Молодой человек, решив работать в КГБ, сразу по окончании школы пришел в местное управление и попросил взять его на работу. В управлении его выслушали и посоветовали сначала получить высшее образование. При этом ему рекомендовали выбрать юридический факультет. Он так и сделал, поступив на юридический факультет. Но в КГБ не забыли о молодом человеке, так наивно и отважно попросившемся на работу в их ведомство. По строгим правилам, заведенным в КГБ, все заявления и встречи строго оформлялись. И пожелание молодого человека было занесено в особую папку, для последующей работы.

Он закончил юридический факультет в семьдесят пятом. К тому времени самым главным разведчиком всех времен и народов стал легендарный Штирлиц. После просмотра этого телесериала молодой человек уже не сомневался, кем он станет в будущем. И когда закончил юридический факультет Ленинградского университета, его отправили по распределению на работу в органы государственной безопасности. Разумеется, в такую организацию, как КГБ, студентов просто так, без соответствующих проверок не брали. Очевидно, что все годы учебы в университете за ним было установлено негласное наблюдение, которое он достойно прошел. Его отец был участником войны, мать прошла блокадный Ленинград. В те годы, когда цинизм и безнравственность еще не считались нормой, таким анкетным данным придавали большое значение. И он получил распределение в КГБ.

Базовое юридическое образование, тем более обретенное в таком престижном университете, значило очень многое. Но ему пришлось учиться. Его взяли в элиту КГБ – в Первое Главное Управление, известное как разведка Советского Союза. Учиться пришлось долго и настойчиво. В разведке готовили настоящих профессионалов, отбор был очень жестким. А завершив учебу, он получил не только офицерское звание, но и блестящее владение немецким языком.

Выдержанный, дисциплинированный, аккуратный, добросовестный, настойчивый, энергичный – все эти эпитеты взяты из личного дела молодого офицера КГБ. Даже своей будущей жене он не сразу сказал, где работает и куда собирается поехать. По странному стечению обстоятельств его будущая жена родом из Калининграда, из того самого бывшего немецкого Кенигсберга, который отошел после войны к Советскому Союзу и в котором, несмотря на почти полное переселение немцев, все же сохранялся некий немецкий дух.

Молодого офицера направили на работу в Германию. Наконец сбылась его мечта. Но его отправили не нелегалом, как виделось ему в молодости, а на рутинную работу в Дрезден, в Германскую Демократическую Республику. В ней были размещены советские войска, повсюду сидели советские советники. Никто и не думал скрывать, что Путин работает на советскую разведку. Он не стал нелегалом, ему поручили обычную работу под прикрытием в стране, где почти легально работали все спецслужбы Советского Союза. Некоторые коллеги будущего президента потом посчитали, что это была не слишком обременительная и даже несколько унизительная работа для офицера четвертого отдела ПГУ КГБ СССР.

Конечно, он не был Джеймсом Бондом, но в условиях Дрездена подобный героизм не мог быть принят и понят его начальством. Однако он сумел дослужиться за эти годы до подполковника, отмеченного наградами СССР и ГДР. Работавшие с ним разведчики отзывались о нем как об исключительно надежном и добросовестном офицере.

Когда в восемьдесят девятом году началась революция в ГДР и административные здания начали захватывать митингующие, в Дрездене произошел чрезвычайный случай. Толпа митингующих двинулась к зданию общества советско-немецкой дружбы, за которое отвечал будущий президент. Рядом с ним в тот момент было только два автоматчика.

Конечно, он точно знал, что за его спиной вся мощь Советской Армии. Конечно, он понимал, что митингующая толпа немцев – это не обычный «бессмысленный бунт», а всего лишь вышедшие на улицы законопослушные граждане, недовольные политическим строем и запретами в собственной стране. Но в тот момент могла произойти любая провокация. Достаточно было одного выстрела, одного крика. Он вышел к толпе и на хорошем немецком языке начал уговаривать людей разойтись. Ему всегда было трудно выступать перед толпой, перед аудиторией. Такие люди идеальные исполнители, надежные воины, но не ораторы, способные зажечь своим темпераментом тысячные толпы людей. Однако в тот день ему удалось остановить толпу. Он убеждал их не штурмовать здание, объяснял, что все должно пройти спокойно. Ему поверили и начали расходиться. Никто, кроме его жены, не мог даже представить себе, какого физического и душевного напряжения ему стоила эта речь.

Через несколько месяцев он вернулся в родной Ленинград. И его снова обидели. Профессионального разведчика, имеющего многолетний стаж работы, подполковника Первого Управления, отправили работать помощником проректора ЛГУ по международным вопросам. Для такой роли вполне мог подойти бывший завхоз посольства или какой-нибудь офицер на пенсии. Но ему поручили эту работу, и он согласился. В тот момент все офицеры, вернувшиеся из объединенной Германии, считались не совсем надежными, так как в процессе объединения двух стран непонятная пассивность советских спецслужб и армии привела к полному провалу всей политики СССР в Центральной Европе.

