Я лежу на шезлонге, там же, на большой террасе. Бугай все еще надо мной нависает. Такой большой и опасный, что охота бежать без оглядки, как от самого дьявола.

Я жмурюсь, делаю вид, что сплю.

Иначе опять сознание потеряю, если увижу снова его страшнючее лицо.

Он похож на Бармалея. На того самого героя детской книжки, которым детишек на ночь глядя пугают.

Хотя… У него безумно красивые, проницательные глаза и темного цвета.

И мускулы внушительные. Горы из твердых, как сталь, мышц.

Если убрать шрам на лице… Всё будет не так ужасно.

– Открой глаза, – хрипло приказывает. – Я знаю, что ты притворяешься.

Блин, мужлан меня раскусил.

Отрицательно качаю головой.

Как вдруг меня грубо сдавливают за шею, угрожая.

– Раз так, сама напросилась.

– Ну, ну, и что ты сделаешь со мной за неподчинение, чудище? Сердце из груди голыми руками вырвешь, как тому бедолаге? Или будешь месить кулаками пока не превратишь в отбивную?

Прищурившись, глядя из-под опущенных ресниц, я замечаю, как боец ехидно скалится.

Кошмар, не нравится мне это.

– Для тебя у меня есть кое-что другое.

Секунда.

Черная тень падает на меня сверху, накрывая как цунами, и я ощущаю на своих губах грубый, властный поцелуй.

– Нет!

Мычу в рот нахалу и резко распахиваю глаза.

Он держит меня слишком сильно и бесстыже целует.

Не целует, ставит собственническую печать на моих губах.

Я лишь немощно пищу и бью кулачками по стальной груди бездушного варвара, но он и не думает останавливаться. Наоборот, ужесточает напор. Но целует без языка… Просто запечатывает мой крик своими пухлыми, сочными губами.

М-м-м, а они у него ничего.

Честно, не думала, что у такого неотесанного грубияна могут быть настолько чувственные и пылкие губы.

Я обмякаю.

Не знаю, что со мной происходит, но я больше не брыкаюсь. Полностью расслабляюсь, чувствую приятную сладость в мышцах и необычные покалывания в нижней части живота.

От бойца приятно пахнет. Свежим гелем для душа и властным нравом победителя. Его длинные волосы падают мне на лоб, и я понимаю, что они влажные. Наверно, он недавно принял душ. Поэтому от него так приятно пахнет.

Нет ни крови на лице и руках, ни страшных ссадин. А на теле красуется темная одежда, так соблазнительно облегающая его восхитительное, мускулистое тело.

Лапища амбала опускается на мою талию и по нежнейшему шёлку платья скользит точно к вырезу груди.

Я. Не. Дышу.

Я сгораю в агонии невероятного безумия.

Теперь я начинаю понимать смысл фразы:

«Как можно ненавидеть человека и одновременно желать его до беспамятства».

Мое бедное сердце подскакивает до самого горла, а кончики пальцев на руках и ногах немеют.

Если не открывать глаза, не задумываться, кто именно тебя так голодно целует, не видеть уродливый шрам, рассекающий половину лица, то это… черт побери! Волшебно…

– Ой!

Меня жаром всю опоясывает и едва не подбрасывает до самых небес, ведь я понимаю, что мерзавец только что схватил меня за грудь!

– Ты очумел?

Рывок.

Действую на каком-то спонтанном рефлексе. Выбрасываю в сторону руку и награждаю гадкого извращенца звонкой пощечиной.

Пока он приходит в себя от неожиданности, пользуясь моментом, я вскакиваю на ноги и даю деру.

– Ауч! – трясу ушибленной рукой, прижимая её к груди.

Это была всего лишь пощечина, но я едва кисть не сломала. У него и рожа тоже, видимо, из стали выкована, как и здоровенные кулачища, которыми можно гвозди в бревна вколачивать – не сломаются, если вспомнить с какой агрессивностью боец крошил черепа своих врагов.

И хоть бы что демону окаянному!

Целехонек как броня на танке.

– Ар-р-р! – зарычав как дикий зверь, он собирается бросится вдогонку, но я уже почти добежала до дверей террасы.

Обернулась, чтобы добавить:

– Только тронь меня еще раз, крокодил бородатый, и я тебе все бубенцы отобью!

Боже, Рокси!

Да что с тобой?

Адреналин в голову ударил?

А нет, алкоголь!

Язык надо бы прикусить, пока тебя в пыль одним махом не перемололи.

