– Слушай, ты, – спокойно, без крика, но твёрдо начала я, – внешний вид часто бывает обманчив и очень зависит от обстоятельств. Не обольщайся, я действительно могу за себя постоять и, если понадобится, взять силой всё, что мне нужно. Поэтому забудь о своих грязных намёках, налей вина и принеси нормальной еды. Лучше пожирнее, – эх, придётся забыть о стройной талии! – И тогда я мирно уйду, не разнесу это место до основания и, может быть, даже не засуну это полотенце тебе в задницу.

Ему бы сообразить, что я более чем серьёзна. Что зла, голодна и безмерно устала. Но он хрюкнул, попытавшись сдержать смех, а потом захохотал в голос:

– Ну точно, благородная леди! Ой, какая боевая! Я не могу! Нет, правда, я очень испугался! Уже в штаны наложил и всё жду, пока вонять начнёт! Прости неразумного!

– Это действительно настолько смешно? – сама себе я казалась весьма опасной.

– Нет, что ты! Очень внушительно! Я даже поверил. Но вы, бабы, одинаковы: слова ни скажи, всё вам под юбку залезть пытаемся.

– А ты разве не…

– Очень надо!

Я хотела покаянно опустить голову, но вместо этого вздёрнула нос:

– Значит, слова надо лучше подбирать!

Мужик восхищённо выпятил подбородок:

– Нет, ты определённо хороша! Далеко пойдёшь.

Далеко идти не хотелось. Особенно, если пошлют. Хотелось есть и не вставать с места.

– Да не нервничай ты так! Никто тебя не гонит. На.

Беловолосый от щедрот налил полную кружку пива и примирительно протянул мне:

– Вина не держим. По крайней мере того, которое ты захотела бы пить. Эй, Синни! – он чуть отклонился, пытаясь докричаться до кого-то в смежной комнате, откуда доносилось шкварчание и заманчивые запахи, из-за которых не хотелось покидать это неприятное место. – Свинины принеси! Той, что утром ставили.

– Эй, я тоже свинину просил! – возмутился слишком ярко одетый парнишка у входа.

– У тебя сиськи есть? Нету. Значит, вчерашней похлёбкой обойдёшься, – решил благодетель и снова вернулся ко мне: – зови меня Гверн. И нет, меня не волнуют твои сиськи, просто иначе этого болтуна не заткнуть. Теперь он пялится на тебя и думает, что для привлекательных они маловаты, а для страшненьких слишком хорошо смотрятся.

Я скрестила руки, прикрывая то, что внезапно стало объектом внимания нескольких десятков человек. Раньше меня такое не смутило бы, но раньше я лишь смеялась над слугами и издевалась над братом.

– И чего же ты хочешь за такое радушие, Гверн?

– Ну ты же ведьма, так? Хочу тебя нанять.

Чем дольше я отдыхала и отъедалась, тем менее удачной казалась идея согласиться на работу. Выяснилось, что и ноги гудели нестерпимо, и глаза слипались, и вообще молодая привлекательная женщина не должна бы изводить себя трудом. Однако беловолосый хозяин таверны мнения моего не разделял и всякий раз, когда я умудрялась, несмотря на весёлый гвалт завсегдатаев, задремать, бессовестно толкал под локоть:

– Куда спать? Рано! Тебе ещё всю ночь соседям пакостить и младенцев воровать. Или чем там вы с вашим ковеном после заката занимаетесь?

Я закрывалась рукавами, пряталась за огромную кружку медового пива, огрызалась, но Гверн только ухмылялся, демонстрируя неполный ряд частично выбитых зубов.

– Прокляну, – угрожала я.

– Не пристанет, – отшучивался он.

– Долго мне ещё тут сидеть?

Беловолосый окинул взглядом всё больше пустеющие к ночи столы:

– Раз, два, три… Семь. Пока эти семь мужиков по домам не разойдутся. А не, восемь! Того из-под стола тоже надо турнуть.

Я застонала.

Наконец, перепачканная маслом мужеподобная Синни оставила кухню и, перекинувшись парой слов с хозяином, отправилась домой; изрядно подпившие посетители вразвалочку, придерживаясь за новообретённых друзей или стены, покинули заведение, а счастливца, с вечера храпящего под столом, Гверн заботливо на руках вынес под придорожный куст.

– Что? – пожал он плечами. – Не зима чать, не околеет. Проспится и решит, что сам туда улёгся.

– Так что ж ты его сразу не выкинул? – устало зевнула я. – Закрылся бы раньше.

– А может я приятной компанией наслаждался, – подмигнул временный работодатель. – Тут, знаешь ли, дни проходят весьма однообразно.

Удавить бы… Да сил не осталось.

