Глава 7

Проснувшись утром в бледном лимонном свете, Гвен почувствовала, что жизнь не может быть прекраснее. Прошло уже больше недели, и каждую ночь Лоуренс проводил с ней. Тяготившие его чувства ослабили хватку, и он стал таким же страстным, каким был до ее приезда на плантацию. Они занимались любовью по ночам, а потом и утром. Пока Лоуренс спал, звук его дыхания успокаивал Гвен, и если она просыпалась раньше его, то просто лежала и слушала, дивясь собственному счастью.

До ее слуха донесся отдаленный крик петуха, и она заметила, как вздрогнули ресницы Лоуренса.

– Привет, дорогая! – Он открыл глаза и потянулся к ней. Гвен прильнула к нему, нежась в его тепле. – Может, попросим, чтобы нам принесли еду сюда и останемся в постели весь день?

– Правда? И ты не пойдешь на работу?

– Нет. Этот день я целиком посвящаю тебе. Чем бы ты хотела заняться?

– Знаешь что, Лоуренс?

– Скажи мне, – улыбнулся он.

Она прошептала ему на ухо.

Он рассмеялся и состроил гримасу:

– Такого я не ожидал. Я тебе уже наскучил?

Гвен звонко чмокнула его в губы:

– Никогда не наскучишь!

– Ну, если ты серьезно, не вижу причин, почему бы тебе не посмотреть, как делают чай.

– Я знала все о том, как в Оул-Три готовили сыр.

– Конечно, я его пробовал… Значит, ты и правда хочешь встать сейчас?

Лоуренс погладил ее по волосам, и ни она, ни он не сделали ни одного движения, чтобы подняться с постели. Лоуренс начал покусывать ее ухо. Он как будто каждый день обнаруживал новую часть тела Гвен, а найдя, заставлял ее испытывать небывалые ощущения. Сегодня от уха его язык проделал извилистый путь по грудям и животу к тому месту между ног, где она ощущала, что жутко его хочет. Однако Лоуренс проигнорировал ее порыв к нему и продолжил движение вниз, к чувствительным местам под коленями. Закончив целовать их, он изучил шрамики на самих коленках.

– Боже, детка, что ты с собой делала?

– Это было в Оул-Три. В детстве я искала призраков среди ветвей, но все время падала, не успев их найти.

– Ты невозможна, – покачал головой Лоуренс.

«Любой согласился бы, что это божественно», – подумала Гвен, когда они снова слились, и, чувствуя тепло его кожи, скользившей по ее телу, совершенно забыла о чае.

Через два часа, когда дождь на время стих, но все вокруг заволокло густым туманом, Лоуренс отвел Гвен на вершину холма по дорожке, которой она раньше не замечала. Когда они сверху увидели озеро, вода в нем была коричневой в тех местах, где с берегов в него смыло красноватую землю. В лесу стояла непривычная тишина, с похожих на привидения деревьев капало, и Гвен на мгновение поверила в злых духов, которые, по словам Навины, имеют обыкновение прятаться в кронах лесных исполинов. После дождя в воздухе сильно пахло дикими орхидеями и травой. Спью, который очень привязался к Гвен, убежал вперед и жадно все обнюхивал.

– Что это за цветы? – спросила она, глядя на высокое растение с белыми соцветиями.

– Мы называем их ангельскими трубами, – ответил Лоуренс, потом указал на большое прямоугольное здание с рядами закрытых ставнями окон, которое стояло высоко на холме позади их дома. – Смотри, вон там фабрика.

Гвен прикоснулась к его руке:

– Прежде чем мы пойдем туда, я хотела спросить: ты узнал, кто сделал это с Таппером?

По лицу Лоуренса пробежала горькая тень.

– Трудно сказать. Они сомкнули ряды, понимаешь. Ничего хорошего нет, когда складывается ситуация «мы против них».

– Так почему убили Таппера?

– Месть за старую обиду.

Гвен вздохнула. Тут все так сложно. Ее с детства учили проявлять доброту к людям и животным. Если быть доброй, люди обычно относятся к тебе так же.

Когда они наконец добрались до фабрики, Гвен запыхалась. Она увидела много темнокожих мужчин, которые, сидя на корточках на наружных выступах здания, мыли окна. Лоуренс открыл дверь, и до Гвен донеслись звуки индуистской молитвы. Спью было велено остаться снаружи.

