Что такое настоящий стыд, стало ясно позже, стоило окончательно прийти в себя. Рыжая зараза… Его высочество твердо вознамерился искупать вину заботой, и Джиад успела даже пожалеть о тех временах, когда они честно ненавидели друг друга. Чувствовать себя немощной и без того унизительно, а принц подчеркивал это каждым словом, каждым перепуганным взглядом в ее сторону! И было жаль мальчишек-целителей, которых рыжий загонял требованиями принести еще тинкалы, сладостей, закусок, поменять это на то, подогреть уже остывшее, добавить одеял и подушек…

Самому Алестару Невис решительно запретил выплывать из комнаты, иначе – можно не сомневаться – хвостатая кара, определенная Джиад за неизвестные, но страшные грехи, сама метнулась бы на кухню и в кладовые, проверить, не осталось ли там чего-нибудь полезного человеку. Успокоился принц, только когда потерявший терпение Невис рявкнул, что больше всего госпоже избранной нужен покой. И тинкала, конечно, так что пусть остается, и немного еды тоже, а вот эти три подноса – убрать к муреньей прародительнице!

Ругающийся Невис – это было так же странно, как заботливый Алестар, так что Джиад разлепила свинцовые веки и подтвердила, что есть уже действительно не хочет и очень благодарна за заботу, но…

– Мы вас сейчас оставим, госпожа избранная, – тут же сменил тон целитель на привычный мягко-терпеливый. – Не беспокойтесь, ваша слабость – это временно, уже к вечеру вам станет гораздо лучше. Если бы его величество не восстанавливал сейчас силы, я бы давно попросил его воспользоваться Сердцем Моря и помочь вам, но, увы…

Невис тяжело вздохнул, и Джиад заметила, как осунулся целитель с их последней встречи. Седые волосы совершенно выцвели и засеребрились, будто в них пропали последние темные нити, морщины углубились, а под глазами залегли темные мешки. Целитель устал. А король болен? Но когда Кариалл приплыл к берегу Акаланте, больным он не выглядел и в седле держался – загляденье. Хотя мало ли что могло случиться за эти дни?

– Передайте отцу, что я молю Троих о его здоровье, – буркнул вмиг присмиревший Алестар. – Я бы сам навестил, но вы же знаете…

– Конечно, тир-на, – мягко подтвердил целитель, – ему сейчас необходим только покой. Как и госпоже Джиад.

– Да понял я, – хмуро отозвался рыжий. – Невис, может, мне пока побыть у себя? Если я… мешаю.

С удивлением на проявляющего подобные чудеса великодушия принца воззрилась не только Джиад, но и целитель. И даже, кажется, малек из клетки.

– Решать госпоже. Если она настаивает на одиночестве, то временно…

– Не надо, – с трудом выдавила Джиад.

Остаться одной хотелось просто смертельно, только эта уступка ничего не решала: ясно ведь, что все равно им придется проводить вместе и ночи, и дни. Целитель и так разрывается между королем и его сыном, не стоит ему добавлять хлопот.

– Вот и хорошо, – с явным облегчением заключил Невис, выплывая и забирая с собой помощников.

– Его величество болен? – как могла ровно спросила Джиад, когда тишина в комнате стала совсем уж неприятной.

– Вулканы, – нехотя откликнулся принц. – Невис говорит, что Старший брат снова пытался проснуться. Их можно усмирить, но это требует сил, а потом чувствуешь себя, как высохшая на солнце медуза. Я, когда тренировался управлять Сердцем Моря…

Его заметно передернуло, даже хвост, расстелившийся по ложу, трепыхнулся.

– Разве это правильно, – осторожно спросила Джиад, – что вулкан просыпается так часто?

– Это совсем не правильно. И странно, вообще-то. Я знаю временные карты вулканов, мы ведем их веками. Старшему брату сейчас совсем не пора, а он вздрагивает во сне все чаще.

Да, рыжий определенно был озабочен. И когда повернулся к Джиад, вильнув хвостом по ложу, в потемневших синих глазах плескалась нешуточная тревога.

– Я знаю, что противен тебе, – начал он, глядя в упор, вздохнул порывисто и продолжил, едва заметно розовея скулами: – Но все-таки прошу – помоги мне быстрее набраться сил. Я нужен отцу! Сейчас Сердце Моря не делится с ним силой, а наоборот, тянет из него. Это временно, конечно, только времени у нас как раз и нет. Я не знаю, что происходит, но мне никто не верит. Никто, понимаешь? Кассия погибла, меня пытались убить, и гарната… Я так и не смог убедить отца, что не пил эту дрянь! Джиад, я не знаю, что творится, но чувствую – идет шторм. Буря, которая грозит всему Акаланте, не только мне! А все ведут себя так, словно ничего не случилось!