Я широко зевнула, одновременно похлопывая себя по щекам:

– Ну так чего-о-о-о там у тебя? – честное слово, если бы он тогда предложил заплатить ему телом за ночлег, я бы просто растянулась на столе, заявив, что со мной можно делать всё, что угодно, если в процессе не станут будить. Благо, непристойных предложений не последовало.

Вместо этого Гверн заботливо собрал всю бьющуюся посуду, отнёс в прилегающую к основному залу каморку; туда же отправились два начатых, но не опустошённых бочонка, остатки солонины, все собранные за день монеты и два меча, висящие на стене и призванные символизировать название таверны. Видимо, обоими – и более и менее ржавым – хозяин дорожил и оставлять их на попечительство малознакомой и не внушающей доверия работницы не собирался.

– Ну, на этом, кажется, всё, – Гверн задумчиво поцокал языком, прикидывая, не забыл ли чего.

Я поболтала ногами, критически оценивая заляпанные грязью сапоги для верховой езды. В жизни у меня не водилось столь грязной обуви! Но почему-то сейчас это совершенно не беспокоило.

Гверн запрыгнул на стол, куда чуть раньше, спасаясь от носящегося вихрем мужчины, взгромоздилась я.

– Всё? – спросил он у меня, словно я могла дать ответ.

– Мышиный помёт забыл перепрятать, – мрачно пошутила я.

– Ты мне ещё за это спасибо скажешь!

Я послушно повторила:

– Спасибо.

– Да не сейчас. Утром. Когда с работой управишься. Если управишься, – таинственно добавил он. – А теперь я на боковую.

И он действительно собрался уйти: спрыгнул на пол, заодно спихнул меня – «Не сиди на столе!», – подхватил недопитую одним из гостей бутылку вина, понюхал, поморщился:

– Будешь? А, не. Нечего тебе такую кислятину пить. Выгонишь этих тварей – эля тебе налью. Не абы какого – из личных запасов!

– Да кого выгонишь-то?!

– А, так я не сказал? – Гверн добродушно махнул рукой, разом растеряв всю пугающую таинственность. – Забыл! Пикси. Одолели, аж сил нет! Каждую ночь переворачивают тут всё вверх дном. Что мог, я поубирал, чтоб не пришибли ненароком. А дальше ты уж сама как-нибудь с ними договорись.

Договориться? С пикси?! Да он в своём уме?!

– А ты куда? – я схватила беловолосого за лацкан.

– А я – спать, – довольно осклабился он, сунул мне, откупаясь, только что найденную бутылку, и спрятался в каморке, куда только что перетаскал вещи. Звякнул ключ, тоненько сообщая, что больше изворотливого знакомца я сегодня не увижу.

Я бездумно поднесла горлышко к губам и тут же брезгливо отдёрнула: Гверн не соврал: вино действительно преотвратнейшее.

Что я помнила о пикси? Да практически ничего. Шаловливые, вредные, шустрые, обожающие пакостить. Как с ними справиться? Да понятия не имею! Обычно с фейри можно договориться – многие готовы помочь, если оставаться с ними предельно вежливой. Пикси же чихать хотели на людей. Их интересует только веселье и совершенно не волнует, что станет с чужим имуществом, перепуганным домашним скотом или неудачно встретившимся на пути человеком. Дети. Проказливые, дурные и жестокие.

Прикинув, чего мне хочется больше: денег или сохранить свою шкуру, я быстро поняла, что второе, и помчалась к двери. Но стоило схватиться за ручку, как стало поздно.

Маленький суетливый звездопад посыпался из щелей в потолке. Раз ворох, два, три… Словно крышу мерял шагами великан, вспугивающий сверкающих бабочек. Рой блестяшек замер, повис, задумавшись и (я это чувствовала) разглядывая меня. Что сделать с незваной гостьей? Закружить? Завертеть? Запутать? Наброситься, как стая пчёл, защищающих улей? Меня не устраивал ни один из вариантов, поэтому я старалась не шевелиться.

А звёздочки то опускались, то поднимались, беспрестанно дрожа, жужжа и попискивая. Звуки становились всё громче, требовательнее. Какой у меня выбор? Вот дверь. За ней – стойло, небольшая полоска дороги и лес. Если окажусь достаточно быстрой, могу успеть отвязать Тварь и, если та не заупрямится, сбежать. И потом всю жизнь буду терзаться тем, что дала дёру от крохотных человечков, которые на меня даже не напали. С другой стороны – волшебный рой. И, глядя на него, как-то вовсе не хотелось верить, что человечки безобидные. Пикси приближались и пищали всё более угрожающе, но, не долетев до человека какой-то дюйм, резко свернули в сторону и прыснули по углам, чтобы снова собраться воедино и, вихрем проносясь под столами, вскидывать их в воздух и позволять с грохотом падать. Да уж, останься здесь что-то из посуды, расколотили бы всё.