Через несколько месяцев ректор ЛГУ Станислав Алтуфьев рекомендовал своего толкового и энергичного помощника проректора своему бывшему профессору, ставшему председателем Ленсовета Анатолию Кобчаку.

В течение многих месяцев будущий президент был советником председателя Ленсовета. Он вышел в отставку и открыто объявил о своей работе в КГБ СССР. В начале девяностых это был мужественный шаг. Правда, знающие люди сразу понимают, чем отличается работа разведчика за рубежом от работы контрразведчика, который ловит диссидентов в собственной стране. Но нарастающий хаос сказался и на всей жизни окружающих людей. Будущему президенту пришлось не раз услышать упреки в свой адрес, оскорбительные выпады, глупые подозрения. Сильно досталось и его бывшему преподавателю, ставшему его руководителем. Кобчак был типичным продуктом новой советской избирательной системы, когда на поверхности оказывались демагоги с хорошими ораторскими данными, умеющие правильно формулировать и высказывать свое отношение к существующей проблеме. На фоне бывших партийных работников, часто мычащих и блеющих, на фоне лидера страны, не умевшего правильно говорить и допускавшего чудовищные ляпы, на фоне министра иностранных дел, так и не выучившего русского языка, новый лидер Кобчак казался одним из самых умных и достойных людей нового времени.

Доктор юридических наук, профессор права стал одним из самых ярких депутатов. Прямая трансляция по телевизору мгновенно превратила его в одного из самых популярных людей нового времени.

Он клеймил позором партократию, выступал как непримиримый демократ и либерал. Его громовые речи становились известны всей стране, его выбирали во всевозможные комиссии, ему поверили миллионы людей. Никто не вспомнит спустя много лет, как блестящий Кобчак издевался над партократами, выбранными от национальных округов. Его речь, полная сарказма, стала символом борьбы новых демократов с отживающей партийной номенклатурой. Спустя много лет его супруга будет избрана в сенат по списку от национального округа, но это уже не будет столь существенным фактом, на который необходимо обращать внимание.

Кобчак был назначен в комиссию по расследованию трагедии в Тбилиси, когда противостояние между армией и толпой людей завершилось кровавой драмой, в которой погибли восемнадцать молодых женщин и девушек. На волне возмущения этой трагедией в Тбилиси прибыла комиссия Верховного Совета. В нее входили писатели и ученые. Комиссия почти единогласно обвинила руководство Грузии и командование армии в умышленном убийстве несчастных жертв этой трагедии. Версия о «саперных лопатках», применяемых солдатами во время безоружной демонстрации протеста, еще долго гуляла по всем средствам массовой информации.

И никто, ни один беспристрастный наблюдатель, не захотел задать элементарного вопроса, который напрашивался после вынесения этого невероятного вердикта сам собой. Как могло получиться, что в этой трагедии погибли только женщины и девушки? Неужели грузинские мужчины стояли и смотрели, как убивают их сестер и дочерей? Почему среди погибших не было мужчин? И почему эксперты не обратили внимания на мнение многих независимых патологоанатомов, утверждавших, что смерть девушек наступила в результате сжатия тел, возникших во время давки у дома правительства. Но на трагедии было решено заработать дополнительные очки. В те дни в Тбилиси был настоящий траур, город почернел от горя. И прислушаться к другому мнению означало опровергнуть выводы комиссии. В тот момент такие выводы были нужны новым властям Грузии, московским либералам, так неистово разрушающим собственную страну, и самой комиссии, доказавшей свою беспристрастность и честность.

Кобчак стал настоящим героем. Уже открыто обсуждался вопрос о его выдвижении в президенты страны. В июне девяносто первого его избрали мэром Ленинграда. А через несколько недель он провел референдум и переименовал город в Санкт-Петербург, несмотря на протесты почти половины населения города. Будущий президент стал председателем Комитета по внешним связям. Кобчак оценил его умение работать, сдержанность, честность и компетентность своего советника, выдвинул его на пост руководителя комитета.

Еще через три года будущий президент стал первым заместителем мэра города. Без его визы не проходило ни одно важное решение, ни одна сделка мэрии. Но это было потом, несколько лет спустя, уже после того как развалилась огромная страна и две попытки переворота стали суровым испытанием для самого Кобчака и его первого заместителя.

Президент вернулся на свое место и вспомнил, что должен поговорить с руководителем администрации. Он поднял трубку, чтобы вызвать к себе нужного ему чиновника. На часах было около двенадцати.

