Глава 15

Джек уехал. Вопреки его уверениям, что Белинда тоже уедет, она не собиралась трогаться с места. И Глэдис, уверенная, что у них где-то на ферме наверняка отыщется карта Мальты или, может быть, Италии, заехала за Флоранс на грузовичке. Глэдис также предложила взглянуть на подросших котят. И хотя Флоранс постоянно твердила, что не знает, как долго пробудет в Мидоубруке, она вняла настойчивым просьбам Джека и согласилась пожить здесь еще какое-то время.

Флоранс уже надевала плащ, когда послышался знакомый стук в дверь: три громких удара, пауза, затем еще три. Так стучал местный почтальон.

– Вам письмо, дорогая, – сказал он, протягивая ей конверт.

Это был плотный белый конверт марки «Бэзилдон бонд». Флоранс, сразу узнав безупречный почерк матери, представила, как та, отвернув крышку приплюснутого флакончика, заправляет авторучку синими паркеровскими чернилами «Куинк». Флоранс поблагодарила почтальона и унесла письмо в дом. Там она с некоторым трепетом вскрыла конверт и вынула исписанный листок. Едва прочитав первые слова, она поняла: мать прислала письмо-извинение. Это было что-то новое. Клодетта не привыкла извиняться.

Дорогая!

Надеюсь, ты простишь свою мать за нарушение правил гостеприимства во время нашей последней встречи, а также простишь мое тогдашнее плохое настроение.

Флоранс хмыкнула. Безудержный материнский гнев никак не подходил под категорию «плохое настроение», и все же такое признание было шагом вперед.

Ты была честна со мной, а мои ответы отнюдь меня не красили. Убедительно прошу меня понять: события далекого прошлого тяжелы для меня. В дальнейшем я попытаюсь исправить эту досадную ошибку. Я надеялась накрепко закрыть дверь в прошлое, но если ты соблаговолишь найти время и снова приехать ко мне, я попытаюсь быть более предупредительной и, возможно, поговорю с тобой и о Розали. Я любила ее не меньше, чем ты любишь своих сестер, и полное неведение о ее судьбе не дает мне покоя. Надеюсь, что ты все же согласишься помочь мне в ее поисках.

Всегда рада тебя видеть.

Маман

Флоранс не знала, что и думать. Она любила Мидоубрук и не хотела уезжать, но дом Джека не был ее домом. Однако и дом матери она не могла назвать своим, а потому не торопилась ехать к Клодетте. Во всяком случае, когда она туда соберется, можно будет рассчитывать на бóльшую сговорчивость со стороны матери. Судьба Розали интриговала Флоранс. Любая семейная тайна всегда действует возбуждающе. Кому не захочется прикоснуться к тайне и узнать больше? Но пока не закончится война, она ничем не может помочь матери в поисках. В следующий приезд она постарается расспросить Клодетту не только о Розали, но и о Фридрихе, немецком возлюбленном матери и своем настоящем отце. Флоранс жаждала побольше узнать о нем и о том, что же тогда произошло между ним и Клодеттой.

Пока они ехали на ферму в стареньком, помятом грузовичке Глэдис, Флоранс продолжала думать о матери и Белинде. Обе были матерями, и обе страдали, хотя и по-разному.

– Что-то ты притихла, дорогая, – искоса взглянув на нее, заметила Глэдис.

– Думала о Белинде. Я ей сочувствую.

– Еще бы. Ужасно потерять ребенка. Мне это знакомо. Все карты, что есть у нас дома, остались от моего мальчика. Ох, как ему хотелось посмотреть мир!

От этих слов Флоранс застыла и не сразу нашлась что сказать.

– Глэдис, простите. Я не знала.

– Эдвардом его звали. Это случилось в самом начале войны. Он у нас поздно родился, а поздние дети всегда самые любимые. Его корабль потопили. «Пропал без вести в море» – так нам сообщили.

– Он был вашим единственным ребенком?

Глэдис кивнула. Флоранс коснулась ее руки. Остаток пути до фермы они ехали молча. Когда Глэдис открыла обшарпанную синюю дверь, Флоранс уже была готова к хаосу в доме фермерши. Кошки сидели и лежали на своих местах, но в этот раз ее внимание привлекли обои. Как она тогда не обратила внимания на их узор? На бежевом фоне теснились желтые и оранжевые морковины, апельсины, яблоки, кувшины и банки. Они повторялись снова и снова, отчего у Флоранс зарябило в глазах. За столом сидел довольно симпатичный молодой человек в гражданской одежде и читал газету, сдвинув очки на лоб.

