После негативной оценки буржуазных правовых воззрений, А.Я. Вышинский представил определение права. Именно оно стала для советской науки отправным, базисным, по сути официозным. Здесь стоит обратить внимание на то, что данное К. Марксом определение права, не было взято на вооружение советскими специалистами. Можно предположить, что это обусловлено по меньшей мере тем, что К. Маркс определял именно буржуазное, а не коммунистическое право. Право периода государства диктатуры пролетариата К. Маркс считал лишь несколько модифицированной версией права буржуазного, не более того.

Итак, по словам А.Я. Вышинского: «Право – совокупность правил поведения, выражающих волю господствующего класса, установленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общежития, санкционированных государственной властью и защищаемых ею в принудительном порядке»^[17]. На основе данного определения и разрабатывался вопрос о системе права, а если говорить точнее, то о систематике советского социалистического права. Иными словами, проработка интересующей нас проблемы велась не с позиций обобщения, а сугубо в рамках одной правовой системы (существенно отличающейся от всех иных правовых систем).

В 1939 г. в начале своего второго выступления, на базе ранее сформулированного понятия, А.Я. Вышинский предложил новую дефиницию советского социалистического права. «Социалистическое право эпохи завершения социалистического строительства и постепенного перехода от социализма к коммунизму есть система правил поведения (норм), установленных в законодательном порядке властью трудящихся и выражающих их волю, волю всего советского народа, руководимого рабочим классом во главе с коммунистической партией (большевиков), в целях защиты, закрепления и развития социалистических отношений и построения коммунистического общества»^[18].

В юридической литературе встречаются указания на то, что А.Я. Вышинский сформулировал сугубо нормативное определение права^[19]. Представляется, что эти указания требуют пояснения. Содержание формулировки А.Я. Вышинского не отрицает наличия неписаных форм выражения норм права. Более того, в первой версии дефиниции А.Я. Вышинский прямо указывает, что нормы права могут содержаться в правовых обычаях^[20]. Различия же между первой и второй версиями определением права заключаются в следующем.

1. Если в первом определении говорилось просто о совокупности правил поведения, то во втором – уже об их системе, т. е. указание на простую суммативность было заменено указанием на необходимую внутреннюю упорядоченность соответствующих правил. Здесь же уточнено, что под правилами поведения понимаются нормы права.

2. Формула «установленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общежития, санкционированных государственной властью и защищаемых ею в принудительном порядке» сокращена до слов «установленных в законодательном порядке властью…». Сущностной разницы между двумя формулировками нет, т. к. само государственное санкционирование свидетельствует о том, что нормы права, непосредственно или опосредовано, исходят от государства. Обращение к принудительной государственной защите также подтверждает то, что под источником юридических норм А.Я. Вышинский подразумевает само государство. Такая трактовка не исключается и второй версией определения. Кроме того, за термином «законодательный порядок» закрепилось не только точное (узкое), но и расширительное значение.

3. Во второй формулировке прямо указано, какой класс общества господствует в советском социалистическом государстве. Согласно марксисткой концепции, публичная организация политической власти переходного периода от социализма к коммунизму, т. е. социалистическое государство, есть властно-управленческая форма диктатуры пролетариата. Поэтому в оптимизированной версии определения права А.Я. Вышинский указал, что речь идет о трудящихся, что право выражает волю «всего советского народа, руководимого рабочим классом во главе с коммунистической партией (большевиков)»^[21].

Базовую часть выступления А.Я. Вышинского 1938 г. занимала тематика системы советского социалистического права: «…важнейшим вопросом является вопрос о построении системы советского социалистического права на основе принципов Сталинской Конституции… Задача построения системы советского социалистического права стоит перед нами как самая актуальная задача, над которой должны работать все наши юридические институты»^[22].

