Глава пятая

Побелев как полотно, Летисия отшатнулась. Конечно, ее напугала не я, а сам факт, может, еще и мое спокойствие. И я находила объяснения тому, откуда могло взяться пятно.

Кто-то мог невзлюбить меня до такой степени, что не побоялся воспользоваться ситуацией. Полиция считает, что это оборотень? Напугаем приезжую дурочку, которую никто здесь не ждал, и заставим лорда Вейтворта сделать так, что она навсегда исчезнет. После того, как он отошлет ее в безопасное место – подвергнет себя возможному позору, если примет ее обратно под крышу своего дома. Почему бы не дать ему шанс?

Но кто меня мог невзлюбить, я не знала. Допускала, что муж мог иметь любовницу – родственницу любого из слуг, живущих здесь… Все равно мое предположение звучало неправдоподобно. Лорды не женятся на простолюдинках – никогда.

Возможность накапать кровью была. Есть, в конце концов, кухня, есть скотный двор. Никто не проверит, человеческая ли кровь, это ведь невозможно.

И комната моя была заперта.

– Это чья-то шутка, Летисия. Я никуда не поеду.

– Я понимаю, миледи, – быстро заговорила она. – О, я понимаю, но…

– И кто сказал, что я буду в безопасности в другом месте.

– Его милость приказал вам уехать, – почти простонала Летисия. – Он не мог не подумать о том, как это истолкуют, но он хочет как лучше.

– Или нет, – заметила я.

Что же мне делать?

Я отошла и села на кровать. Летисия отмерла наконец, позволила себе съесть оставшуюся булочку, вытерла руки небольшой салфеточкой – наверное, как укор мне: вот что подобает сделать после завтрака леди, – и стала собирать мои вещи. Я наблюдала за ней и поняла все не сразу.

– Зачем ты берешь столько вещей? – спросила я, когда увидела, что Летисия накидала на кровать рядом со мной кучу платьев и, пыхтя, выдвигает из стенной ниши огромный сундук. – О…

Жена приходит в дом мужа, почти ничего не имея. Если она покидает дом мужа с вещами, которые приобрела в браке, никто не решит, что муж ее выгнал.

Особенно если заставить кого-нибудь посмотреть на этот огромный багаж.

– Милорд приказал собрать вас как положено, – ответила Летисия. – Он несколько раз повторил мне приказ, миледи, как будто я кажусь дурочкой. Да что я, не понимаю, как следует вас отправить? И он понимает.

Да, отстраненно подумала я. Мне хочется выглядеть умной в своих собственных глазах, но я не могу догадаться об очевидных вещах.

Я поднялась и начала сворачивать платья. До этого момента у меня не было даже желания их рассмотреть, а сейчас, аккуратно складывая их, я отметила, что Летисия достала всю мою зимнюю одежду – и видят Ясные, та была превосходна! Тонкие ткани, отличный пошив, изысканная отделка. С меня снимали мерки перед свадьбой, как полагается, но я не мечтала о подобном изобилии. Лорд Вейтворт был, несомненно, богат, возможно, даже богаче, чем я о нем думала.

Следом за платьями я занялась бельем. Я привыкла донашивать все за сестрами, даже рубашки и белье, но чаще – за мачехой, потому что мы были одинакового телосложения. Вот только семья не могла похвастать богатством, и прежде чем надевать рубашку, мне приходилось ее зашивать. Сейчас все вещи у меня были новыми.

Так чем же мне придется заплатить за свой удачный брак?

– Летисия, – не выдержала я, – мой муж не похож на мужей моих сестер, правда?

Ее удивил мой вопрос, так что она чуть не выронила шкатулку – в ней было всего два украшения, но раньше я не имела и этого, – а потом повернулась ко мне и нахмурилась.

– Вы живете в своем доме, миледи, в теплой комнате, у вас много одежды и вкусной еды, вам не приходится ухаживать за тремя малолетними детьми, как леди Эмилии, или зашивать камзол мужа, как леди Элизабет. В отличие от леди Джулии я не вижу на вас синяков от побоев, – сказала Летисия. Она успела подойти к туалетному столику и убрать в шкатулку мою диадему, и мне показалось, она специально тянула время, чтобы хорошенько обдумать свои слова, прежде чем мне ответить.

– Он молод, хорош собой, крепок здоровьем, иначе бы не был лордом-рыцарем, и по этой же причине, наверное, очень неглуп, – заметила я. – Но я спрашиваю тебя не об этом.

– Что еще желать леди? – пожала плечами Летисия. – Внимания? Уверяю, он не привык к вам так же, как вы к нему. Пройдет время, и вы все получите.

– Что может быть с ним не так?