Они вошли внутрь. На верхнем этаже раздавались клацающие звуки какого-то механизма, в здании слегка пахло чем-то медицинским.

Лоуренс заметил, что Гвен прислушивается.

– Тут работает много разных машин. Раньше энергию вырабатывали сжиганием дров, во многих поместьях так и сейчас делают, но я вложился и перевел генераторы на нефтепродукты. Был одним из первых, хотя у нас есть и дровяная печь – для сушки. Мы используем синее камедистое дерево. Это вид эвкалипта.

– Я чувствую запах, – кивнула Гвен.

– В здании четыре этажа, – продолжал Лоуренс. – Хочешь посидеть и отдышаться?

– Нет. – Гвен окинула взглядом просторное помещение первого этажа. – Я и не думала, что фабрика такая большая.

– Чаю нужен воздух.

– А что здесь происходит?

Глаза у Лоуренса загорелись.

– Тебе и правда интересно?

– Конечно.

– Это сложный процесс. Сюда приносят корзины с зелеными листьями и взвешивают. Хотя есть и другие весовые. Женщинам платят за фунт. Нам приходится следить, чтобы они ничего не подкладывали в корзины для увеличения веса. В производстве чая используют только верхние листочки с кустов. Два листа и почка – так мы говорим.

Гвен отметила, как тепло и дружелюбно общался Лоуренс с мужчиной, который подошел к нему и заговорил по-тамильски. Лоуренс ответил ему на том же языке, после чего гордо обнял жену за плечи:

– Гвен, позволь представить тебе управляющего фабрикой и главного чайного мастера. Дариш отвечает за весь процесс производства. – (Мужчина как-то неуверенно кивнул и поклонился, после чего ушел.) – Он видел здесь только одну англичанку.

– Кэролайн?

– Нет, это была Кристина. Пойдем наверх, я покажу тебе столы для подвяливания. Когда листьев много, Дариш и его помощник работают с двух часов утра, но сейчас из-за дождя тут тихо.

Гвен вовсе не казалось, что тут тихо, наоборот, жизнь на фабрике бурлила – все двигалось и шумело. Она почувствовала себя неуютно то ли от упоминания Кристины, то ли от опьяняющего запаха листьев – сильного, горьковатого и непривычного. Гвен велела себе не глупить. Лоуренс ведь сказал, что у них с Кристиной все кончено.

Они прошли мимо составленных в стопки корзин, груд инструментов, веревок и прочих приспособлений и стали подниматься по лестнице.

– Это помещения, где мы подвяливаем листья естественным путем, – объяснил Лоуренс, когда они оказались на верхнем этаже. – Чайный куст на самом деле называется Camellia Sinensis.

Гвен посмотрела на четыре длинных стола, где были разложены листья.

– Сколько времени они подвяливаются? – спросила она.

Лоуренс обнял ее за талию, она прислонилась к нему, наслаждаясь ощущением, что находится с ним в его мире.

– Это зависит от погоды. Если туман, как сейчас, листья вялятся медленно. Нужно, чтобы их обдувал теплый воздух, понимаешь. И температура должна быть определенная. Иногда нам приходится использовать искусственное тепло печей, чтобы высушить листья. Звук, который ты слышишь, идет от печей. Но в хорошую погоду, когда ставни открыты как нужно, задувающего в окна ветра достаточно.

– А что этажом ниже?

– Когда листья подвяли, их прокатывают через ролики, чтобы размять. Хочешь посмотреть?

Гвен наблюдала, как подвяленные листья по спускным желобам отправляются в машину, находящуюся ниже этажом. К ним снова подошел Дариш. Лоуренс закатал рукава и стал проверять, как работают машины. Ее муж был настолько в своей стихии, что Гвен невольно улыбнулась. Обернувшись к управляющему, он что-то сказал ему на тамильском. Тот кивнул и быстро ушел исполнять приказание.

– Спустимся вниз? – Лоуренс взял Гвен за руку, и они направились к лестнице. – Листья будут спрессованы валковыми дробилками.

– А потом?

– Лопасть ротора измельчает листья, затем их просеивают, чтобы отделить крупные от мелких. – (Гвен принюхалась, теперь в воздухе пахло чем-то вроде сена, а чай напоминал видом резаный табак.) – Потом чай ферментируют в сушильных комнатах. В процессе ферментации чайный лист становится черным.

– Я и не представляла, что в мою утреннюю чашку чая вложено столько труда.

