Глава восьмая
Схватка

В то время, как Сашка покупала зеленое платьице и валяла дурака с рыжим паричком, Сана тоже не бездельничала. Она обходила антикварные магазины в надежде найти одну вещицу, очень ей сейчас нужную. И это был старинный хрустальный флакон для одеколона с хрустальной же пробкой.

После того, как им с Изорой показали в зеркале Дару и дали услышать Дарин всеобъемлющий гейс, в хрустальном шаре так и осталось темное туманное облачко. Пройдет ли оно – Сана не знала, очистка под ледяной проточной водой ни к чему не привела, а жизнь продолжалась, и шар ей мог потребоваться в любую минуту.

С другой стороны, он был размером с детскую голову – такой не всюду за собой потащишь. Сана давно собиралась завести более портативный, что ли, и вот время настало.

Флакон, какой ей был нужен, она видела несколько лет назад, но тогда не сообразила, что следует его хватать за любые деньги. Теперь же она умаялась словесно изображать его продавцам.

– Был такой флакон, – сказали ей в шестом магазине. – Но покупателя не нашлось, у него пробка обломана. Пришлось вернуть. У нас же тут не склад – три месяца подержали, видим – не берут, ну и хватит…

– А как именно обломана?

– Стерженек – отдельно, головка – отдельно.

– И головка – именно круглая, граненая? Вот такая?

Она показала пальцами.

– Вот такая, – согласилась продавщица.

– А кто этот флакон приносил, не скажете? Я знаю, у вас документы долго хранятся, вы бы посмотрели?

– Ну…

Сана была готова к тому, что придется применить волевое воздействие. И она его применила. Продавщица и сама бы потом не могла объяснить, из каких глубин памяти вынула адрес бабушки с флаконом. Ведь она всего раз видела оформленную квитанцию – но и этого оказалось достаточно.

Сана отыскала бабушку, заплатила ей за флакон, но сам флакон оставила, взяла лишь хрустальную пробку. Пробка сломалась очень удачно – ее на остатке стерженька можно было установить хоть на столе, хоть на подоконнике, и треугольные грани, довольно крупные, давали внутри игру крошечных плоскостей, образующих серебряные дуги.

Сана проверила хрустальный шарик на все виды порчи и наведенных воздействий. Она чистила это приобретение проточной водой, оставляла его ночевать у стакана, куда выпущено сырое яйцо, окуривала ароматами, пробовала разного цвета подставки – как это делается, когда заряжается вода на исполнение желания. И наконец с немалым волнением попыталась хоть что-то в нем увидеть.

Тот, кто испортил ее прежний хрустальный шар, знал – новый найти непросто, и не учел при этом женскую сообразительность. Он не поставил защиту – поэтому Сана один раз увидела его стоящим у окна, всего на секунду – и этого оказалось довольно. Самодельный шар работал!

Но она не стала баловаться до самого Йула. Работа с шаром достаточно заметна, и если беловолосый враг поймет, что Сана выкрутилась, он еще что-нибудь этакое ей покажет.

Только перед самым выходом из дома Сана, уже одетая, села за свой ритуальный стол, настроилась, согрела в ладонях шарик (так с хрустальными шарами не поступали, но она чувствовала, что с этим нужно именно так) и посмотрела в него. Она увидела Сашку, что торопливо набрасывала салатное платьице, и усмехнулась – девочка знает, что необходимо быть в зеленом, но никто ей ничего не объяснял про оттенки, она будет заметна в толпе, и это очень даже хорошо…

Потом, у касс автовокзала, Сана издали увидела ее, но, разумеется, не подала виду. И когда вышли из автобуса, она тоже сразу увлекла Изору с Мойрой вперед, дав Сашке возможность без помех добраться до пансионата.

Сана поставила ловушку.