– Стерва… – он на ноги вскакивает, принимая боевую позу, как во время драки на ринге. – Ты все равно станешь моей! Ты уже моя! Я подписал документы, твой отец тебя продал. Я пожалел тебя, решил, что дам еще немного времени, чтобы ты ко мне привыкла. Но, если ты не извинишься немедленно, я изменю решение. И заберу тебя прямо сейчас!

– Да пошел ты! В зад их себе засунь свои документы, – рычу тихо-тихо, юркая внутрь особняка и скрываясь в шумной толпе гостей.

Бегу в уборную. Захлопнув дверь, подбегаю к зеркалу.

Вот это заряд адреналина, ничего не скажешь!

Я только что осмелилась треснуть дикого зверя по морде. Чудом повезло, что он следом не кинулся, чтобы отомстить и проучить как следует за оплеуху.

Но я молодец. Шокировала опасного мужчину своей выходкой. Он так растерялся, что выпустил меня из плена жёстких рук. Наверно, я единственная, кто осмелился сказать чудищу в лицо «Нет». И хорошенько врезать.

А с другой стороны, может он всё-таки не такой уже лютый монстр, каким кажется с виду?

Он ведь меня спас…

Появился чудесным образом из ниоткуда и за руку успел ухватить за какую-то четверть секунды. Я бы могла ногу себе сломать, голову разбить, или даже хуже…

А вот то, что поганец лапать посмел, это он в край обнаглел!

Так что оплеуха заслуженная.

Я руку на грудь кладу, на область сердца, и чувствую, как оно бешено колотится, будто наружу выскочить собирается.

Я красная. Вся горю. Лямка платья упала с плеча, а волосы растрепались во время быстрого бега. Если отец увидит меня в таком неопрятном виде, он может на месяц запереть меня в комнате, посадив под домашний арест.

То, что зверюга меня спас, может говорить лишь о том, что он всего лишь не позволил своей собственности отправиться на тот свет. Или побоялся за порчу новенькой игрушки, за которую отвалил кучу денег.

Интересно, сколько отец ему заплатил?

Во сколько оценил жизнь и свободу единственной дочери?

Плевать.

Лучше не знать, чтобы не расстроиться еще больше.

Одинокая слеза заскользила по пылающей щеке, упала на красную ткань платья и расплылась по ней уродливой кляксой.

– Значит, документы уже подписали? Плохо дело, – шепчу своему неряшливому отражению, вытирая слезы. – Бежать мне нужно. Бежать, от греха подальше.

Глава 5

Шрам

Я замираю напротив зеркала и смотрю на свою рожу в отражении. Оскалившись, со всей дури бью кулаком по зеркалу, разбивая его в хлам.

Острые осколки со звоном падают на белую раковину и на дорогой кафельный пол. Вонзаются в руку, но я даже не чувствую боли. У меня по жизни выработался иммунитет.

Я чудовище.

Урод.

Убийца жестокий, в душе которого нет ничего святого.

К сожалению…

Как снаружи, так и внутри.

Напрягаю голову и вспоминаю, как я до такого докатился.

Говорят, все проблемы родом из детства?

Это правда.

Я всю жизнь жил в нищете. В районе для бомжей, где, что ни день, то сплошная борьба за выживание. Моим родителям было на меня плевать. Мать – героиновая шлюха, отца я никогда не видел.

Когда мне исполнилось четырнадцать, мать откинулась от передоза. Она зарабатывала на жизнь проституцией и снимала однокомнатную квартиру в опасном, криминальном районе, чтобы обслуживать там клиентом. Разумеется, я поневоле был свидетелем всего того, что происходило там.

Её били, над ней издевались. А я, будучи ребенком, смотрел на это, прячась под кроватью. Потом её посадили на иглу. И все те деньги, которые она откладывала на наше светлое будущее, быстро уходили на очередную дозу.

Меня воспитала улица. Я прошел адскую школу выживания. Питался на свалках и бился за кусок хлеба с плесенью. Так, я научился защищать себя с помощью кулаков и понял, что у меня есть талант к боевым искусствам.

Однажды один ублюдок из соседнего района полоснул меня ножом по лицу… Так я заработал уродство на роже, соответственно, погоняло, которое, в будущем, стало известно на весь мир.

Вскоре, один влиятельный человек заметил меня во всей своей красе во время уличной драки и взял под своё крыло. Обучив некоторым вещам, сделал из меня бешеную машину для убийств.

Ринг – это моя жизнь. Я дышу им, живу. Умываюсь кровью врагов и нахожу в этом утешение. Сломанные носы и раздробленные челюсти меня успокаивают… Когда я дерусь, я вспоминаю всю свою ничтожную жизнь и понимаю, что ни за что к ней не вернусь.

