Оказалось, что накануне вечером Хэчжин встречался с продюсером фильма «Частный урок», на съемках которого он работал прошлым летом. Тот предложил ему новую работу, и они пошли в кабак отметить заключение контракта. Потом Хэчжин поехал на студию одного знакомого смонтировать видеоролик с торжеств по случаю шестидесятилетнего юбилея, который он снимал в тот день. В студии его разморило, и он уснул.

– Я только что проснулся, проверил свой телефон и увидел, что ночью мне звонила мама. Странно, в это время она должна была спать.

Он был уверен, что все дома уже встали, но никто не подошел к телефону, он забеспокоился и позвонил мне.

– Что-то случилось? Все в порядке?

Я резко поднес руку к глазам – она вся была какая-то затвердевшая и на ней что-то налипло. К коже лица вокруг глаз, рта и носа тоже что-то приклеилось. Я это просто почувствовал, не дотрагиваясь. Как сказала бы самая образованная из всей нашей родни тетя, «ощущение инородного тела без воздействия тактильных корпускул».

– Что может случиться? – с деланым безразличием ответил я, трогая свои волосы. В них тоже что-то запуталось и затвердело.

– Да? А почему тогда она не отвечает? Я звонил и на домашний, и на сотовый, – сказал Хэчжин.

– Наверно, она молится. Или в ванной, или занята чем-нибудь на веранде, вот и не слышала звонка.

Я продолжал ощупывать грудь, живот, ноги. Я был в той же одежде, в которой ночью выходил из дома, но она казалась совсем другой. Мой мягкий приятный на ощупь свитер стал жестким, как тряпка, которую сто дней подряд сушили под палящим солнцем. Штаны были твердыми, словно бычья кожа до выделки. Я приподнял свои ноги и потрогал носки, они были такими же жесткими, как и свитер.

– Да, может быть, – сказал Хэчжин, будто сам себе. Мне даже показалось, что я вижу, как он в сомнении слегка наклонил голову.

– Точно? Ничего не случилось? – снова переспросил он. Я раздраженно кивнул. Ну, что могло случиться, кроме того, что я выгляжу так, словно вывалялся в грязи.

– Ну, если ты переживаешь, перезвони маме попозже.

– Да нет. Скоро я буду дома.

– А когда? – спросил я и задумался. Что же случилось со мной ночью, почему я весь в грязи? Пока я «летел домой», разве я где-нибудь падал? Я не мог вспомнить. Даже если и падал, грязи нигде ведь не было. Только если я возвращался домой через стройку, развернувшуюся в нашем районе. Или поскользнулся, перепрыгивая через клумбу возле дома.

– Приму душ и сразу домой. Думаю, до девяти буду, – Хэчжин положил трубку, а я сел на кровати, вернул телефон на тумбочку и взял пульт управления лампой. Когда я включил свет, над головой зажглась люминесцентная лампа, а в ушах взорвался крик мамы снизу.

Ючжин!

Я осмотрел комнату, и у меня перехватило дыхание. Сглотнув, я сильно закашлялся, ударил себя в грудь, и из глаз потекли слезы. Я рухнул на кровать.

Когда я был пловцом, я получил золотую медаль в соревнованиях по плаванию на дистанцию 1500 метров. Тогда один журналист из ежедневной газеты спросил меня про мои сильные стороны. Я, как научила меня мама, скромно ответил, что мое дыхание достаточно синхронизировано с движениями. Тренер, отвечая на тот же вопрос, уже без ложной скромности сказал, что у меня крепкая грудная клетка и объем легких больше, чем у остальных его учеников. В этом мире перекрыть мне дыхание могли только два человека, а вернее, две женщины, которые сидели верхом на мне, как на подушке. Или если бы в моем горле разорвалась торпеда, которая именно сейчас, когда я осматривал комнату, была в меня запущена.

На серебристом мраморном полу виднелись неровные кровавые отпечатки ног и следы крови. Судя по их направлению, человек двигался от двери к кровати, если, конечно, он не пятился задом наперед. Очевидно, что-то произошло за пределами моей комнаты. На кровати тоже было много крови. Простыня, одеяло, подушки – все, чего касалось мое тело, было красным. Я осмотрел себя. На черном свитере, спортивных штанах и носках была запекшаяся кровь. Значит, разбудивший меня запах не был привычным сигналом, предвестником припадка. Это был настоящий запах крови.