Летисия в сердцах бросила шкатулку в сундук поверх нарядов, подхватила лежащие рядом ночные платья и принялась их быстро сворачивать.

– Меньше думайте об этом, миледи, вот мой вам совет. Я вдова, насмотрелась на всякое в этой жизни. На сестер ваших, на мачеху, да и прочих. Ищете добра от добра. – Она опять швырнула платья в сундук – ее явно этот разговор расстраивал. – Давайте я вас переодену, не надо медлить, темнеет рано.

Спорить я больше не стала.

Беспокоит ли меня то, что муж ни разу не пришел ко мне в спальню? И да, и нет. Того, что было для меня неизбежно, я очень боялась, но как же было невыносимо ждать, пока оно наконец-то случится. Почему лорд Вейтворт не исполняет свой долг? Я ему неприятна? Он ожидал, что я буду красивее и моложе? У меня был всего лишь один портрет, и он никому не нравился, все утверждали, что в жизни я лучше, но, может, на нем я вышла полнее? Художник не справился с лицом, зато нарисовал мне пышную грудь, но не может же быть в этом дело?

Летисия могла просветить меня, но спрашивать я не стала. Я не знала, что творилось за закрытыми дверями домов моих замужних сестер, а когда попыталась расспросить об этом, меня оборвали невежливо, и не только мачеха, но и отец чуть не дал мне пощечину…

Беспокоит ли меня то, что лорд Вейтворт смотрит на меня как на вещь, доставшуюся ему по наследству и которую он не знает, куда теперь деть? Да. Я предпочла бы, чтобы хоть свой долг жены я исполняла примерно. У меня словно нет места, и это волнует меня сильнее всего.

Летисия подала мне теплую доху.

– Ну вот вы и готовы, миледи, – сказала она удовлетворенно. – Выглядите так, как должна выглядеть жена лорда-рыцаря.

– А где же я буду жить? – улыбнулась я. – На постоялом дворе?

– При храме. – Тут я убедилась, что Летисия не всегда действует в моих интересах или действует так, как она их понимает. – Ни один оборотень не войдет в храм Ясных, – объяснила она.

Все же провозились мы долго. Солнце клонилось к закату, почти задевая верхушки деревьев, а Филипп с озабоченным видом ходил вокруг кареты. Не той, на которой приехала я – ту отправили обратно сразу же, как только я вошла в храм, – этот экипаж был намного новее, тяжелее, и, как я понимала, по такому снегу это минус… Но колеса его были больше, а ободы шире, и лошадей запряжено не две, а три.

Поварята вынесли мой сундук. Весил он немало, и его водрузили позади кареты так, чтобы всем было видно: вот герб, такой же, как на двери экипажа, и это значит – леди Вейтворт не изгнана, а путешествует.

Из окна за нами наблюдал Маркус, а мужа я не увидела.

– В добрый путь, – сказал Алоиз, но не мне, а Филиппу. Мне он лишь поклонился.

Белое, все белое, слегка тронутое серым налетом, – в солнечный день тени яркие, а сейчас словно призраки на снегу. Я смотрела в окно на дорогу, на лес, который был близко, а в лесу – та самая тропа, на которой нашли тело несчастного.

«В стороне от тракта» – так сказал полицейский. Я приехала в имение затемно, но заметила, что от дороги отходят несколько местных троп до небольших деревень. Заселены они были в основном в теплое время года – так крестьяне продавали себя на сезон королю, но кто-то оставался и на зимовку. В основном вольные, те, у кого было хозяйство и скот. И те, кому некуда было возвращаться.

Эти люди в куда большей опасности, чем я.

Мы въехали в лес, и я поняла, что путь наш не будет легким. Карета застряла в сугробах, лошади дергали ее и ржали, Филипп ругался и бегал вокруг, потом постучал в дверь и попросил Летисию выйти. Мне он, конечно же, ничего не сказал.

Но Ясные создания были к нам милосердны. Или у Филиппа кончилось терпение, и он стегнул лошадей так, что они вырвали карету из плена. Меня сильно мотнуло, я даже ударилась головой, но, несмотря на боль от ушиба, была рада, что мы можем ехать дальше.

К тому же мне пришлось сделать над собой усилие и не морщиться, когда Летисия села в экипаж. Она могла проявить заботу, сейчас не слишком уместную, а мне хотелось, чтобы меня никто не трогал до тех пор, пока мы не окажемся в селе среди людей.

Быстрой езды до села – с полчаса, но не по такой дороге. Я рассчитывала, что хорошо если через час мы окажемся на месте. Филипп ехал теперь внимательно, рывками – наш кучер так же возил нас, присматриваясь, где стоит замедлиться, где перескочить опасный отрезок. Меня начало знобить, Летисия покачала головой, но ничего не сказала.