А.Я. Вышинский не только указал на фундамент планируемого строительства (говоря образно) – основополагающие начала основного закона, но и категорически отмел саму возможность возражений по поводу невозможности его реализации. «До сих пор аргументировали против построения системы советского социалистического права тем, что наша жизнь слишком подвижна, что она слишком быстро меняет свои формы, в силу чего якобы невозможно в этих условиях создать устойчивую систему. Это конечно пустая отговорка, потому что, как бы ни была изменчива наша жизнь, тем не менее, не только возможно, но и необходимо построить систему советского социалистического права, для этого имеются все необходимые предпосылки…»^[23].

Таким образом, выступление А.Я. Вышинского заложило идеологические посылы (пока в весьма слабой, лишь намечающей контур форме) для характеристики деления права на отрасли как объективно существующего, достаточно консервативного и статичного. Такие характеристики встречаются достаточно часто.

Например, согласно одному из источников, «…объективная необходимость предрешает выделение отрасли права. Законодатель лишь осознает эту необходимость и оформляет («протоколирует») эту потребность. Для образования самостоятельной отрасли права имеют значение следующие условия: степень своеобразия тех или иных отношений; их удельный вес; невозможность урегулировать возникшие отношения с помощью норм других отраслей; необходимость применения особого метода регулирования. Качественная однородность той или иной сферы общественных отношений вызывает к жизни соответствующую отрасль права… Отрасль права не «придумывается», а рождается из социальных и практических потребностей»^[24].

Вопросы вызывает уже первый абзац цитаты. Почему наличие отрасли права связывается с фактом ее законодательного оформления? О каком оформлении идет речь? Можно ли говорить о наличии отрасли права, если соответствующие юридические нормы выражены не в законах? Данные вопросы особенно актуальны с учетом того, что, например, конституционно-правовой обычай по-прежнему является весьма распространенной формой выражения норм права в системе общего права. Так В.В. Маклаков, говоря о конституционном праве Великобритании, отмечает: «…к собственно неписаной части относятся конституционные соглашения, нигде юридически не зафиксированные, но регулирующие, как правило, важнейшие вопросы государственной жизни. Эти соглашения, или система обычного права, рассматриваются в Великобритании как основа конституционного права»^[25].

Многочисленные неясности вызывает и неопределенность условий, обусловливающих наличие отрасли права. Непонятно, например, как измерить «удельный вес» тех или иных общественных отношений. Что понимать, под невозможностью урегулировать возникшие отношения с помощью норм других отраслей права? Из общего контекста приведенной чуть выше цитаты следует, что речь идет не о запрете реализации института аналогии, не о невозможности обращения к институту толкования и не о каких-либо дефектах позитивной правовой регламентации. Речь идет о неких неопределенных показателях правового регулирования. В свою очередь по поводу указания на степень своеобразия общественных отношений следует сказать, что правовые нормы воплощают модельные, стандартизированные, типичные а не a-типичные варианты поведения. Именно в этом заключается раскрытие такого признака права, как нормативность. Похожие сомнения вызывают и указания на особый метод правового регулирования.

В свою очередь, из указания А.Я. Вышинского действительно следует, что система права может быть сформирована (сконструирована) несмотря на динамику социальных связей, что ее формирование актуально и для его осуществления имеются все необходимые факторы (предпосылки). Выступление А.Я. Вышинского определило и целевую установку разработки вопроса о системе права. Ученые должны были представить законодательным органам и правоприменителям доктринально обоснованный ориентир, методическое руководство по созданию и реализации правовых норм: «…задача наших научно-исследовательских институтов заключается в том, чтобы, разрабатывая научно те или другие вопросы или проблемы, они могли бы эти научные материалы сделать известного рода пособием для практической деятельности нашего государственного строительства»^[26].

Ориентирующие характеристики до сих пор признаются ведущей прикладной ценностью отраслевой модели. Однако истинность знания не может обусловливаться лишь возможностью его практической реализации. Теория, как система знаний, действительно должна обеспечивать потребности практики. Но познание ценно еще и само по себе, как стремление к сопричастности к истине, вне связи с какой-либо прикладной целью. Это предопределено гносеологической и эвристической функциями права (а, в общем-то, и его прогностической и практически-организационной функциями).