Сейчас я самый дорогостоящий боец. У меня столько денег, что можно ими в сортирах подтираться. Но все люди, даже такие неубиваемые ублюдки как я, чего-то бояться. Мой главный страх – вновь вернуться в трущобы, подсесть на иглу и закончить жизнь на помойке, как моя ничтожная наркоманка мать.

Но однажды случилось то, что вывернуло мой внутренний мир наизнанку.

Я увидел ЕЁ.

Маленькую, хрупкую конфеточку.

Она сидела в первых рядах, возле ринга, и дрожала как испуганный котенок.

Девочка ангел…

Не знаю почему, но я взглядом зацепился за нее и едва не получил по роже. Тупо не мог оторваться от малышки. Другие полуголые шлюхи, которые швыряли в меня трусики прямо во время боя и умоляли трахнуть, на ее фоне выглядели каким-то отстойным дерьмом.

Она мне снилась. Каждую ночь. Я просыпался весь в поту и адским стояком в трусах. Приходилось дрочить. Яйца дико болели, а конец разрывало от жуткой боли. Спермы скопилось столько, что можно было бы осеменить целый гарем.

Я усердно работал рукой, подрачивая, думал о белокурой малышке. Один мимолетный образ хрупкой девушки, и я выплеснул целое озеро спермы в ладонь. На следующий день решил всё о ней узнать. Догадался, что она дочь Шахина – той еще важной шишки. Мирон делает щедрые ставки на мою задницу и не пропускает ни одного боя. Криминальный авторитет испытывает ко мне явный интерес. Этим можно воспользоваться.

Я хочу его дочь!

И я её получу.

С этой сладкой мыслю я коварно улыбнулся, наблюдая за тем, как по поверхности зеркала скользят алые ручейки крови.

Открутив кран, я сунул руки под струю воды и принялся смывать с кулаков крошечные осколки. Вода в раковине окрасилась в красный.

Внезапно, в дверь постучали.

Промокнув руки полотенцем, я поспешил в прихожую встречать гостей.

Щёлкнув замком, открываю дверь.

Хм, какие люди.

А ведь я как раз думал про Мирона.

Он стоит на пороге моего дома собственной персоной в окружении роты охраны.

Шестеро людей, а почему не десять?

Если понадобится, я их всех за три минуты как утят со свёрнутыми шеями в ряд уложу.

– Шрам, – с почётом кивает мужчина, – разрешишь войти?

– Зачем? – скрещиваю руки на груди.

Бицепсы угрожающе напрягаются, превращаясь в гранит.

– Дело есть.

– Говори.

Видно, что мафиози нервничает.

Если мне не понравится его дело, я могу вырвать его сердце из груди. Прежде, чем он успеет закричать.

– Хочу тебя купить. Хочу, чтобы ты дрался за мою честь.

Надо же?

Какое интересное предложение.

И какой удачный, однако, подвернулся шанс!

Отвечаю, не думая:

– Согласен. Но не за деньги.

– А что тебе надо?

– Я что похож на продажного идиота?

Пауза.

Мафиози откашлялся.

– Прости. Виноват. Что ты хочешь?

– Дочь твою желаю. Белокурую малышку. В жены.

Старик даже не удивился, словно знал заранее, что я попрошу.

Говорят, он своими детьми как товаром распоряжается. Всех выгодно пристроил, ради бабок. Вот и сейчас ни один его мускул на небритой роже не дрогнул.

Обычное дело. Продать своего ребёнка. В порядке вещей у людей их великосветского общества.

– Идет. Приму это за честь, – руку протягивает для рукопожатия.

– Как её зовут?

– Роксана. Рокси можно.

М-м-м… имя красивое.

Как карамель тает на языке.

Оно очень подходит малышке.

– А лет ей сколько?

– Восемнадцать уже.

– Моё решение такое: когда ей исполнится двадцать, я приду за ней и заберу. Она станет моей женой и родит мне сына.

– Почему не сейчас? – таращит крысиные, хитрые глазки.

– Она слишком хрупкая. Не выдержит моего напора. Пусть еще подрастет, созреет. Хочу, чтобы вы заранее подготовили девчонку к её жизненному предназначению и объяснили, что от неё требуется.

– А какие у тебя пожелания, Марат?

Я зарычал.

Вскинув руки, Мирон отпрянул на шаг назад.

Ненавижу, когда меня называют по имени.

Марат умер.

Сгнил как крыса в помойных трущобах.

Меня зовут Шрам.

Точка.

– Не называй меня так, – кулаки наливаются кровью и трещат.

Чудище внутри грозит вырваться на волю.

– Понял, виноват.

Сделав глубокий вдох, я попытался расслабиться.