Лоуренс поцеловал ее в макушку:

– Это еще не конец. Чтобы остановить ферментацию, чай обжигают, потом еще раз просеивают, разделяя на сорта, и только после этого окончательно проверяют, пакуют и отправляют в Лондон или в Коломбо.

– Столько работы! У твоего управляющего, наверное, огромный опыт.

– Да, – засмеялся Лоуренс. – Как видишь, у него есть помощники – чайные мастера и дюжина работников, но сам он живет в поместье с детства. Раньше работал на моего отца и действительно отлично знает свое дело.

– А кто же в конце концов продает чай?

– Устраивают аукционы в Коломбо или в Лондоне, и мой агент там улаживает мои финансовые дела. Ну вот что, думаю, скоро дадут полуденный гудок, и здесь тебе покажется, что он невыносимо громкий.

Лоуренс улыбнулся, и Гвен ощутила, какой могущественный человек ее муж. Он не только крепок и силен от физической работы, но и к тому же решителен и очень ответствен. И хотя у него были какие-то сложности с введением изменений в производство, Гвен прониклась абсолютной уверенностью, что у него все получится.

– Мне очень приятно, что ты интересуешься всем этим, – сказал он.

– А Кэролайн интересовалась?

– Не очень. – Он взял ее за руку и вывел наружу.

Туман рассеялся, и небо прояснилось. Казалось, что дождя больше не будет.

– Лоуренс, а почему твоя сестра не замужем?

Он нахмурился и посмотрел на нее очень серьезно:

– Я не теряю надежды.

– Но почему до сих пор этого не случилось?

– Я не знаю. Она непростая девушка, Гвен. Надеюсь, ты это понимаешь. В нее влюблялись мужчины, но она их отталкивала. Для меня это загадка.

Гвен не стала говорить, что временами ей кажется, будто Верити делает все, чтобы не нравиться мужчинам.

Гудок загудел, когда они прошли ярдов сто по дороге к дому. Гвен зажала уши руками, споткнулась о валявшуюся на тропе ветку и едва не упала.

Лоуренс застонал:

– Я же говорил!

Она выровнялась и побежала. Лоуренс и Спью погнались за ней, потом Лоуренс нагнулся и подхватил ее на руки.

– Поставьте меня сейчас же, Лоуренс Кристофер Хупер. Вдруг нас кто-нибудь видит!

– Тебя нельзя отпускать одну даже спуститься с холма. Ты обязательно поцарапаешься, набьешь себе шишку, поранишь коленку или порежешься, поэтому я тебя понесу.

После обеда какие-то крики оторвали Гвен от чтения детектива, которым она увлеклась. Неохотно отложив книгу, она встала, намереваясь посмотреть, что происходит.

Она услышала, как Лоуренс зовет Навину, а сам пытается успокоить Фрэн, сидевшую на диване с припухшими злыми глазами, по ее раскрасневшимся щекам текли слезы.

Гвен сразу подошла к сестре:

– Дорогая, что случилось? Ты получила плохие новости?

Фрэн помотала головой, сглотнула, не в силах говорить, и снова начала всхлипывать.

– Ее браслет с амулетами, – сказал Лоуренс. – Он пропал. Но я не понимаю, почему это ее так расстроило. Я сказал, что куплю ей новый, но она только сильнее расплакалась. – (Фрэн встала, развернулась и убежала.) – Вот видишь.

– Лоуренс, ты идиот! Это был браслет ее матери. Все амулеты особенные, ее мать собирала их всю жизнь. Каждый что-то значит для Фрэн. Этот браслет ничем не заменишь.

– Я не знал, – расстроился Лоуренс. – И мы ничего не можем сделать?

– Организуй поиски, Лоуренс. Вот что ты можешь сделать. Пусть все слуги ищут. Я попытаюсь успокоить сестру.

На следующее утро Фрэн не вышла к завтраку. Гвен постучалась к ней в комнату и вошла на цыпочках. Ставни закрыты, воздух спертый – за ночь скопился запах пота. Гвен подошла к окну, чтобы проветрить комнату.

– Что-нибудь не так? – спросила она, глядя на Фрэн. – Ты до сих пор не встала. Забыла, что мы сегодня обедаем в гостях?

– Я чувствую себя ужасно, Гвен. Совершенно ужасно.

