– Я бы не ставил так вопрос. Скорее помочь установить истину. Если хотите, помочь вам тоже.

– Извините, – сказал, немного покраснев, Талганов, – но мы в вашей помощи не нуждаемся. Не забывайте, что вы иностранец.

– Во-первых, я международный эксперт, а это подразумевает, что я могу работать на территории любой страны, если не нарушаю законов данного государства. Насколько я помню, Россия является членом ООН. А во-вторых, я имею право заниматься тем, чем хочу, проводя собственное расследование. Например, как журналист. Я ведь не претендую на статус официального лица, но я имею право проводить расследование на правах друга семьи или журналиста.

– С вами трудно спорить, – усмехнулся Талганов, – вы настоящий юридический крючкотвор.

– Скорее опытный юрист. Не забывайте, что я всю жизнь занимаюсь только этими расследованиями. Вы не сказали, сколько вам лет, когда сегодня утром я пытался уточнить ваш возраст.

– Двадцать четыре.

– Я примерно так и думал. Давно закончили юридический факультет?

– Два года.

– А самостоятельные расследования когда начали вести?

– Полгода.

– Все верно. Так и должно быть. Не обижайтесь, но когда я начал проводить свои расследования, вас еще не было на свете. Хотя этот фактор как раз говорит в вашу пользу, а не в мою.

– Не обижаюсь, – улыбнулся Талганов. – Значит, вы совсем не знали погибшего?

– Видел только одну минуту. Вскрытие проводили?

– Конечно.

– Что нашли?

– Убийство. Обычное убийство, которые происходят в нашем городе сотнями. Кто-то выстрелил ему почти в сердце. С расстояния в несколько метров. Орудие убийства так и не нашли. Очевидно, он умер сразу, даже не мучаясь. Так считают наши эксперты.

– Внутренние органы не повреждены?

– Никаких ударов и кровопотеков, кроме разрыва аорты при выстреле. Мы нашли гильзу на полу. Получил несколько синяков, когда упал, но это не считается.

– Я не об этом. У него не было каких-либо патологий? Внутренние болезни, тяжелые симптомы?

– Значит, вы были с ним знакомы? – осторожно уточнил Талганов.

– Не был. Не нужно ловить меня на слове, – нахмурился Дронго, – я действительно видел его не больше минуты. Может, две. Просто он успел сказать мне, что летит в Германию на обследование. У него были какие-либо поврежденные органы? Что сказали патологоанатомы?

– Да, – кивнул Талганов, – у него была сильно повреждена поджелудочная железа. Они считают, что он был тяжело болен. Врачи вообще считают, что это самая коварная болезнь, ее трудно обнаружить. Но при вскрытии все стало ясно. Он был обречен. Наш эксперт считает, что ему оставалось жить не больше года. Может, даже меньше.

– Что-нибудь еще?

– Небольшие отклонения в области печени. Она была увеличена. Больше ничего. Сердце работало нормально. Никаких других повреждений не нашли. Хотя метастазы уже начинались.

– Что было в карманах?

– Деньги. Довольно большая сумма. Две тысячи евро. И дома было еще около трех тысяч наличными. Хотя, может, для бизнесмена это не очень большая сумма, не знаю.

– Из какого пистолета его убили? – поинтересовался Дронго.

– В этом все и дело, – усмехнулся Талганов, – стреляли из старого пистолета «ТТ». Настолько старого, что его, наверно, использовали еще во время войны, лет шестьдесят назад. Или более того. Непонятно, как киллер решил воспользоваться таким оружием. Допотопный пистолет, который мог отказать в любой момент. Вы бы видели, как расплющило гильзу, я могу показать вам фотографию.

– Покажите, – попросил Дронго.

– Это тоже нарушение, – заметил следователь, – но вам как эсперту я могу показать.

Он достал из стола папку и вытащил фотографию, протянул ее Дронго. Тот взял фотографию, внимательно рассмотрел гильзу. Затем вернул следователю.