Потом карета остановилась.

– Что там еще? – заворчала Летисия, подбирая полы своей дохи и выглядывая в окно. Она взялась за ручку дверцы, готовая выйти и поругаться с нашим возницей. Как видно, кучер из Филиппа был хуже, чем охотник. – Филипп! Тьма тебя побери!

Я отодвинула занавеску и подумала, что слова ее прозвучали пророчески. Тьма. На улице действительно была тьма. Стемнело молниеносно, и даже луны не было видно за облаками.

Хлопнула дверь, Летисия выбралась наружу с другой стороны экипажа. Я откинулась на спинку сиденья, пытаясь выровнять дыхание. У меня была версия, куда исчез Филипп, правда, я не хотела ее озвучивать. Все мы люди, но некоторые вещи лучше просто иметь в виду.

– Филипп! Где ты? Филипп!..

А потом я услышала душераздирающий вопль.

Глава шестая

Человек или зверь? Крик был нечеловеческий. Не мужской и не женский. Короткий, он оборвался быстро. Я не могла представить, кто так кричит – как обреченный на смерть.

– Миледи, бегите! Бегите!

Летисия, спотыкаясь, подбежала к карете, судорожно цепляясь за дверцу и стены кареты, пыталась забраться внутрь, и ее колотила крупная дрожь.

– Бегите! Бегите что есть мочи, заклинаю!

Я открывала и закрывала рот. Куда мне бежать, зачем, разве есть смысл? Но Летисия захлопнула дверь, схватила меня за плечо и резко толкнула. Говорить она больше не могла, лицо ее перекосилось, как в припадке, а пальцы впились в меня с такой силой, что я вырвалась уже от нее и, задыхаясь от ужаса, распахнула дверцу со своей стороны и выскочила из экипажа.

Я ничего не увидела – и никого. И крик больше не повторялся, было темно и пугающе тихо.

Конечно, я провалилась в снег почти по колено. Мне мешали платье и тяжелая доха, я спотыкалась на каждом шагу, меня подгонял неизвестно откуда взявшийся страх. Он словно шлепал меня по спине, грубо и бесцеремонно, не давая остановиться, осмотреться, понять, что вообще происходит. Страх хватал за горло и рывками гнал вперед.

Мне бы подумать, зачем я бегу, но паника овладела мной. Я сознавала, что надолго меня не хватит, что я задыхаюсь, что ноги практически перестали меня слушаться, что я отбежала совсем недалеко, хотя казалось, что промчалась несколько миль, и если я оглянусь, то сквозь деревья увижу карету – и, может, еще кого-то. Я грудью кидалась на девственный снег, врывалась в сугробы, видя только то, что до меня никого здесь не было…

Меня никто не окликнул, никто не догонял. Настигнуть меня по следам – легче легкого, так зачем я пытаюсь умереть не своей смертью?

Но хаотично бившиеся в голове мысли не останавливали. Я продолжала бежать, по лицу текли капли пота, мне было жарко, как в летний день у огня. Я разрывала руками доху – безрезультатно, она замедляла мой бег, я вся промокла, и черные стволы кружились перед глазами, сливаясь в скелет карусели.

Потом я упала лицом прямо в сугроб и поняла, что выдохлась совершенно. Ни бежать, ни даже подняться я не в состоянии. Я бездумно хватала пересохшими губами снег и думала, что надо вернуться.

Как это выглядит? Чего испугалась Летисия? Кто кричал? Что – это, что там случилось? От чего я бегу?

Я с трудом поднялась на колени – на большее меня не хватило. Как я могла быть настолько беспечной, почему я позволила внушить себе, что мне надо бежать?

Конечно, Филипп, бедняга, как это бывает, отлучился с козел по нужде. Вероятно, он побежал дальше в лес, чтобы мы его не заметили. Он ведь охотник, он не боится леса, и он вооружен. И он не отзывался на окрик Летисии – право, это было бы просто смешно.

Что она рассмотрела в лесу? Филиппа? Или какого-то зверя, которого наверняка напугала не меньше, чем после – меня? Почему закрылась в карете, а мне велела бежать? Может, думала, что зверь набросится на нее и она отвлечет от меня внимание? Зверь не будет бежать по следам…

А оборотень – будет. Он знает, как преследовать жертву. А вот экипаж – для оборотня это пространство, которое ему неприятно.

И что же тогда?

– Филипп!

Тишина. Ни звука, ни ответного крика. Лишь где-то треснула ветка под тяжестью снега.

– Летисия! Кто-нибудь!