Гвен посмотрела на сестру – пухлые губы, длинные ресницы и всего два розовых пятнышка на безупречном лице. Как так получается, что Фрэн выглядит прелестно, даже когда ей нездоровится, а самой Гвен стоит только разок чихнуть, и она сразу становится бледной – это в лучшем случае, а в худшем – начинает походить на призрака.

Гвен села на край постели и положила ладонь на лоб кузины. Фрэн редко жалела себя.

– Ты ужасно горячая, – сказала Гвен. – Я попрошу Навину, чтобы она принесла тебе овсянку и чай в постель.

– Я не могу есть.

– Можешь не есть, но попить нужно обязательно.

Гвен не могла притворяться, что она не расстроена. Сегодня они с Фрэн должны были поехать в Нувара-Элию на ланч с Кристиной и мистером Равасингхе. Ей хотелось еще раз увидеть эту женщину, отчасти из любопытства, отчасти для успокоения, а теперь Фрэн проснулась в лихорадке, и они наверняка никуда не поедут.

– Это оттого, что вчера ты была так расстроена, – сказала Гвен, – и погода плохая.

Фрэн застонала:

– Вряд ли мой браслет найдется. Его украли, я уверена.

Гвен задумалась.

– А он был у тебя после бала?

– Точно был. Ты знаешь, я надеваю его почти каждый день и заметила бы, если бы он пропал.

– Мне очень жаль, – сказала Гвен, и Фрэн шмыгнула носом. – Ты не переживай из-за сегодняшнего визита. Съездим в другой раз.

– Нет, Гвен, ты пойди. Сави покажет свою картину. Хотя бы одна из нас должна быть там.

– Фрэн, тебе нравится мистер Равасингхе?

Она покраснела:

– Нравится. И даже очень.

– Верю. Он привлекательный мужчина, и в определенных кругах это модно – покровительствовать художникам, но родителей хватит удар. – Хотя Гвен говорила это с улыбкой, в ее словах звучал укор.

– Твоих родителей, Гвен.

Наступила тишина.

– Слушай, – начала Гвен, – я не могу поехать без тебя. Лоуренсу это не понравится. Не знаю почему, но он не особенно расположен к Сави.

Фрэн в легком раздражении махнула рукой:

– Вероятно, это просто потому, что он сингал.

Гвен покачала головой:

– Не думаю, что дело только в этом.

– Ну и не говори ему ничего. Ужасно не хочется расстраивать Сави. Прошу тебя, поезжай.

– А если Лоуренс узнает?

– О, я уверена, ты что-нибудь придумаешь. Успеешь вернуться к ужину?

– На поезде – наверное.

– Ну вот, ты вернешься, он, может, вообще ничего не заметит.

Гвен засмеялась:

– Если это так много для тебя значит… Да и Лоуренс сегодня не будет обедать дома. Но кто присмотрит за тобой?

– Навина принесет мне питье и сменит белье. А остальное… Дворецкий вызовет врача, если понадобится.

– Наверное, я могу позвать с собой Верити. – (Фрэн скривилась.) – А может, и нет.

Фрэн засмеялась:

– Неужели ангелоподобная Гвендолин Хупер признаётся, что ей кто-то не нравится?

Гвен ткнула ее под ребра:

– Ничего подобного.

– Ой! Я больна, не забывай. Но если ты поедешь, торопись, или опоздаешь на поезд. – Фрэн помолчала. – И вот еще что…

– Давай выкладывай! – Гвен встала и наклонилась поправить простыню.

– Узнай, нравлюсь ли я ему. Пожалуйста. – (Гвен засмеялась, разгибаясь, но уловила задумчивую нотку в голосе сестры.) – Прошу тебя.

– Нет, честно, я не могу. Это глупо.

– Я скоро уеду в Англию, – сказала Фрэн, и ее голос снова стал твердым. – И мне просто хочется узнать, имела ли я шансы.

– Какие именно?

– Это мы посмотрим, – пожала плечами Фрэн.

Гвен наклонилась над постелью и взяла сестру за руку:

– Мистер Равасингхе очень мил, но ты не можешь выйти за него замуж. Фрэнни, ты ведь сама это понимаешь, да?

Фрэн выдернула руку:

– Не понимаю, почему нет.

Гвен вздохнула и задумалась.

– Хотя бы потому, что, кроме меня, никто здесь после такого не станет разговаривать с тобой.