РОССИЯ. МОСКВА. 6 ДЕКАБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

В этот день далекого сорок первого года началось зимнее наступление советских войск под Москвой. Тогда казалось, что перелома достичь невозможно, немецкие передовые части были уже на окраинах города. Но именно в этот момент началось контрнаступление советских частей. Враг был отброшен от столицы, и это была первая крупная победа советских войск в самой страшной войне, которую знала страна.

Ветераны войны, генералы, руководители города возлагали цветы к памятнику Неизвестному солдату и к сотням других памятников, разбросанных по всему городу. Это был день, который традиционно помнили все фронтовики.

Гейтлер находился у здания Манежа. Теперь вся площадь была перекрыта различными постройками, а под землей разместился целый комплекс. Гейтлер видел, как к Александровскому саду тянулись ветераны войны. В основном это были глубокие старики и старухи. Приехала делегация во главе с энергичным мэром города.

Гейтлер пересек улицу и оказался около отеля «Националь». Он помнил, что рядом находилось здание отеля «Интурист». Но, проходя мимо «Националя», обнаружил, что здания этого высокого отеля тоже нет. Это вызывало по меньшей мере недоумение. Сразу два крупных, сравнительно новых отеля в центре города снесены. Гейтлер прошел дальше, поднимаясь к зданию Центрального телеграфа. Он помнил это здание. Сюда он приходил много раз, чтобы позвонить в Берлин, поговорить с женой, с дочерью, с еще живыми родителями. Он прошел мимо него скорым шагом, не останавливаясь.

У здания мэрии он перешел подземным переходом на другую сторону улицы и остановил машину. Водителя темно-красного «Москвича» он попросил довезти его до здания отеля «Украина», рядом с которым его должен был ждать Сальков. Еще через два часа Гейтлер был уже дома, переодевался к обеду. Дзевоньский сидел за столом. Кухарка принесла еду. В ее присутствии они говорили только по-немецки, чтобы не выдавать своего хорошего знания русского языка. Правда, Дзевоньский общался с ней по-русски, успешно коверкая язык.

– Как ваша поездка? – спросил Дзевоньский. – Сегодня вы что-то вернулись рано.

– Решил доставить вам удовольствие, – пошутил Гейтлер, усаживаясь за стол. – Я думаю, нужно подумать о замене нашего дома. Мы можем тут примелькаться.

– Я об этом подумал, – согласился Дзевоньский. – Вам необходимо почаще появляться в офисе нашей фирмы. Вы однажды там уже были. Мистер Карл Гельван один из немногих людей, кому я могу доверять.

– Он знает обо мне?

– Нет. Об этом мы уже много раз говорили. Ни один человек, кроме меня, не знает, кто вы такой. Гельван знает только нашу задачу в общих чертах. Но в любом случае нам могут понадобиться помощники. Карл Гельван один из тех, кто будет нам помогать.

– Ясно. Скажите ему, чтобы он приехал к нам.

– Когда?

– Прямо сейчас. Данке шен, – поблагодарил он кухарку, которая принесла еду.

Дзевоньский достал телефон и набрал номер.

– Карл, – сказал он, услышав знакомый голос, – срочно приезжай к нам. Мы тебя ждем.

– Вы не отпустили Салькова? – спросил он, убирая аппарат.

– Нет, – ответил Гейтлер, – если я начну отпускать его в два часа дня, он решит, что у нас не так много работы. Пусть ждет.

– Прекрасно. В таком случае, появление здесь Гельвана будет очень кстати. Сальков убедится, что мы вызываем к себе руководителя нашего офиса.

– Сколько человек работают с вашим Гельваном?

– Две женщины и два водителя. Есть еще курьер.

– Вы их проверяли? Там не может случайно оказаться внедренного сотрудника КГБ? Хотя сейчас контрразведка называется ФСБ.

– Проверял. Не волнуйтесь, генерал. Каждый занимается своим делом. Я получил генерала даже на год раньше вас, герр Гейтлер. За хорошую работу в контрразведке. Традиционно считается, что в контрразведке получить звание гораздо труднее, чем в разведке.

– Никогда об этом не слышал. У нас хорошая кухарка, – одобрительно сказал Гейтлер, попробовав жареные грибы со сметаной.

– Надеюсь, – пробормотал Дзевоньский, – мы платим ей большие деньги.

– Ваши охранники из местных?

– Разумеется. Кроме нескольких людей, которые за вами следят. Я привез их с собой. Но они живут в другом месте.

– Все вместе?

– Нет. Парами. Одна пара на одной квартире, другая – на другой.

– Обе пары мужские?

– Нет. Я думал, вы заметили. Вторая пара смешанная. Они муж и жена.

– На самом деле супруги?

– Это имеет для вас принципиальное значение?

– Нет, никакого. Документы в порядке? Как они проходят по документам? Здесь несколько иные нормы нравственности. Если мужчина и женщина снимают одну квартиру и не являются супругами, то об этом рано или поздно узнает участковый сотрудник милиции.