Он был прав, если взглянуть на все беспристрастно, а Джиад и так натворила дел, поддавшись чувствам. Тварь из Бездны, сирены, взбесившиеся салту – Алестара пытались убить трижды, самое малое. Только глупо думать, что никто вокруг не видит очевидного, скорее это принца не посвящают в истинный ход дел.

– Ваше высочество, я-то что могу?

Набраться сил? Кое-что в запечатлении Джиад уже понимала, и ход собственных мыслей ей не нравился.

– Нет, – торопливо сказал рыжий, прочитав что-то по её взгляду. – Я не о постели! Это было бы проще всего, но я… понимаю. Просто будь рядом со мной, прошу! Позволь касаться тебя, хоть иногда. Ты не представляешь, как много это значит. Я умирал без тебя, помнишь? А теперь – почти здоров.

Еще бы не помнить, как, надрываясь, тянула уже не от края смерти, а прямиком из-за него. И вытянула – на свою голову. Просто быть рядом? Это не слишком сложно. Прикосновения… Это хуже, намного. Снова окатило стыдом, стоило вспомнить, как рыжий держал её за плечи. Сорвалась! Глупо, позорно, мерзко сорвалась!

– Я еще не попросила прощения за… утреннее, – с трудом выговорила Джиад, старательно не отводя глаз от какого-то незнакомого, горящего надеждой, просьбой и чем-то еще лица принца. – Мне, право, очень неловко…

– Прощения? За что?

Он не понимал. Действительно не понимал, смотрел удивленно, потом глаза едва заметно сузились, но тут же рыжий с подчеркнутым равнодушием пожал плечами:

– Тебе не за что извиняться. Виноват я, это из-за меня ты потеряла столько сил.

И это тоже было правдой. Голова до сих пор временами кружилась, хотелось растереть виски, закрыть глаза и дышать, дышать… Хорошо бы чистым горным воздухом или лесным… Опять! Не будет ни гор, ни леса, долго еще не будет!

Глаза напротив просили, почти требовали. Джиад на миг заколебалась, но не похоже, чтобы рыжий лгал или хитрил. Он предлагал честное перемирие и заслуживал честности в ответ. Даже если придется отказать.

– Я не знаю, – тихо сказала она. – Ваше высочество, я обещаю попробовать, но не уверена, что смогу.

– Хорошо, – кивнул Алестар, улыбнувшись вдруг ясно, совсем по-мальчишески. – Это уже очень много. Я… тебе что-нибудь нужно? Прямо сейчас?

Джиад устало помотала головой.

– Тогда спи. Я пока прогуляюсь!

Оттолкнувшись хвостом от ложа, принц поплыл к двери, легко открыл ее, нажав на рычаг. Снова засаднило стыдом, но Джиад прикрыла глаза, и слова сутр обволокли её не лживым утешением, но холодной чистой ясностью правоты.

«Нет стыда в слабости. Слабость – шаг на пути к силе, ступень, которую не миновать, ибо нет сильных изначально. Слабость не отменяет справедливости, не мешает милосердию, не отрицает разума. Слабость – не оправдание, но и не вина. Делай то, что можешь по силе своей, и она сохранится. Делай больше хоть на волос – и сила твоя умножится».

– Я могу это сделать, – прошептала Джиад. – Значит, я сделаю. Не ради слабости, а ради справедливости и милосердия. И разума.

Когда она проснулась в следующий раз, привычно определив, что проспала часа три, и действительно чувствуя, что мир вокруг и собственное тело ладят куда лучше, Алестар уже лежал рядом. Встрепенулся, глянул озабоченно, но тут же успокоился, просияв улыбкой. В руках принца колыхался мешок – не мешок, сеть – не сеть, что-то из просмоленных тонких веревок…

– Почти готово, – бросил рыжий, возвращаясь к прерванному занятию – вывязыванию хитроумных, судя по тому, как мелькали концы нитей, узлов. – Твоему надо не меньше, чем в три нитки плести. И ячейки погуще.

– Это что?

Джиад привстала, разглядывая рукоделье и уже ничему не удивляясь, даже принцу иреназе в роли вязальщика.