Вот огромная скамья в углу, которую вечером не могли передвинуть три здоровенных бугая, взметнулась до потолка, но вместо того, чтобы обрушиться на пол, сменила направление и полетела к растерявшейся новоиспечённой ведьме по найму.

Пикси приняли решение, и оно оказалось не в мою пользу.

Я вскинула руки, скорее, по наитию, чем надеясь защититься, не вспомнив ни единого заклинания, но древняя Сила оказалась умнее: без указки прорвалась путами из-под ногтей, оплела летящую в меня махину, откинула в сторону. Гм… Эдак я и правда на что-то гожусь! Раньше тарталетку с подноса скидывала, напрягшись до кончиков волос, а тут отшвырнула громадину так легко, словно дышала.

Во второй раз я подняла руки уже осознанно – путы рванулись к скоплению звёзд, но прошли насквозь, не зацепив ни одну. А пикси только разозлились. Теперь они не просто шалили, не развлекались, а готовились мстить.

Два стола взлетели в воздух одновременно, столкнулись, разлетаясь, если не в щепки, то, по крайней мере, на части. За стеной послышался недовольный голос Гверна. Ах, я тебе спать не даю? Бедненький! Я мстительно отправила один из стульев в смежную стену. Всё равно ведь не выйдет. Ему не впервой.

Когда-то давно нам с братом давали уроки битвы на мечах. Он всё схватывал легко, словно руки срастались с оружием, а у меня не получалось: проклятая железка всё время била не туда, куда я её направляла, рукоять выскальзывала, остриё заносило…

Но с магией совсем иначе. Ведьма не управляла Силой, и Сила не вела ведьму, но мы становились единым целым, предостерегая, охраняя, защищая меня – сосуд и её – драгоценное содержимое. Удар, второй, третий! Маленькие человечки взрывались снопами искр, визжали, нападали и отступали, но уходить не собирались.

Шаловливые дети не любят ложиться спать: стоит ночи укрыть землю, они вскакивают с кроватей, требуя веселья, внимания и танцев. Быть может, именно поэтому маленькие фейри не желали отступать? Придёт утро, и не станет краткого мига волшебства, когда всё дозволено. Снова вылезут строгие мамки-няньки, заставят учиться и выполнять ненужные никому требования. Но ночь – их время. Когда никто не заставит успокоиться и спрятаться под одеяло.

И не зря: пикси – умершие дети. Те, кто не успел сотворить в этом мире ни добра, ни зла, кто недостаточно смел, чтобы слиться с Богиней, но недостаточно силён, чтобы переродиться в новом теле. И всё, что им остаётся – отголосок воспоминания о том, кем они являлись раньше, о том, что по ночам, когда нет никаких правил, они могут быть собой.

Дети…

Дети! А я, бестолочь, нападала на них! Пыталась напугать! Дети не знают страха и не ведают цены ошибки. Не понимают, что могут навредить, лишь хотят поиграть с тем, от кого ещё исходит живое тепло.

Я огляделась. Ничегошеньки! Ничего, что могло бы привлечь внимание стайки непослушных ребятишек. Собралась с силами и засаленным призраком бросила в стайку забытое Гверном полотенце, отвлекая блестяшек, накрывая недоумевающих малышей тканью. Помчалась на кухню, помедлив несколько секунд, пытаясь магией вскрыть надёжно запертый замок. Переборщила: получилось выбить дверь. Но главное же результат, верно?

Луковая шелуха, мешочки с травами, закупоренные бутылки… Всё не то! Я зазвенела крышками, чугунками, сковородками. Вот оно! Не зря здесь подают отменное медовое пиво. На самой дальней полке, заставленный пахучими специями, стоял горшочек с мёдом. Дети обожают сладкое! И пикси должны любить. Не рискуя подниматься по шаткой лесенке, я волшебством притянула его к себе. Получилось это не так просто, как я надеялась: с полки-то горшочек спрыгнул охотно, но дальше начал падать так стремительно, что пришлось прыгать вперёд, хватая его, как пугливого кота, не давая разбиться, – разодрала только начавшую подсыхать кровяную корку на колене.

Фейри подоспели как раз вовремя. Унюхали сладость и, мигом забыв о коварстве и желании расквитаться с непрошенной нянькой, стремглав полетели к угощению.

Белен оказался прав: когда была возможность, стоило почитать побольше книг о магии, а не наслаждаться её благами в неведении. Хотя навряд в пыльных фолиантах нашлись бы заклятия и советы по борьбе с пикси, поэтому теперь я могла лишь надеяться и призывать в помощь Триединую. Я изо всех сил представила невидимую границу. Вытекая из самой земли, пронизывая пол, она коконом оплетала меня и, разумеется, мою добычу. Получится? Стопы покалывало то ли от напряжения, то ли от страха, то ли от пронизывающей насквозь магии. Не в силах смотреть на несущийся к самому лицу серебряный смерч, я зажмурилась.