– Вы так хорошо знаете их менталитет?

– Надеюсь, что знаю. Вторая пара не оформлена как супруги? – Дзевоньский почувствовал сарказм в словах Гейтлера.

– Не оформлены. Они друзья из Америки. Оба граждане Америки и снимают одну квартиру. Так дешевле, они приехали сюда для практики по обмену опытом. Документы у них тоже в порядке.

– Прекрасно, – Гейтлер повернул голову, – кажется, она забыла принести пиво.

– В холодильнике, – сообщил Дзевоньский, – я уже выучил ваши вкусы.

Гейтлер издал короткий смешок, поднялся и достал две банки пива.

– Я не люблю пива, – заметил Дзевоньский.

– Знаю, – ответил Гейтлер, – я достал обе банки для себя. – Он вернулся на свое место.

– Могу я задать вам личный вопрос? – неожиданно спросил Дзевоньский.

– Конечно, – отозвался Гейтлер, – какие у нас могут быть секреты друг от друга? – Он налил себе пива в большую кружку.

– У вас появилась любовница?

Кружка в руках у Гейтлера не дрогнула. Просто он сделал еще два глотка и поставил кружку на стол. Затем очень спокойно посмотрел на Дзевоньского:

– С чего вы взяли? Вы умеете читать мысли?

– Не умею. Я проверяю белье, которое вы сдаете в стирку. Все рубашки, брюки, носки, трусы. Все без исключения. Вы можете забыть какую-нибудь бумагу, а я не имею права ошибиться. И несколько дней назад я обратил внимание, что на рукаве вашей рубашки был отчетливый след губной помады. Очень нечеткий след, но это была губная помада. Кроме того, ваша майка отчетливо пахла женским парфюмом.

– Неужели вы еще и нюхаете мое грязное белье? – беззлобно поинтересовался Гейтлер. – Должен вам признаться, Дзевоньский, что я тоже все проверяю перед тем, как сдаю белье в чистку. Но вы меня снова потрясли. Такой необычный нюх и такая наблюдательность.

– Значит, женщина была?

– Я был у проститутки. Снял номер в отеле и вызвал по телефону женщину. Я еще достаточно здоровый человек, Дзевоньский, и у меня нормальная потенция.

– И вы потратили на проститутку почти полмиллиона евро? – спросил Дзевоньский. – Я проверял ваш чемоданчик. Оттуда исчезла половина ваших денег.

– Именно моих. Я ведь не прошу у вас других денег.

– Хорошо, – кивнул Дзевоньский, – если не хотите, можете не отвечать. Вы можете встречаться с кем угодно. Только не приглашайте сюда женщин по вызову. Они привлекут внимание бандитов, сутенеров, заодно и милиции.

– Я учту ваше пожелание. Обещаю, что посторонние женщины здесь не появятся.

– Вы должны понимать мое беспокойство, Гейтлер. В России идет самая настоящая война. Сейчас каждый иностранец, прибывающий в эту страну, находится на особом учете. И вполне вероятно, что за вами могут следить. Или подставить вам человека.

– Возможно, вы считаете, что я потерял квалификацию? У каждого своя работа, генерал.

В наступившей тишине появилась кухарка, которая принесла мясо индейки. Оба сосредоточенно придвинули к себе тарелки, словно ждали именно этого блюда. Когда женщина вышла, Дзевоньский быстро заметил:

– Мы делаем одну работу, генерал. Не нужно так нервничать. Я обязан обеспечивать в том числе и вашу безопасность.

– Не сомневаюсь. В следующий раз я специально испачкаю мое нижнее белье, чтобы вы могли найти его по запаху, – раздраженно заявил Гейтлер. Ему было неприятно, что он мог допустить такую оплошность, не заметив пятна на своем рукаве. Наверное, он был слишком невнимательным. Для разведчика такой промах абсолютно непростительная ошибка. Но больше на эту тему они не говорили. Гейтлер понял, что Дзевоньский ему не поверил. Дзевоньский понял, что Гейтлер лжет и знает, что его собеседник ему не верит. Каждый остался при своем мнении. Они слишком много времени провели в спецслужбах, чтобы верить друг другу.

Через час приехал Карл Гельван. Это был высокий тридцатипятилетний латыш, бывший спецназовец, который служил в десантных частях Советской Армии еще в восемьдесят девятом году. Затем он вернулся в Ригу, устроился на работу в полицию. В девяносто четвертом переехал в Бельгию. Работал охранником, телохранителем, инструктором по рукопашному бою. В девяносто восьмом устроился работать к Дзевоньскому и с тех пор выполнял его деликатные поручения. Гельван вошел в дом и прошел в гостиную с камином, где его уже ждали. У него были светлые волосы, немного выпученные глаза, строгие, словно вырубленные черты лица.