– Каймур. В них рыбу носят. С охоты или рынка… Или ты его за хвост потащишь? Я бы не рискнул. Там уже такие зубки…

– Каймур, так каймур, – пожала она плечами, – вам виднее. А когда?

– Когда захочешь.

Принц ловко затянул какой-то уж совсем головоломный узел, собрав несколько нитей, и ворох отдельных полосок вдруг превратился в изящную сеть-кошель.

– Как тебе станет лучше, так и отправимся.

Джиад повертела в пальцах плавно опустившийся ей на колени каймур, растянула и стянула аккуратные завязки, пропущенные по краю. Как и всякий страж, она знала десятка два нужных узлов не хуже любого моряка, рыболова или охотника, так что могла оценить: каймур был сплетен отменно.

– Хорошая работа, ваше высочество. Здесь принцев учат такому?

– Я же иреназе, – фыркнул рыжий, закладывая руки под голову. – Кто, по-твоему, учил вязать узлы вас… людей? У нас плести умеет любой мальчишка: плавать на охоту с чужим каймуром – дурная примета, да и неумехой прослыть никому не хочется. Может, завтра?

Малек в клетке, словно почуяв, что о нем говорят, забеспокоился. Джиад оглянулась на серебристую молнию, что металась от одного края решетки к другому и обратно. Отпускать забавную зверюшку было жаль, но пора. И зачем тогда тянуть?

– А почему не сегодня?

Она снова проверила прочность каймура. Неужели не перекусит? Не должен, веревки просмолены на совесть.

– Сегодня? Надо бы Невиса спросить.

Джиад снова пожала печами. В ответ так и просилась какая-нибудь дерзость, но она понимала, что это играет обиженная недавним унижением гордость, потому проглотила большую часть просившегося на язык, уронив только:

– Неужели вы доросли до благоразумия, принц? Раньше вы бы спрашиваться не стали.

– А я и сейчас не стал бы, – обиженно буркнул рыжий, мгновенно попавшись в ловушку. – Если бы речь обо мне шла. А ты больна. Не хочу рисковать тобой.

Это было, как оплеуха от наставника, чтоб не задирала нос. Такого она не ожидала, но Алестару почему-то поверила сразу. И больше от растерянности уверила, что ей уже хорошо. Действительно хорошо! Это было почти правдой, её все еще познабливало, а день явно клонился к закату, но спальня-клетка так надоела, что она и полумертвой постаралась бы отсюда выбраться. Хоть ненадолго!

Алестар глянул недоверчиво, но взял каймур и отправился к клетке, где то замирал на одном месте, то метался малек. И верещал! Тонко, прерывисто то ли пищал, то ли свистел – у Джиад даже уши заложило.

– Я думала, рыбы молчат, – сказала она, глядя на перекошенное лицо принца, которому рыбеныш орал чуть ли не в самое ухо. – Как… рыбы!

– А разве они молчат? – в свою очередь удивился рыжий, пытаясь отловить скалящегося малька и не поплатиться рукой. – Это ты рыбьи косяки не слышала. Гул от них такой – море гудит. И салту поют, особенно в брачный период. Ох, зараза!

В воде расплывалась темная муть, рыбеныш свистнул с явным воодушевлением, предупреждая, что дешево свободу, а может и жизнь, не продаст. Дурачок…

– Я же его кормил! – возмутился Алестар с такой обидой, что Джиад невольно разобрал смех.

– Вы его зарезать хотели, – мстительно напомнила она, радуясь, что можно не говорить о неприятно тянущих внутри вещах вроде запечатления.

– Он не помнит! Он совсем мелкий был!

– Зато внимательный. Давайте вдвоем, что ли?

Но вместе загонять малька не пришлось. Едва Джиад подплыла к клетке, приподняв второй угол решетки, малек рванулся к ней, ткнулся в пальцы, спасаясь и явно жалуясь – Джиад только подивилась, сколько чувства слышалось в его визге. А будучи схваченным за хвост и водворенным в каймур, рыбеныш просто взвыл от непереносимого предательства!

– Сама свою заразу понесешь, – обиженный принц снова сунул в рот вытащенный оттуда для этих слов палец, хмуро глянул на Джиад и трепыхающийся каймур, из которого неслись истошные жалобы. – Тебя он, значит, признает!

– Я с ним играла, – усмехнулась Джиад. – Да и вспомните, вы сами сказали, что я салру сродни. Ну, идем? То есть плывем?