– Действительно, странно.

– И самое поразительное, что убийца не стал стрелять второй раз. Неужели он был так уверен, что сделал смертельный выстрел? Обычно киллер стреляет второй раз, добивая свою жертву. Контрольный выстрел в голову, но убийца его не сделал.

– Может, опытный убийца. Был уверен, что убил наповал. Или просто успел проверить.

– Все равно непонятно. Выходить с таким пистолетом на убийство очень опасно.

– У погибшего остались счета?

– Я уже проверял. Денег оставалось очень мало. Их фирма практически разорилась, и кредиторы готовы были в суде отстаивать свои интересы. Общая задолженность больше пяти миллионов долларов. Боюсь, что суд мог наложить арест не только на имущество компании «Ростан», но и на личное имущество руководителей компании, которые были ее фактическими совладельцами.

– Все было так плохо?

– Да. Я уже говорил с представителями компании. Допрашивал их генерального директора и главного бухгалтера. Генеральный – грузин, он с таким гонором, все время пытался мне доказать, что они еще могут вылезти. Хотя чего там доказывать, вся информация уже есть на сайте в Интернете. Они вложили большие деньги в строительство нового предприятия, взяли кредит в банке, но грянул кризис. Кто мог тогда предположить, что все так обернется. Выплаты по процентам начали расти, потом добавился основной долг. С зарубежными кредиторами они рассчитались, практически исчерпав все свои деньги. А внутренние не хотели ждать. Накопился большой долг. В общем, погибший был не бедным человеком. Две квартиры в Москве, большая дача, две машины – внедорожник и шестерка «Ауди». На «Ауди» он ездил сам, а внедорожник «Прадо» оставил жене. Он даже оплачивал ей водителя. Такой приличный человек. Хотя, по моим сведениям, жена ушла от него еще два месяца назад, забрав с собой их дочь. Очевидно, это стало для него последним ударом. Неприятности на службе и неприятности дома. Не удивительно, что он заболел.

– Вы говорили с его вдовой?

– Она ничего вразумительно объяснить не может. Все время плачет, причитает. Соседи ее осуждают. Многие знают, что она ушла от мужа, а теперь сходит с ума из-за его убийства. Хотя может получить довольно солидное наследство. Только их квартира, в которой она живет с дочерью, стоит порядка четырехсот тысяч долларов. Их дача тоже стоит больших денег. В общем, она явно не пропадет. Но я проверяю все версии, в том числе и на возможность ее причастности к этому убийству. Ведь она осталась основной наследницей. И еще эта ссора перед его смертью. Нужно все проверить.

– Не сомневаюсь, что вы все сделаете правильно, – кивнул Дронго. – А версию кредиторов не пытались проверить? Люди не любят, когда им не возвращают большие деньги. Особенно в России. Если бы это была только зарубежная компания, тогда все понятно. Они предпочитают решать свои дела в судах. А если компания российская, то здесь все обстоит немного иначе. Должников не любят и не всегда прощают.

– Мы в первую очередь проверяем все версии, связанные с его бизнесом, – заверил Талганов, – у нас в Москве редко убивают из-за наследства. Чаще всего это разборки между бизнесменами, денежный интерес. Почти всегда. За два года в прокуратуре у меня были либо бытовые убийства, либо заказные убийства бизнесменов. Почти всегда понятно, кто заказчик. Другое дело, что трудно доказать его причастность к убийству. Но латинский принцип «кому выгодно» всегда работает безупречно. Сразу понятно, кто мог быть заказчиком данного убийства. А вот в случае с Николаеем Сутеевым пока ничего не понятно.

– Эта проблема стоит перед юристами всего мира, – улыбнулся Дронго, – нужны доказательства и факты. Презумпцию невиновности еще никто не отменял. Во всяком случае в цивилизованных странах. И задача прокуратуры всегда доказать вину конкретного человека.