– А-а, Брюс пожаловал, – сказала Глэдис, явно обрадованная его появлением. – Не знала, что ты заглянешь. Ты сегодня не на дежурстве?

– У меня целых два выходных дня, – с улыбкой сообщил он и встал. – Я заехал сообщить, что сегодня мама не сможет быть на встрече в «Женском институте», а потому заезжать за ней не нужно.

– Это Брюс, сын моей подруги Грейс, – представила парня Глэдис. – Познакомься. А это моя соседка Флоранс.

Он обошел стол и пожал Флоранс руку. Брюс был высоким и худощавым, с курчавыми коротко подстриженными волосами и теплыми светло-карими глазами. Флоранс понравился его облик и то, как парень по-свойски чувствует себя у Глэдис.

– Что ж, сообщение я передал. Можно и ехать.

– На твоем старом костотрясе?

– Конечно. – Он снова улыбнулся и поцеловал Глэдис в щеку. – До встречи. До свидания, Флоранс.

Как заметила Флоранс, у Глэдис заблестели глаза, и, когда Брюс ушел, она сказала:

– Всего двадцать восемь, а уже ординатор в Королевской больнице Девона и Эксетера. Знаю его почти с рождения.

– Мне понятна ваша гордость, – отозвалась Флоранс. – Очень приятный молодой человек.

– Ты, поди, подумала, как его до сих пор не окрутили.

– Честно говоря, нет. Надеюсь услышать от вас.

Глэдис пристально посмотрела на нее:

– Хотя это и не моя история, расскажу. Жаль, конечно, парня. Был он помолвлен с одной девицей в Эксетере. Пока он пропадал на дежурствах, она завела шашни с каким-то американцем.

– Боже мой!

– Может, и лучше, что не женился на этой вертихвостке, – выдохнула Глэдис и поморщилась.

– Судя по нему, его душевные раны зажили, – пряча улыбку, сказала Флоранс.

– Когда немцы устроили Блиц и бомбы так и сыпались на девонширские города, роженицам в родильном отделении эксетерской больницы выдали средства защиты – эмалированные миски и одеяла.

– Ну и ну! – засмеялась Флоранс. – Сомневаюсь, что с миской или одеялом на голове можно защититься от бомб.

– Трудно сказать. На больницу не упало ни одной бомбы. Спроси Брюса, он тебе расскажет… Так когда ты своего посмотришь? Сейчас или потом? – невинным тоном спросила Глэдис.

– Моего? Вы о ком?

– О рыжем котеночке, которого я для тебя оставила. Я его Бартом назвала. Просто очаровашка.

– Знаю, куда вы клоните, – улыбнулась Флоранс.

– Бери котика, не пожалеешь. Он тебе поможет, – заговорщически подмигнула Глэдис.

– Чем?

– Белинда не переносит кошачью шерсть. У нее моментально распухают глаза и начинает течь из носа.

– Ну и хитрая вы женщина! – расхохоталась Флоранс. – Но вы же знаете, что я не могу взять животное, поскольку не знаю, где буду жить.

Флоранс лежала на кровати в комнате Джека. Подперев голову ладонью, она всматривалась в карту Мальты, которую позаимствовала у Глэдис, и чувствовала себя в подвешенном состоянии. Белинда и не думала уезжать, что лишало будущее Флоранс всякой определенности. Она не знала, как ей поступить. Неопределенность действовала на нервы. Теперь, когда у нее фактически не было дома, представься ей возможность прямо сейчас отправиться на Мальту, она поехала бы не раздумывая. Там она хотя бы занялась полезным делом. И мать обрадовалась бы, а Флоранс любила радовать других. Она уже написала Клодетте, поблагодарила и пообещала приехать снова.

Комната Джека очень нравилась Флоранс. Там было два окна – на передней и задней стенах. Комната вовсе не ощущалась мужской, как она думала. Потолочные балки были окрашены в приятный янтарный цвет. На окнах висели бело-голубые полосатые занавески, а на натертом полу лежала пара персидских ковров. Все это создавало уютную обстановку. В углу стоял шкаф для хранения документов. Часть одной стены занимали полки с папками и книгами. Не утерпев, Флоранс заглянула в его гардероб, но не позволила себе просматривать одежду, равно как и содержимое ящиков письменного стола, стоящего у заднего окна. Свернувшись калачиком, она читала, но ближе к вечеру голод поднял ее с кровати и погнал на кухню. Слава богу, Белинды там не было, однако напряжение все равно сохранялось.

Конец ознакомительного фрагмента.