради своего гигантского эго. Внутри меня билась тревога. Выхода из ситуации не было.

– Если я это сделаю, ты никому не скажешь? – спросила я.

Николас промолчал. Теперь он наблюдал, как я отстегнула ремень. Задумавшись, он заиграл желваками, но по его напряженным плечам было видно: он совершенно не хотел заниматься ничем подобным. Но, возможно, ему не стоило недооценивать соперника. Наконец он посмотрел на меня, коротко кивнул, и бабочки в животе отправились в полет.

Я велела себе покончить с этим побыстрее, но движения замедлились из-за тревожного предвкушения, которое гуляло под каждым сантиметром кожи.

Облокотившись на приборную панель и не планируя касаться Николаса больше необходимого, я наклонилась. Он смотрел на меня со скучающим видом человека, застрявшего в очереди на паспортный контроль. Пять сантиметров, четыре, три… Я сократила расстояние.

Наши губы соприкоснулись под играющую по радио «Щелкните пальцами, хрустните шеей»^[41]. В такой густой концентрации пьянящий мужской запах спутывал мысли. Я даже не шевелила губами, только прижалась ко рту Николаса, но в горле уже поднялся стон. Я сдержалась.

Дышать было невозможно, тело горело огнем.

Как и в случае с Тайлером, хотя в тот момент все было совершенно иначе, я сделала вдох прямо в губы Николаса. Одна секунда, две, три… А потом я украла его дыхание, но голова кружилась так, будто он украл мое.

Ничего не было слышно за шумом крови в ушах. Я не чувствовала ничего, кроме мягкости его рта и биения тока под кожей. Что-то тяжелое свернулось промеж ног.

А затем я сделала непоправимое. Я не смогла устоять, не успела даже подумать о последствиях. Мои губы сомкнулись на его верхней губе на одну теплую, влажную секунду, если так можно говорить о секундах. Я потянула его губу, просто пробуя, каково было бы поцеловать Николаса по-настоящему. Отстранилась, упала на сидение и уставилась вперед.

– Ну вот, – выдохнула я. – Совершенно платонически.

Взгляд Николаса прожигал мою щеку еще несколько долгих мгновений, но в итоге мой спутник, вероятно, согласился, поскольку молча переключил передачу и выехал на дорогу.