– А мне до этого нет дела. Мы с Сави можем жить как дикари на далеком острове в Индийском океане. Он будет каждый день писать меня обнаженной, пока кожа моя не станет коричневой от загара, и тогда мы с ним будем одного цвета.

– Ты говоришь глупости, – рассмеялась Гвен. – Минута на солнце – и ты станешь красной как рак.

– Вечно ты все портишь, Гвендолин Хупер.

– Нет, просто я практичная. Ну, я пошла. Береги себя.

Кристина опять была в черном платье с низким вырезом и в черных перчатках, которые заканчивались чуть выше локтя. Ее зеленые глаза сверкали, и Гвен заметила, как красиво изогнуты у нее брови. Светлые волосы были убраны только спереди, а по спине свисали петлями, унизанными черными бусинами, что создавало впечатление безыскусного изящества. Усыпанная блестками серебристая лента повязана на лбу, в ушах – блестящие черные серьги каплевидной формы, на шее такое же колье. Гвен, одетая в повседневное платье пастельных тонов, чувствовала себя невзрачной простушкой.

– Итак… – Кристина взмахнула сигаретой в мундштуке из слоновой кости. – Я слышала, вы познакомились с нашим очаровательным мистером Равасингхе еще до того, как ступили на землю Цейлона.

– Да… Он помог мне.

– О, это так похоже на Сави. Он добр ко всем, не так ли, дорогой? Удивительно, что вы с ним не отправились прямо в джунгли.

– Такая мысль приходила мне в голову, – засмеялась Гвен.

– Но вы подцепили самого достойного мужчину на Цейлоне.

Сави повернулся к Гвен и подмигнул ей:

– Не обращайте внимания. Цель жизни Кристины – забираться людям под кожу так или иначе.

– Ну что ж, после того как бедняга Эрнест свалил, что мне остается, кроме как делать все больше денег и бесить всех? Он завещал мне банк, вы знаете. Но пора мне остановиться. Это несправедливо по отношению к новой гостье. Надеюсь, Гвен, мы с вами станем лучшими подругами.

На это Гвен ответила что-то неопределенное. Она никогда не встречала таких женщин, как Кристина, и особенной делал ее не только странный нью-йоркский акцент. У Гвен возникла тревожная мысль, что, вероятно, именно эта особость привлекла к ней Лоуренса.

– Почему вы на Цейлоне, миссис Брэдшоу?

– О, ради бога, не церемоньтесь, зовите меня Кристиной. – (Гвен улыбнулась.) – Я провела здесь много лет, а сейчас я здесь, потому что Сави обещал написать мой портрет. Я нашла Сави давным-давно на маленькой выставке в Нью-Йорке. Его портреты такие глубокие. Он вытягивает душу из тех, кто ему позирует. Я, к примеру, просто влюбилась в него. Мы все влюбляемся в конце концов. Пусть он и вас нарисует.

– О, я…

– Ну, надеюсь, вы любите утку, – прервала ее Кристина. – Мы начнем с карри из баклажанов, а потом у нас будет великолепная утка в меду.

Пока Кристина вела их в столовую, Гвен остановилась в коридоре перед висевшей на стене огромной маской:

– Что это?

– Традиционная маска танцора-демона.

Гвен изумленно уставилась на отвратительную морду, сделала шаг назад и натолкнулась на мистера Равасингхе, который похлопал ее по спине. Маска была шокирующая. Отталкивающая. Всклокоченные седые волосы длиной в фут, огромный разинутый рот с оскаленными зубами и торчащие в стороны ярко-красные уши. Оранжевые глаза навыкате смотрели с вожделением, а нос и щеки были выкрашены белой краской.

– Ваш замечательный муж подарил ее мне, – сказала Кристина. – Маленький знак внимания. Вы знаете, как он умеет выражать признательность.

Гвен была ошарашена как самим подарком, так и отношением к нему Кристины.

Она вспомнила, как, добравшись в маленьком экипаже от станции Нану-Ойя до «Гранд-отеля», встретилась с мистером Равасингхе. Поджидая его на улице, она вдыхала запах эвкалиптов, доносившийся со стороны горы Пидуруталагала, вершина которой скрывалась за облаками. Теперь, когда отношения с Лоуренсом наладились, Гвен ощущала неловкость оттого, что прежде художник вызывал ее интерес. Хотя она мало что помнила из происходившего после бала, ей было стыдно, что она тогда выпила так много шампанского.