Я был в замешательстве. Это мои следы? Что произошло за дверью? Почему я весь в крови? Со мной случился припадок? Он был такой сильный, что я прокусил себе язык? И потому я весь в крови? Если так, то я должен находиться не в своей комнате, а в мире мертвых. Более правдоподобно было бы предположить, что во время припадка кто-то, затаив злую обиду, облил меня ведром свиной крови или пырнул ножом. Однако нигде ничего не болело, значит, и это тоже было неправдой.

Пока это что-то происходило за дверью, где же была мама? Маловероятно, что она столкнулась со мной. Мама была очень педантичной и пунктуальной. Она все делала по расписанию – ела, ходила в туалет, занималась спортом. И сон не исключение. Ровно в девять вечера она принимала снотворное, прописанное тетей, и ложилась спать. Поэтому я всегда должен был быть дома до девяти. Нарушала она этот распорядок лишь в крайнем случае: когда я возвращался домой позже этого времени.

Хэчжин тоже был членом нашей семьи, но на него это правило не распространялось. Мама объясняла эту дискриминацию тем, что Хэчжину поздно вечером на улице припадок не грозит.

Мне было грустно от этого, но причина была более чем уважительной. Как ни крути, лучше раньше вернуться домой, чем на глазах у людей превратиться в поджаренного скрюченного кальмара, или упасть на рельсы, ожидая поезда в метро, или завалиться на проезжую часть и быть раздавленным машинами. Именно поэтому я каждый раз страстно ждал ночи, чтобы, как вор, выйти из дома через железную дверь на крыше и отправиться на пробежку.

Вчера ночью именно так все и произошло. Я вернулся домой в 20:55 после вечеринки, организованной в честь наших преподавателей. Я вынужден был уйти задолго до ее окончания. Там я выпил около четырех стаканов сочжу с пивом, к которым я обычно вообще не притрагиваюсь. Я шел пешком под дождем от автобусной остановки до дома в надежде остудить раскрасневшееся лицо. Жар спал, но я был еще подшофе, настроение было приподнятым. Из-за этого у меня совсем вылетело из головы, что после цифр на кодовом замке нужно нажать решетку, и я почти целых двадцать минут боролся с замком. Сунув руки в карманы брюк, я строго смотрел на замок, который меня не слушался. За это время раз пять раздавался звук принятого сообщения. Можно было и не смотреть, и так было ясно, что это от мамы, как и то, что́ она могла написать.

«Ты уже едешь?»

«Где ты сейчас?»

«Когда ты вернешься?»

«На улице дождь, не иди пешком, я приеду за тобой на остановку».

Как я и ожидал, спустя пять секунд после последнего сообщения дверь приоткрылась и показалась мама. Она выглядела стильно, как всегда, – бейсболка, белый свитер, коричневый кардиган, узкие джинсы и белые кроссовки, которые она обычно надевала в магазин. В руке она держала ключи от автомобиля. Я сжал губы и уставился в пол. Настроение резко упало, хотелось громко крикнуть: «Довольно…»

– Когда ты приехал?

Мама приоткрыла дверь и закрепила ее на стоппере. Это означало, что так просто она меня не впустит. Краем глаза я глянул на наручные часы – 21:15.

– Я вернулся раньше… – Я замолчал и вздрогнул, потому что под ногами стала образовываться круглая яма, а дверь выгнулась вперед, как живот у женщины на сносях. Когда я поднял голову, моя спина ныла, голова стала тяжелой, как бочка рома. Лицо пылало, наверняка оно стало красным, как помидор. Я смотрел прямо, чтобы мама ничего не заметила. Затем стал переводить взгляд на нее. Я действовал очень медленно и осторожно, словно двигал самые опасные предметы в мире. Как только наши глаза встретились, я торопливо добавил:

– Я не мог открыть дверь, поэтому не заходил.

Мама посмотрела на замок, молниеносно нажала семь цифр и решетку. В этот момент замок запищал и открылся. Она снова перевела взгляд на меня: – И в чем проблема?