Они не бросят меня в лесу. Они не сумасшедшие, ведь одно дело – погибший крестьянин, а другое – жена лорда-рыцаря. Они знают, что королевская армия уже в пути. Полиция настороже. Перевернут все, но будут меня искать, обязательно выяснят, что случилось.

– Летисия! Филипп!

Никого.

Подняться на ноги мне удалось не сразу. Где-то у меня еще сохранились силы, чтобы не упасть здесь пластом и не остаться навечно. Я вымокла почти что насквозь, тепло отступало, и я чувствовала, как меня начинает знобить.

Нужно срочно возвращаться по своим же следам, что бы там ни произошло. И если произошло, то снова бежать… куда? В имение? По тракту? Другого выхода нет, если мне вообще дадут убежать.

Или остаться? Не здесь, но пробиваться куда-то к людям, вот только куда? Найти любую дорогу до деревеньки – но кто мне сказал, что она будет ближе, чем усадьба, и когда я дойду до этой деревеньки, и дойду ли вообще?

И тогда я поняла, что такое настоящая паника. Тихая, обреченная, когда даже делать что-то нет смысла, хочется просто стоять и ждать, пока все закончится, и желательно – поскорее.

Мне показалось, что стало светлее. Я подняла голову и увидела, что облака кое-где разошлись и луна подмигнула мне в слабом просвете, а затем мне на лицо упала снежинка.

Я прошла какие-нибудь пятьдесят ярдов – задыхаясь от слез и дрожа от холода, а не от страха. Я шла по оставленным мной же следам и теряла равновесие, я падала, проваливаясь в рыхлый снег, и загребала его рукавами, коченея еще сильнее.

И снегопад за это время разыгрался уже вовсю.

Начиналась метель. Ветра не было, но я понимала – едва он поднимется, мне наступит конец. Я упаду, пытаясь сберечь остатки тепла, сожмусь в потерянный слабый комочек, и жизнь потихоньку покинет меня – я усну.

Я не могла убежать далеко, убеждала я себя, потерянно глядя, как снег заносит мои следы. Еще немного, и я перестану видеть что-либо в двух шагах. Но если смотреть не вперед, а под ноги, то есть шанс рассмотреть путь… Если бежать, если найти силы и бежать очень быстро, насколько позволит усталость и снег – нет, только снег, – то я выживу.

Впервые в жизни я осознала, что значит злость. Повинуясь чужому приказу, я чуть не убила себя до того, как убивать меня явился бы кто-то еще. Так почему я кому-то позволила решать за меня?

Слушайся, подчиняйся, от тебя ничего не зависит – вот что я слышала с детства и не училась сопротивляться. К чему это все привело?

Если сначала я кидалась в сугробы в отчаянии, то теперь меня подгонял гнев. Это странное, незнакомое и приятное состояние толкало меня вперед почти так же, как прежде страх. И идти было легче и тяжелее одновременно, но озноб проходил под влиянием родившейся злости.

– Летисия! Филипп!

Я не узнала свой голос. Как будто это кричала не я, а та леди-рыцарь, которой я побыла не дольше четверти часа. Но снова мне никто не ответил, а звук утонул в круговерти метели.

– Филипп!

Я понимала, что буду кричать, пока не сорву себе голос. Карета должна быть уже совсем близко. Не страшно, что идет снег, я различаю следы и, кажется, вижу дорогу. Я вышла. Я все же смогла.

Я остановилась, схватилась за ствол дерева, прислонилась к нему и застыла.

Кареты не было. Но сбиться с дороги я не могла. Да, неугомонно вьюжило, но я единственная, кто несся по этим сугробам. Заблудиться, запутаться – исключено.

Они уехали без меня? Или…

Или, подумала я, цепляясь за промерзшую кору и обдирая пальцы. Или Летисия испугалась не зверя, а человека.

От прадеда и деда я слышала, на что способны разбойники, особенно те, кто дезертировал из королевской армии. И если они метнули кинжал в возницу, то карета встала, Филипп не отвечал, а Летисия – Летисия пожертвовала собой, чтобы спасти меня хотя бы от бесчестья. И она оказалась права – в такой снегопад, когда нечто страшное бродит здесь, в лесу, нет резона бежать за глупой девицей, когда в карете сокровища. Моя одежда, мои драгоценности.

Все было не так, как я себе напридумывала, и я судорожно всхлипнула, прижавшись к стволу. Да, я все равно стою в лесу одна-одинешенька и, скорее всего, не выживу.

Куда уехал мой экипаж? Я присмотрелась, ничего не увидела, пришлось подойти ближе. То место, где карета стояла, я сразу нашла, но дорога была укатана, на ней осталась не одна колея, и снег порядком припорошил то, что было, – нет, мне не понять, куда они поехали, где их искать, и надо ли?