– Не всего мира, – возразил Талганов, – на Северном Кавказе совсем другие обычаи. Мне иногда кажется, что некоторые обычаи сохраняют свою актуальность до сих пор. Если убивают человека, то там практически сразу все знают, кто это мог сделать. Никаких доказательств не ищут, улики не собирают. Приходит старейшина из рода убитого и стучит в дверь семьи убийцы. И очень спокойно объявляет кровную месть, заявляя, что теперь их семьи враги. Вы знаете, как это здорово действует? Ведь объектом нападения теперь может стать каждый мужчина из рода убийцы. Невольно тысячу раз подумаешь, прежде чем взяться за нож или пистолет.

– Обычай кровной мести явный пережиток прошлого, – возразил Дронго, – и тем более убийство члена семьи убийцы, вообще не причастного к этому преступлению. Вы знаете, как можно было заслужить прощение другого рода, откуда был убитый? Все мужчины рода убийцы, включая старейшин, должны были на коленях ползти в сторону дома убитого. Сам убийца отпускал бороду и волосы в знак покаяния. Близкий родственник убитого должен был острым ножом обрить и постричь убийцу. И если его рука не дрогнула, если не пролилось крови, то убийцу прощали. Но это было неслыханное унижение всего рода. И люди предпочитали умирать, убивая друг друга, чем заслужить такое прощение.

– Я этого не знал, – признался Талганов, – теперь буду знать. Но принцип неотвратимости наказания действовал. А это самое важное, когда борешься с преступностью.

– Никогда не говорите, что вы одобряете кровную месть, иначе вас просто выгонят из прокуратуры, – посоветовал Дронго.

– И не только кровную месть, – сказал Талганов, – я недавно был в командировке на Урале. Там задержали очередного маньяка-педофила. Если бы вы видели, что он делал с детьми! Вот в таких случаях я за смертную казнь. И не смейте мне говорить, что в просвещенной Европе ему дадут пожизненный срок. Таких нужно беспощадно убивать.

– Начнем с того, что эти люди по-настоящему больны, – печально возразил Дронго, – и их нужно скорее лечить, чем карать. Но общество никогда не пойдет на подобные уступки. Общественное мнение требует сурового наказания. В данном случае я честно не знаю ответа на ваш вопрос.

– У вас огромный опыт, – напомнил Талганов. – В таком случае скажите мне откровенно, что лучше? Пожизненный срок или смертная казнь? Только не нужно уклоняться от ответа. Первый вариант или второй?

– За экономические преступления или так называемые государственные я бы не давал смертной казни, – признался Дронго.

– А убийства, совершенные с особой жестокостью, убийства детей, женщин, стариков, убийства целых семей? – настаивал Талганов.

Дронго молчал.

– Не хотите отвечать? – криво усмехнулся следователь. – Где же ваша объективность?

– Хочу, – ответил Дронго, – и отвечу. Я считаю, что таким тварям нет места на нашей земле. И в этих случаях я за безусловную смертную казнь. Без всякого сомнения.

Талганов прикусил губу. Потом очень тихо спросил:

– Вас еще не выгнали из международных экспертов? С такими взглядами, противоречащими европейским конвенциям?

– Уже скоро, – ответил Дронго, – видимо, скоро выгонят. Но я тоже видел то, что не должен видеть нормальный человек. И поэтому всегда помню, что я не Бог. И если Бог иногда прощает такую нечисть, то я простить не могу. Это моя принципиальная позиция.

Талганов вздрогнул. Он увидел глаза Дронго, которые блеснули в этот момент ненавистью. Следователь даже испугался. Обычно никто не видел таких глаз у Дронго. Он просто не позволял себе их показывать. Но сегодня, очевидно, под влиянием убийства несчастного Сутеева он позволил себе показать свои глаза. И они по-настоящему испугали следователя.