– А-а-а… – я кивнул, показывая, что никакой проблемы нет. С моей мокрой головы падали капли воды. Одна капля скользнула между глаз и повисла на кончике носа. Я дунул, и капля упала. Когда я посмотрел на маму, ее взгляд был прикован к моему лбу. Точнее говоря, к маленькому шраму размером с ноготь на мизинце, будто именно в нем зарождалась вся моя ложь.

– Ты что, пил? – спросила мама. Вопрос выбил меня из колеи. По словам тети, алкоголь оказывает сильное воздействие и вызывает припадки, поэтому алкоголь в списке маминых правил был табу под номером один.

– Мало. Совсем чуть-чуть.

Я приблизил большой палец к указательному, оставив примерно сантиметр от его кончика. Взгляд матери ничуть не смягчился. По-прежнему я ощущал боль в шраме на лбу, словно по нему долбила клювом птица. В надежде исправить ситуацию я добавил:

– Всего одну кружку пива.

Мама моргнула, всем видом показывая, что не верит мне.

– Я не хотел пить, но профессор налил… – оправдывался я. Вдруг мне стало очень обидно, и я замолчал. Боже мой, мне уже двадцать пять лет, а мама упрекает меня за то, что я выпил несколько рюмок водки. Во всем виновата эта проклятая дверь. По плану я должен был тихо ее открыть и, поднимаясь к себе на второй этаж, громко крикнуть маме, что я вернулся. Если бы все пошло по плану, я бы не нарушил комендантский час, мама не вышла бы меня встречать и не узнала бы, что я выпил. В этот момент левая нога обессилела и согнулась в колене, все тело наклонилось влево.

– Ючжин! – закричала мама и взяла меня под локоть. Я кивнул головой. Все нормально. Я не пьян. Правда, всего лишь одна кружка.

– Давай поговорим внутри.

Я, конечно, хотел войти, но разговаривать мне совсем не хотелось. Я убрал руку матери со своего локтя. На этот раз подкосилась правая нога, и я полетел на маму и обнял ее за плечи. Мама резко вздохнула, ее маленькое худое тело мгновенно напряглось. Кажется, она немного удивилась моему неожиданному поведению. Такого раньше не было. Может быть, она была тронута, или ей было это странно, или что-то еще. Я обнял ее крепче. Давай не будем ни о чем говорить. Зачем напрасно языком трепать. Я же уже выпил, ничего не изменишь.

– Что с тобой?

Мама высвободилась из моих объятий, и я почувствовал, что она пытается справиться с эмоциями. Затем к ней вернулось ее обычное спокойствие. Меня это расстроило. Я опустил руки, зависшие в воздухе, и вошел в прихожую. Пока я снимал обувь, мама спросила из-за спины:

– Что-нибудь случилось?

Я, не оглядываясь, покачал головой. Затем вошел в гостиную, слегка кивнул и сказал:

– Спокойной ночи!

Может быть, она почувствовала что-то странное, поэтому не остановила меня, а просто спросила:

– Тебя проводить наверх?

Я снова покачал головой и стал неторопливо, но и не очень медленно подниматься на второй этаж. Помню, что у себя в комнате я сразу разделся и, не принимая душ, лег в кровать. Я слышал, как внизу мама вошла в свою комнату. Дверь хлопнула, и хмель как рукой сняло. Что я делал после этого? Наверно, просто лежал минут сорок в кровати, глядя в потолок. Потом меня охватила «собачья болезнь», и я выбежал через железную дверь на крыше.

Я только что проснулся, проверил свой телефон и увидел, что ночью мне звонила мама. Странно, в это время она должна была спать.

Неожиданно я вспомнил слова Хэчжина. Когда он это произнес, мне было все равно, а сейчас показалось странным. Почему ему звонила мама? Оттого что ее выбило из колеи мое необычное поведение? Или она узнала, что я убежал через крышу? Почему Хэчжину это показалось странным? А во сколько она звонила? В одиннадцать? В полночь? Если после звонка мама не спала, может быть, она слышала, когда я вернулся?

Нет. Если бы она заметила, что я вернулся, вряд