Тот, кто показал ей, как был наложен гейс на крестную, нечаянно сообщил больше, чем хотел. Та Дара, которую увидели Изора с Саной, была очень молода, но уже тогда носила именно это имя. Значит, был человек, один из руководителей или просто лицо, приближенное к Курсам, который нарушал правило и давал посвящение тем целительницам, кто еще не родил и не довел до шестилетнего возраста всех детей или не убедился в своей безнадежной бездетности. Его мужской подход к делу Сана поняла без посторонней помощи – юные целительницы, и Дара в том числе, проходили через постель этого беловолосого соблазнителя, посвящение было в какой-то мере наградой. Вот только характер у Дары оказался покрепче, чем у ее крестного, и она, даже влюбленная, не стала длить отношения, чтобы некоторое время спустя увидеть его удаляющуюся спину. Впрочем, был ли он крестным при первом или же при втором посвящении, Сана определенно сказать не могла. Дара не раз называла своей крестной целительницу Эмер – но обходилась без порядкового номера…

Все общество, составлявшее Курсы, делилось на несколько слоев. Изора и Сана знали своих однокурсниц, вместе с которыми получали посвящение, знали младшее поколение, знали тех, кто учился лет на пять-шесть раньше, знали около десятка преподавателей, имевших второе посвящение, как Дара. Над теми были профессионалы третьего посвящения – они присутствовали на праздниках годового круга, проводили обряды, но общество прошедших только первое посвящение, им было неинтересно – они куда-то прятались, чтобы побыть вместе.

Сана не знала, существует ли четвертое посвящение, но странные личности возникали порой на праздниках, и перед ними мастера третьего посвещания держались кротко и покорно. Она случайно видела, как они окружили и быстро провели по коридору низенькую и толстую старуху в зеленом остром колпачке и зеленой же вуали поверх колпачка, которая оставила открытыми лишь нос и подбородок. Дара, когда Сана спросила ее про старуху, посоветовала не совать нос в чужие дела. Знала ли она, что это за необычная гостья, Сана не поняла, но предположила, что могла знать. Были гости, которые, приезжала, не выходили из номеров, напротив – все к ним туда спешили с озабоченными лицами.

Возможно, в одном из этих загадочных номеров постоянно скрывался на праздниках беловолосый Дарин любовник, имеющий силу и власть налагать гейсы!

То, что Йул прямо-таки погнался за Дарой и настиг ее там, где она спряталась, было его рук делом. Он долго ждал – но в мести своей был последователен, беспощаден и использовал все возможности. Вряд ли он полагал таким способом вернуть Дару – ни одна женщина в здравом уме и твердой памяти после такого утонченного издевательства не вернулась бы, значит – хотел добить ее, уже придумал для нее смертельный удар.

Сана неплохо знала мужчин. Она могла бы написать книгу о том, насколько у них развит «комплекс утенка». Давным-давно ученые провели занятный опыт – перед только что вылупившимися утятами прокатили больший красно-синий резиновый мяч. Это был первый движущийся предмет, который увидели малыши, – и они, приняв его за маму-утку, дружно за ним потопали. После этого природная мама могла страдать и крякать в полное свое удовольствие – для детей существовал лишь мяч. Мужчины, как утята, выбирают себе не тех женщин, которые им действительно нужны, а совсем других – пригодных для семейного счастья примерно так же, как резиновый мяч пригоден для воспитания и обучения утят. Но эти «другие» просто первыми попались на глаза – в образе матери, сестры, воспитательницы. И мужчина обречен по меньшей мере часть жизни гоняться за мячами – не за сине-красным, так за желто-фиолетовым. Уж кто-кто, а Сана с этим столкнулась не раз – к ней приходили, стыдясь себя, с просьбой избавить от роковой зависимости, и она, задавая вопросы о детстве, слышала одну и ту же историю…

Так вот, она заметила, что мужчина, которому не по нраву ровесницы или более-менее подходящие по возрасту дамы, будет менять девочек до бесконечности. Повзрослевшая девочка его уже не устраивает – и он уверенно собьет с толку другую, на два-три года моложе. Беловолосый незнакомец, очевидно, был именно из этой породы…

Если он здесь – он должен заметить Сашку!

Сана высматривала его во время обряда с золотыми серпами под дубом, возле костра, высматривала и потом, когда все вернулись в пансионат. Изору она с рук на руки сдала Айлен и Грануэли, да не просто так – а напомнила про ее затеи с добавками для открытого огня, пусть даже газового.

Целительницы давно ждали обещанного доклада, переносимого с праздника на праздник, – Изоре ничего не оставалось, как достать бумагу, авторучку и началь записывать рецепты, да еще с комментариями.