Что это? Град?

Прижимая к животу горшочек с мёдом, как самую большую ценность на свете, я открыла один глаз: сверкающие бабочки сталкивались с невидимой границей и падали, осыпались к ногам, чтобы снова подняться и сделать ещё одну попытку. Граница едва заметно переливалась, отбрасывая на кожу тень, подобную запутавшемуся в водной глади солнечному лучу.

– Дай! Дай! Дай! – пищали человечки. Да, уже человечки!

Сообразив, что по-простому с жадной тёткой не договориться, они приняли истинный облик, действительно став похожими на маленьких, с мизинец размером, но очень непривлекательных детей. Приплюснутые мордочки, вздёрнутые носики, шестипалые ручки припадали к магической заслоне, не в силах её прорвать. Но за ней сверкало угощение, которое жутко хотелось получить!

– Это хотите? – я подняла вверх руку с мёдом.

– Да! Да! Хотим! – запищали человечки. – Дай!

– А что я за это получу? – ну а как иначе? С фейри нужно торговаться.

– Золото!

– Коня!

– Тайну! – наперебой начали обещать пикси. – Дай!

– Услугу! – в кои-то веки мне нашлось, что попросить взамен.

– Услугу, – согласились существа.

– Вы заберёте сладость, но больше никогда не станете шалить в этой таверне.

– Никогда! – пообещали пикси с такой искренностью, что не оставалось никаких сомнений – бессовестно врут.

На свой страх и риск я опустила разделяющую нас заслону и протянула вожделенное угощение малышам. Те набросились на него, готовые нырнуть с головой в сладкую тянучку, уже не замечая ни меня, ни разгрома вокруг.

Я осторожно вынесла горшок на улицу и пристроила под раскидистой ёлкой. Хорошо бы Гверну оставлять здесь угощение почаще. Кто знает, может, и сдержат слово маленькие обманщики?

После всего пережитого, после ужаса и восторга, после сражения и настоящей, принадлежащей мне одной, победы, благородная леди Вирке больше не Ноктис де Сол уснула, обхватив колени, на многие недели не метённом полу в углу полуразвалившейся харчевни «Два меча» где-то в глухомани. И была абсолютно счастлива.

– Нет, ты глянь! – едва рассвело, а меня уже будили. К тому же, совершенно неподобающим образом и без всякого уважения к победительнице, а просто грубо потряхивая за плечо. – Не сбежала! – восхищённо присвистнула мужиковатая Синни.

– Чего говоришь? – из каморки, потягиваясь до смачного хруста костей и разминая затёкшую за ночь на неудобном лежаке шею вышел Гверн. Подслеповато прищурился, разглядел знакомое, хоть и помятое лицо и удивлённо отпрянул: – Да ладно?! Не сбежала?!

Я затравлено метала взгляд от одного к другой, а они, мать их, хохотали, словно ничего не случилось, словно не было ночи, когда я, готовая разреветься, носилась, едва не взлетая, по столам, изображая не то охотника, не то жертву. А им – смешно.

– Весело? – мрачно поинтересовалась я, поднимаясь и отряхивая окончательно испорченное платье. Нда, в таком положении я ещё никогда не оказывалась.

Гверн подал руку, а Синни принялась виновато оправлять на мне одежду:

– Ты, никак, совсем ополоумел? Бедная девочка всю ночь на полу проспала, спины, небось, не чувствует. А ты что?

– А я что?

– А ты дрых?

Беловолосый показал зубы:

– А что мне, её сторожить?

– Именно! Я же говорила, что настоящая ведьма, а ты…

– А я много повидал и в людях успел разочароваться. Кто ж её знал, что она в лес не убежит к полуночи?

Синни подбоченилась и протянула пухлую ладонь:

– Я знала. Я! И об заклад билась.

Гверн скорчил мину, словно глотнул того самого кислющего вина, вернулся к себе в комнатушку и принёс две полновесных золотых монеты:

– От бабы! По миру меня пустите, не иначе!

– Проигрался – плати!

Беловолосый смиренно отдал первую монету выигравшей спор, а вторую протянул мне. А я смотрела на заляпанный кругляшок, на первые деньги, которые сама заработала, и никак не решалась принять.

– Что думаешь? – он, не дожидаясь, пока я снизойду, насильно сунул денежку. – Твоё – заработала. Пошли, что ли, эля тебе налью. Как обещал. Ведьма… Ты чего?

– Ничего, – благоговейно прошептала я. – Просто я, кажется, поняла, кем хочу стать, когда вырасту.