* * *

– Вот теперь я вижу, что вы точно родня, – невинно до ядовитости сказал Алестар примерно двумя часами позже.

Солнце уже почти село, мглу вечерней воды рассеивало призрачно-голубое, но довольно сильное сияние туарры, растущей здесь прямо на камнях. Это было похоже на земные сумерки, только гораздо холоднее. Джиад отчетливо видела небольшую узкую долину, уходящую вдаль, по краям которой камни поднимались пологими холмами, окаймляя ровное дно. Правда, любоваться красотами ночного моря изрядно мешало настойчивое тыканье в колено твердого и острого носа.

– И что делать? – мрачно осведомилась она, чувствуя себя совершенной дурой.

– А я откуда знаю? – веселился рыжий мерзавец. – Ну, поговори с ним… По-родственному!

Дару и Кари, замершие рядом, тоже ухмылялись, на всегда невозмутимых лицах близнецов улыбки казались чем-то невероятным, но такой уж сегодня был сумасшедший день.

– Совсем сдурел? – рявкнула Джиад, когда острые зубы отчаявшегося привлечь внимание малька чувствительно цапнули её за облюбованное рыбенышем колено. – А за хвост?

Ловко увернувшись, рыбеныш замер чуть поодаль, игриво помахивая упомянутым хвостом.

– Может, успеем уплыть?

Джиад просительно оглядела троих иреназе. Принцу было весело, охране тоже, и даже салту разве что зубы не скалили. Уплыть они уже пытались. Оказывается, даже маленький салру способен легко догнать верхового собрата-салту. И обогнать. И вцепиться в чувствительный хвостовой плавник, приглашая к веселой игре в догонялки, как объяснил ей рыжий, отправляясь ловить взбешенного зверя, пока вылетевшую из седла Джиад – благо в море падать было некуда – охраняли близнецы.

– Тебе понравилось? – поднял бровь Алестар.

Слава лучшего наездника Акаланте принцем была заслужена, салту без седока он поймал быстро, и даже серебристая зараза, угрем вьющаяся между взрослыми зверями, Алестару не помешала. Кажется, рыбеныш его слегка опасался. Зато Джиад он совершенно не боялся, а был влюблен в неё, как щенок-подросток в горячо обожаемую хозяйку. И вел себя совершенно так же! Играл, то набрасываясь, то отплывая, плыл рядом с салту Джиад, бестолково мечась у зверя перед носом, тыкался мордой и ловил момент схватить пастью – не всерьез, а тоже игриво, не понимая опасность роскошных, прямо бритвенной остроты зубов. И вообще веселился на славу, так откровенно радуясь свободе и прогулке, что Джиад даже разозлиться всерьез не могла. На кого злиться-то? На морского щеночка? Да еще впервые выпущенного из клетки.

– Сделайте же что-нибудь! Что мне, назад с ним плыть?

– Они быстро взрослеют, – хладнокровно утешил её Дару. – И дрессируются легко. То есть салту дрессируются.

На ошалевшего от свободы малька он смотрел с явной опаской, и Джиад поняла, что на покладистость салру охранник не рассчитывает.

– Мы полагали, вы знаете, – сказал со своей стороны Кару удивленно. – Вы же его сами взяли на выкармливание совсем маленького, как раз такого, как надо.

– Знаю – что? – выдохнула Джиад, переводя взгляд на Алестара, так же беззаботно улыбающегося в седле. – Его высочество забыл меня о чем-то предупредить?

– Я не думал, что так получится, – быстро проговорил принц, почти перестав улыбаться. – Думал, ты его подлечишь – и все. Кто знал, что он так задержится? Да я понятия не имел, что салру тоже привыкают к первому кормильцу! Я думал, он ко мне привыкнет…

– Вы уж определитесь, что именно вы думали и знали, ваше высочество! – рявкнула Джиад, не забывая бдительно отслеживать подозрительно притихшего малька. – Привыкают, значит? И надолго мне это… счастье?

Счастье, вылетев из-под брюха салту Алестара, впилось зубами в плавник зверя Кару и повисло, мотаясь на бешено бьющемся хвосте и самозабвенно вереща от восторга.

Над живыми существами и призрачно-сияющими камнями плескалось чернильное море. Джиад прикрыла глаза, но это не помогло спрятаться от сумасшествия, что правило сегодняшним днем. Ругались, поминая глубинных богов и муренью прародительницу, охранники, метались их салту, верещал малек и смеялся, заливался хохотом с невозможным, немыслимым звонким упоением рыжий наследник иреназе.