Убедившись, что подруга сидит в таком месте, откуда пространство не просматривается, да еще занята делом, Сана поспешила в конференц-зал. Вот там действительно человек двадцать слушали доклад – Шила рассказывала о пресловутом синдроме хронической усталости.

– Итак, имеем полный букет разнородных симптомов, – говорила она. – Если верить статистике, наиболее характерные – постоянно повышенная температура, припухшие железы, обостренное восприятие холода, провалы в памяти, бессонница, отсутствие аппетита, ухудшение слуха. В анамнезе – еще один букет, от ангины до ящура! Неудивительно, что официальная медицина предлагает лишь локальное и симптоматическое лечение. Мы же не должны идти на поводу у медиков, иначе и мы будем лечить головную боль – отдельно, тахикардию – отдельно, а состояние больного будет улучшаться, пока мы рядом, и ухудшаться, когда он выходит из кабинета. Вот…

Она включила проектор и на белом экране появилось изображение обнаженной человеческой фигуры с чакрами.

Сана знала, к чему клонит Шила, – к тому, что пресловутая загадочная хвороба, которую как только не называли – хронический вирус Эпштейна-Барра, хронический мононуклеоз, синдром хронической усталостной дисфункции иммунной системы, – излечима за пять-шесть сеансов, если только на минуточку допустить, что порождает эти пестрые признаки обычная отрицательная биоэнергетическая подвеска, она же – порча.

Поэтому Сана только внимательно посмотрела на присутствующих. Мало надежды, что беловолосый слушает лекцию, интересную только целителям первого посвящения, но он мог оказаться здесь с какой-то другой целью…

Потом она вышла в холл – и тут же была поймана, усажена в глубочайшее кресло, снабжена бокалом красного вина. Тут сидели и вспоминали всякие смешные истории те, кто приехал на праздник повидаться, и не более того. Если в конференц-зале сидели и записывали лекцию в основном женщины, то тут радовались жизни в основном мужчины.

Получив свою порцию комплиментов, пригубив вина, рассказав случай из собственной практики (действительно нелепая история про унылого дурака, начитавшегося популярных книг по магии, решившего покарать врага энвольтованием и смастерившего тряпичную куклу с применением не только вражеских волос и подкладки от вражьего пиджака, но и собственной старой простыни; удивительным последствием этого колдовства стал энурез, о котором дурак не хотел говорить Сане открыто, и только вдруг вскакивал и выбегал из комнаты, где она вела прием; самым ударным местом этой истории было описание, как Сана обнюхивала покинутый дураком стул…), Сана сбежала.

В полночь был назначен банкет, но многие уже понемногу перебирались в банкетный зал. Она заглянула и туда. Беловолосого не было, Сашки тоже не было, и тут Сана тихо ахнула – действительно, она не видела этой красавицы с той самой минуты, как развернула Изору вместе с креслом лицом к Айлен, и тут же Грануэль, подвинув столик, буквально заперла подругу в углу. А ведь она уже около часа носилась по пансионату!

– Привет тебе и гроздь рябины! – услышала она. И крепкая мужская ладонь сжала ее плечо.

Это был Кано – целитель второго посвящения, с которым когда-то была близка Дара, причем сильный мастер неизвестно в котором поколении, недаром же у него от рождения вилась огненно-рыжая грива.

Сейчас эта грива была уже порядочно тронута сединой, как и усы, и короткая бородка. И вообще Кано, с его мощными, но несколько поникшими плечами, с отяжелевшим лицом, был похож на льва, лучшие годы которого уже завершаются.

– Привет тебе и корзину орехов! – обернувшись, пожелала в ответ Сана.

Когда она прознала про эту связь, ее уважение к Даре несколько пошатнулась – крестной не следовало выбирать зеленоглазого красавца, хуже того – Сана подозревала, что не он за ней, а она за ним гонялась. Как бы то ни было, их разрыв ее обрадовал. Сколько она ни раскидывала карты на этих двоих, всегда получалось, что они – не пара.