Термина «отрасль права» в докладе А.Я. Вышинского не содержалось. Не усматривается он и из контекста выступления ученого. Рассуждения А.Я. Вышинского ограничивались лишь отраслями юридической науки, а именно – государственным, земельным, административным, международным, гражданским, колхозным, трудовым, уголовным и судебным правом, применительно к которым ученый и обозначил основные направления исследований. Перед профильными специалистами была поставлена задача определения предмета, объема и содержания соответствующей отрасли. Это свидетельствует о первоначальном разграничении предмета и содержания как критериев построения системы права.

Интерес вызывает также то, что у А.Я. Вышинского упоминается не только отраслевая модель, но и тот аспект структуры системы права, который представлен формами выражения норм права. Более того, вопрос о формах выражения норм советского социалистического права (о его источниках) назван был А.Я. Вышинским вторым в перечне подлежащих разработке вопросов о системе права^[27]. При этом ученый называл правовые обычаи элементом права, причем именно в контексте того, что система представляет собой совокупность внутренне упорядоченных элементов. Таким образом, в своем выступлении он упоминал не только об отраслях юридической науки, но и о системе юридических источников.

Вместе с тем, проблема системы источников права не получила тогда такой проработки как отраслевая модель. По-видимому, преобладающее обращение к вопросу об отраслях права в рассматриваемый период было обусловлено первоочередной необходимостью выработки единого подхода к классификации областей юридического познания, законотворческой и правоприменительной деятельности.

Но тут возникает вопрос: рассматривал ли Директор Института права Академии наук СССР деление права на отрасли так, как его стали воспринимать впоследствии, т. е. в качестве внутреннего строения самого права? Из доклада 1938 г. с очевидностью следует, что нет. А.Я. Вышинский соотносил деление права на отрасли с необходимостью упорядочения тех основных начал, коими следует руководствоваться при создании правовых норм, а также совокупность юридических наук, направленных на исследование различных направлений правового регулирования. А.Я. Вышинский указывал: «…построить систему советского социалистического права – это значит, во-первых, систематизировать те принципы, на которые опирается советское право, во-вторых, классифицировать советские юридические дисциплины, показав конкретное содержание этих дисциплин, и, в-третьих, дать исчерпывающее описание и определение тех задач, которые стоят перед каждой из этих дисциплин в отдельности, перед всей наукой советского права в целом, и тех методов, при помощи которых эти задачи могут и должны быть решены»^[28].

По сути, в приведенном выше высказывании названы те критерии, которые были признаны главными признаками отраслей права. Речь идет о предмете (содержании) и методе (форме), только не юридического познания (как у А.Я. Вышинского), а правового регулирования. При этом не надо забывать, что если предмет правового регулирования признали критерием разграничения отраслей права непосредственно в ходе самой первой дискуссии, то методу правового регулирования пришлось дожидаться своего признания более пятнадцати лет.

Выступление А.Я. Вышинского и сформулированные им тезисы были обсуждены участниками Совещания в рамках работы секций. По итогам дискуссии участники приняли решение, по традиции той поры единогласное, о проведении научных разработок по заданным вопросам и о последующем обсуждении их результатов. Резолютивная часть Совещания звучала следующим образом: «…считать необходимым созыв второго совещания по вопросам науки советского государства и права не позже января 1939 г. для обсуждения итогов проделанной работы за истекший период времени, а также для рассмотрения ряда важнейших вопросов, составляющих предмет дальнейшей разработки теории советского права и государства (система советского социалистического права, проекты отдельных кодексов и важнейших законов СССР..)»^[29].

Мы же позволим себе сказать, что если рассматривать науку в качестве теоретически обоснованной, вненравственной и внеидеологической системы знаний о каком-либо объекте (а именно такого взгляда придерживается автор настоящей работы), то подход участников Совещания к познанию структуры системы советского социалистического права нельзя считать идеальным. Итоги проработки данной тематики были заранее обозначены и обусловлены целым рядом не правовых факторов (среди которых можно назвать публично-политический курс, официальную государственную идеологию, партийные установки и пр.).