Но теперь Сана была бы премного довольна, если бы Кано и Дара вновь сошлись. Когда-то крестная была сильно увлечена рыжим целителем – возможно, даже любила его, и новый виток их романа мог восстановить ее способности, выведя ее из-под опасного для всякой женщины гейса.

– Тебе идет рыжий цвет, давно надо было покраситься, – сказал Кано. – Вот теперь это твои волосы! Куда только крестная смотрела?

Он был не совсем трезв, как раз в той поре, когда хмель бывает весел и дружелюбен, все женщины кажутся доступными, а заботы – пустяковыми. Поэтому Кано все время посмеивался, даже в глаза Сане, нагнувшись, заглянул с легким смешком.

– Она таким вещам не придает значения.

– Напрасно. Даже если цвет не от рождения, все равно очень помогает. А где Дара? Я уже все обошел – у костра ее не было, тут ее нет. Почему она прячется? Что-то случилось?

Сана поняла – хмель подсказывает ему, что их с Дарой размолвку можно временно считать недействительной.

– Случилось, Кано. Она под гейс попала. Поэтому ее здесь нет.

– Ого! Тут и телега орехов не поможет! Под который? Вина, что ли, на закате с кем-то выпила? – в голосе Кано было некоторое злорадство. Теперь Сана поверила, что не он Дару, а Дара его бросила.

– Почему бы тебе самому ее не спросить? – поинтересовалась Сана, уже думая, как бы организовать эту встречу.

– Заколки для волос ей кто-то прицепил?

Сана ничего не ответила – тут, чтобы рыбка не сорвалась с крючка, важно было сохранять спокойствие, и она действительно была спокойна, чтобы мужчина выплеснул первое злорадство и заговорил по-человечески.

– Погоди, какой там у нее был третий?

– У нее был еще и четвертый гейс. Если ты можешь ей помочь – то помоги, потому что мы, ее крестницы, бессильны.

– Четвертый гейс? – переспросил Кано. – Кто же это ей подвесил?

– Кто-то из верхушки.

– И за какие заслуги?

Он все еще наслаждался бедой своей бывшей подруги – возможно, и Дара, поменяйся они местами, так же расспрашивала бы, без всякого сочувствия, а только из дурного любопытства. Целители и по природе своей были ревнивы, тут же примешался былой роман с неудачным исходом.

– Я же говорю – сам ее спрашивай!

– Ты как это со старшими разговариваешь? – Кано, балуясь, поймал прядь крашеных волос. – Ни о чем я ее спрашивать не буду, ей полезно немножко посидеть под гейсом. Меньше будет нос задирать.

– Ну, как знаешь.

Сана пожалела даже о том, что пожелала ему корзину орехов. Орех – символ мудрости, орешник – древо справедливого суда, этого же ехидного и злорадного красавца она сейчас охотно лишила бы и той мудрости, которая еще имелась в хмельной голове.

– Постой! – крикнул он, но она уже сбегала по лестнице.

Кано ей никогда не нравился, и она даже была довольна, что не пришлось менять свое мнение о нем.

Сана еще раз обошла пансионат и всерьез забеспокоилась – Сашку могли зазвать в какой-то номер, понарассказывать ей всяких мистических историй, напоить красным вином и в конце концов уложить спать на диванчике. Это было бы не самым скверным финалом ее эскапады, но Сана хотела совсем другого.

Она вошла в тот двухместный номер, что отвели им с Изорой. При взгляде на аккуратно застланные постели ее посетила вполне естественная мысль: а почему бы и нет? Среди целителей первого посвящения было несколько достойных внимания мужчин, а Сана с новой гривой выглядела достаточно соблазнительно. От краски волосы стали жестче и встали пышнее, зеленое платье им соответствовало, лежало теснее и глаже собственной кожи. Так почему бы и нет? Тем более, что она была взволнована всеми событиями, выпила немного красного вина, а возня с салоном по меньшей мере на две недели сильно сократила ее личную жизнь. Стало быть: почему бы и нет?

Но целительница взяла себя в руки и достала хрустальную пробку, которую своевольно преобразила в магический шар.

Пробку она поставила на столик, по обе стороны зажгла заранее припасенные свечи и потушила свет. Потом села напротив, склонилась над граненым шариком и очень попросила его показать Изорину дочь.

Сперва она увидела Сашку на лестнице, потом – в коридоре, вернее – увидела Сашкин затылок в синтетических волосах, вдруг девушка обернулась, кому-то улыбнулась, губы произнесли беззвучное слово. Уже догадываясь, с кем она говорит, Сана затрепетала и взмолилась, чтобы шар не показал никого, кроме Сашки. Она знала, насколько сильна злая воля беловолосого, и боялась его преждевременно потревожить.

Шар опять показал затылок, вдруг изображение качнулось – должно быть, Сашка резко повернулась на каблуках. И Сана увидела дверь с двузначным номером. Она качнулась вперед, чуть не уперлась носом в шарик – цифры полетели ей навстречу, вырастая, вырываясь за пределы хрустального шара, пролетая сквозь нее, но она успела поймать и запомнить число.

Потом возникло помещение вроде того, в котором сейчас находилась Сана. Казенная аккуратность и отсутствие лишних вещей ей обычно в гостиницах и пансионатах нравились, но сейчас она опять забеспокоилась – шар показал стерильный интерьер, но без всякой Сашки, и более того – в номере было темно!

Тут только до Саны дошло, что Сашка и ее спутник вошли в какую-то другую дверь, но – находившуюся рядом, а шар просто показал то, что она хотела увидеть за дверью с цифрами, не более.

Поблагодарив шарик, Сана положила его в сумку и накинула на себя старый славянский оберег – как они с Изорой увлеклись в свое время русскими, особенно сибирскими заговорами, так до сих пор на них полагались.

– Первая, другая, я иду третья, все вон, мне одной дом! – прошептала она и припечатала хорошим замком: – Собаке лаять, волку выть, мне с удачей быть. Ключ, замок, язык!

Теперь следовало спешить.

С хрустальными шарами та морока, что никогда не знаешь – которое время он тебе показать изволит. Может подключиться к тому, что происходит сей момент, может передать картинку с опозданием на несколько минут, может вообще выудить из непонятного слоя ноосферы событие многолетней давности. И это случается даже с шаром, который не первый год в хозяйстве, так что все его причуды хорошо известны.

Хрустальная же пробка от флакона всего несколько раз выступала в роли магического шара, и Сана, понятное дело, не знала ее особенностей. Может, беловолосый мерзавец увел Сашку полтора часа назад? Тогда он много чего успел натворить.

Она поспешила наверх – искать те металлические цифры на двери, которые показал шар.

Судя по всему, под подозрением было пять номеров – те, что слева и справа ит найденной двери, и те три, что напротив. Сана постучала в одни – тихо. В другие – тихо. За третьими шла беседа, чего-то делили и не могли поделить два мужских голоса.

А вот четвертые показались ей при ближайшем изучении очень подозрительны. Она дважды стукнула и, не дожидаясь приглашения, вошла.

Точно! Сашка сидела в кресле, беловолосый – на постели, и верхний свет был потушен – горела лишь толстая узорная свеча.

– Вот ты где! А мать обыскалась! – воскликнула Сана и сверху вниз посмотрела на беловолосого. Он легко поднялся с низкого ложа и сделал шаг ей навстречу.

– Удачи тебе и гроздь рябины. Ты Сана, крестница Дары, – уверенно сказал он.

– Теть-Соня! – завопила Сашка, вскакивая. Она была возмущена беспредельно – нелепая тетка со своей дурацкой бдительностью мешает начать прекрасную взрослую жизнь!

– Стой стоймя, спи дремля! – крикнула Сана и сделала общеизвестный знак растопыренной пятерней.

Сашка не удержалась на ногах и шлепнулась обратно в кресло.

– Спи-усни, спи-засыпай, – тихонько попросил ее беловолосый. – Спи, не бойся ничего…

И она действительно заснула.

– Лунных тебе ночей и корзину орехов! – пожелала Сана. – Я, собственно, за девочкой пришла.

– А кем тебе приходится эта девочка? – полюбопытствовал беловолосый. – Не дочь – кровь иная, и не племянница, я даже дальнего кровного родства не чую.

– Это дочка Изоры, – безмятежно сообщила Сана. – Изоры, Дариной крестницы. Ей еще рано заниматься нашим делом.